Тревожный август - Хруцкий Эдуард Анатольевич (читать книги полностью .TXT) 📗
Он не замечал жары, мокрой майки, прилипшей к спине. Он был весь поглощен давно забытым процессом созидания, дающим человеку физическую радость, счастье.
— Где же ты, мама, такого работника нашла? — раздался у него за спиной густой женский голос.
Степан обернулся, вытирая тыльной стороной ладони потное лицо. Высокая, стройная женщина в выгоревшем сарафане, улыбаясь, протянула ему руку У нее были большие светлые глаза, густые, отливающие бронзой волосы, собранные в тяжелый пучок на затылке.
— Да вот, — Полесов пожал протянутую руку, — помог вашей мамаше немного.
— Спасибо. Только вы сначала скажите, откуда такие помощники берутся?
Степан расстегнул нагрудный карман гимнастерки, вынул удостоверение. Женщина внимательно прочитала его.
— Из Москвы, значит.
— Оттуда, Клавдия…
— Михайловна. Игнатова.
— Вот и познакомились. Вы мне за труды праведные водички бы дали помыться.
— Пойдемте, полью.
Ледяная колодезная вода обожгла разгоряченные работой плечи. Степан вымылся по пояс, надел гимнастерку. Он заметил, как женщина уважительно поглядела на орден, на шпалы в петлицах, и ему стало приятно.
— Я к вам, Клавдия Михайловна, по делу.
— Что это за судьба у меня такая, — она опять улыбнулась, — такой мужчина видный — и по делам.
— Жизнь такая, Клавдия Михайловна, — ответил Степан, а про себя подумал, что хорошо бы приехать к ней просто так, без всяких дел, помочь поставить дом, рыбы наловить, а вечером гулять с ней по пахнущему травой полю, обнимать ее упругие теплые плечи.
— Вы, Степан Андреевич, по поводу убийства к нам приехали?
— Точно. Хочу у вас спросить, как Ерохин узнал, что его в райцентр вызывают.
— Да очень просто. Я в правлении была. Я же в одном лице и зам, и агроном, и парторг. Позвонил по телефону Аникушкин, заворг, и просил передать, что Ерохина вызывают. Вот и все.
— Ну хорошо. Позвонил, передал, а вы что же?
— Я сразу к Ерохину пошла и передала ему. Он собираться стал, вывел велосипед и поехал.
— Сразу в район?
— Нет, мы с ним еще в правлении с час-два документы подбирали. Ну, а потом он уж и поехал.
— А кто еще знал о вызове?
— Да никто. Люди в поле были.
— Так уж и никто в правление не заходил?
Клавдия подумала, а потом отрицательно покачала головой.
— Нет, никто.
— Дела, — Степан задумался.
Все вроде совпадало. Убийца ждал Ерохина около часа. Значит, его предупредили сразу же, и он… Стоп. Конечно, он шел из райцентра. Точно, оттуда. Иначе бы он застрелил председателя сразу по выезде из деревни, в лесу.
— Спасибо, Клавдия Михайловна, — Степан встал, стряхнул с брюк приставшую стружку, — спасибо, я, пожалуй, пойду.
— Да куда же вы, Степан Андреевич? Так не пойдет. Из нашего колхоза гости голодными не уходят. Чем богаты…
Степан взглянул на нее и будто утонул в ее огромных глазах. Нет, не мог он так просто уйти от нее.
— Ну что, пошли к столу, — улыбнулась женщина.
Ну и дед. Ничего себе — восемьдесят лет. Да он покрепче его, Игоря, будет. Вон лапища какая, загорелая, жилы, словно канатики, перевились. Да такой этими вот пальцами пятак согнет. Старик сидел за столом, на них поглядывал хитровато, будто спрашивал: зачем пожаловали, граждане дорогие?
— Ты чего, Ефимов, пришел? А? Какая такая у тебя во мне надобность? И молодого человека привел. Никак, в острог меня засадить хотите, дорогие милицейские товарищи.
— Ты скажешь, — участковый сел на лавку, — тоже шутник.
— Так зачем же? Дело какое, али в гости?
— Считай, что в гости.
— А раз в гости, то иди к шкафчику, лафетники бери. А я мигом.
Старик вышел в сени. Игорь внимательно оглядел избу, вернее, не избу, а так, наскоро вокруг печки сколоченную комнату.
— Зачем лафетники?
— Самогон пить будем, — ответил Ефимов, расставляя на столе рюмки.
— Да ты что, в такую-то жару, на работе…
— Иначе разговора не получится, я этого деда распрекрасно знаю, характер его изучил лучше, чем Уголовный кодекс. Занятный старикашка. Между прочим, партизанский связной.
В сенях загремело ведро, появился хозяин с литровой металлической фляжкой.
— Ну, товарищи милицейские, садитесь. — Он быстро разлил желтоватую, резко отдающую сивухой жидкость по стопкам. — С богом, — хозяин опрокинул водку куда-то в бороду.
«Вот это да», — подумал Игорь и тоже одним махом выпил свою долю.
Самогон показался слишком теплым и очень крепким. Закуски не было, и Муравьев достал папиросы. Закурили.
— Ну, милицейские товарищи, — хитро прищурился хозяин, — какая во мне нужда?
— Ты, Кузьмич, — спросил Ефимов, — среди других свою корзинку узнать можешь?
— А то как же. Очень даже просто. Я в донышке, когда плету, обязательно крест выкладываю. А зачем тебе мои корзины-то?
— Нашли мы одну, вроде твоя.
— Это какая, эта, что ли?
— Она самая.
— И точно моя, я ее совсем недавно сделал.
— А кому, не помнишь?
— Ну как же, Виденеевым из Дарьина. Видишь, ручка проволокой обкручена, это их Витька сделал.
— Семья-то у них большая?
— У Виденеевых-то? Нет. Витька-пацан, невестка и сама старуха Мария Егоровна. А зачем они тебе?
— Дело, Кузьмич, у нас к ним срочное, безотлагательное дело…
У правления их ждал Полесов.
— Ну, что у тебя? — спросил он Муравьева.
— Вроде нашли. А у тебя?
— Глухо.
— Иди докладывай.
Они опять с трудом протиснулись в тамбур и попали в маленькую комнату правления. Степан подошел к телефону, висевшему на стене, закрутил ручку. В трубке что-то шумело, слышались отдаленные разряды. Наконец женский голос ответил: «Город». Степан назвал номер райотдела и попросил соединить его с Даниловым. Они с Игорем по очереди условными выражениями доложили о результатах.
— В Дарьино я поеду сам, буду там через час, — сказал Данилов.
Степан повесил трубку, посмотрел на Игоря:
— Далеко до Дарьина?
— Надо у Ефимова спросить.
Игорь высунулся в окно и подозвал участкового:
— Ефимов, до Дарьина далеко?
Участковый, подумав, ответил:
— Если лесом напрямки — минут двадцать, а по дороге, так час с гаком.
Они не успели еще дойти до околицы Глуховки, как их догнала полуторка, переделанная под автобус.
— Наша, — обрадовался Ефимов, — райотдельская.
Машина притормозила. Из кабины высунулся молодой светловолосый парень:
— Далече, Ефимов?
— В Дарьино. Ты бы нас подбросил, Копытин. Со мной товарищи из Москвы, а по такой жаре пехом взмокнешь.
— Садитесь.
Через несколько минут они были на месте. Дарьино, в отличие от Глуховки, совершенно не пострадало от оккупации. Дома стояли так, как им и было положено. Казалось, что война и не заходила в эти места.
— Н-да, — сказал Муравьев, — у меня создалось впечатление, что мы попали в рай.
— Вроде того, — отозвался Ефимов, — лучшая деревня на моем участке. Видите, вон там дом под шифером. Там Виденеевы живут. Вы идите туда, а я зайду к бойцам-ястребкам, их в деревне двое, что-нибудь насчет обеда соображу, а то от голода сил никаких нет.
— Вот это дело, — обрадовался Игорь, — а то вечер на носу, а мы еще ничего не ели.
Степан молчал. Он пообедал у председателя, и теперь ему как-то было неудобно говорить об этом.
— Пошли к Виденеевым, поговорим со старушкой.
Они разошлись по пыльной деревенской улице. Жара постепенно спала, пахло зеленью и рекой. У виденеевского дома Степан остановился, прислушался. Вроде собак не было. Они открыли калитку.
— Пошли.
На крыльце сидел белобрысый паренек и немецким штыком-ножом строгал палку. Он только поднял глаза на пришедших, продолжая так же яростно кромсать здоровую орешину.
— Ты Витька? — спросил Игорь.
— Витька, — ответил мальчик.
— Ну, тогда здравствуй.
— Здравствуйте, дяденьки. Вы из милиции?
— Точно.
— А зачем к нам?
