Вольный стрелок - Миленина Ольга (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
— Ладно, я пивка пока. — Шестой бокал опустел — в Перепелкине было уже три литра пива. — Так слушай — я немного принял, похорошело мне, а Петька прям стакан сразу накатил. Обидно мужику, что здоровый такой, а его как собаку отдолбили, — вот и раскололся. Так-то из него слова не вытянешь, я его сколько раз просил, чтоб рассказал про тех, кто в поселке живет, — кто водку жрет, кто блядей вызывает, кто гулянки с бабами устраивает или жену колошматит. Люди-то при бабках, известные, статейка бы получилась атасная. А он ни в какую — выпрут, говорит, за такое. А тут сам начал — все и выложил. А уж как рассказал, застремался — просить начал, чтоб его не упоминал, а то выпрут из агентства. Я ему — понятное дело, Петь. А сам думаю — хер-то я молчать буду, раз такие дела.
Ну и говорю — пойду, Петь, пора. А он просек, просить стал, чтобы я не писал, — сотку баксов взаймы, говорит, дам, отдашь, когда сможешь, только не пиши. Жалко мужика стало, я ему и говорю — да не буду я. Прикинулся, что сам в жопу уже пьяный, — и свалил. Я ж журналист, ты пойми, — как я могу молчать, когда такое услышал?
Говорить ему, что он слишком высокого о себе мнения, я не стала. И что пишет он не для того, чтобы открыть людям истину, — а чтоб гонорар заплатили и зарплату повысили. И что хотя фамилия банкира не указана, тот, кто знает, о ком речь, легко может вычислить, от кого исходит информация. А значит, соседа своего он все-таки подставил — при этом наверняка взяв у него якобы взаймы сотню долларов за молчание.
Я далека была от того, чтобы его осуждать, — не судите, да не судимы будете. Тем более что мне знакомо ощущение, когда получаешь потрясающую фактуру, а тебя просят хранить ее в тайне. Жуткое ощущение, честное слово.
Особенно болезненное в те времена, когда я была настоящим стервятником — готовым писать о ком и о чем угодно. Таким бескомпромиссным стервятником, не расположенным никого щадить. Беспощадным вскрывателем нарывов на теле общества, готовым в поисках фактов клевать любую падаль, плюющим на последствия своей статьи и руководствующимся только одним мотивом — читатель должен знать правду.
Ох каким я тогда была разоблачителем! Мне даже все равно было, кого разоблачать. Комсомольского работника, мотающегося за казенный счет за границу и берущего с собой секретаршу-любовницу, — или тренера какой-нибудь сборной, который наживается, распродавая экипировку и дефицитные продукты, положенные его подопечным. Берущего взятки за прописку внуков к бабушкам начальника жэка — или директора рынка, за деньги отдающего предпочтение торговцам с Кавказа и гоняющего русских бабок.
Мне даже родной папа в шутку сказал как-то, что меня боится — и дарит мне машину, только чтобы я не разгромила то совместное предприятие, в которое он перешел из своего института на большие по тем временам деньги. Потому что если предприятие рухнет, то они с мамой умрут с голоду, — и уж лучше пожертвовать машиной, чем жизнью. Это была шутка — но в ней присутствовала доля истины.
Правда, в отличие от сидевшего передо мной урода я всегда разоблачала бескорыстно — и никогда не подставляла человека, который мне что-то рассказывал и при этом просил сделать так, чтобы никто ни о чем не догадался. Знания душили меня и распирали — но я упорно рыла землю, чтобы сдержать слово и найти другой ход. Чтобы повернуть все так, чтобы мой, так сказать, осведомитель остался в тени. А этот урод действовал из корыстных побуждений — и подставил своего соседа. И кажется, этим гордился.
— Я из дома сразу в редакцию — к главному. — Воспоминания о том, что он считал подвигом, доставляли Перепелкину не меньшее наслаждение, чем пиво. — Тот мне — да от тебя водкой несет! А я ему — специально выпить пришлось с человеком, чтоб рассказал кое-что. За редакцию, говорю, страдаю — потому как меня от спиртного воротит. А сейчас, говорю, дайте мне машину и фотографа — я вам такое привезу, что упадете. А он даже машину не дал — сам, говорит, съездишь. Я баксы поменял Петькины, тачку поймали с фотиком — и туда. Охрана нас не пускает — а тут менты. Я им удостоверение, а они нас на три буквы. А фотик парень ушлый, щелкнул тот дом, который видно было из-за ворот, — какая хер разница, кто там живет, тот или не тот. Вот и дали снимок еще — чтобы красивее. А заголовок я сам придумал — что богатые тоже хочут. Отпад, да?
— Фантастика! — Я покачала головой, подтверждая, что поражена, — что во многом было правдой. — Честное слово, просто фантастика. Если ваш главный редактор после этой статьи не повысит вам зарплату хотя бы вдвое — то он просто дурак. И лично я не сомневаюсь, что после этой статьи на вас посыплются предложения из других газет — наверное, мы с вами сидим тут сейчас, а там в редакции у вас телефон разрывается…
Перепелкин не понял моего намека на то, что пора заканчивать, пьяно осклабившись.
— А вот скажите, Володя… — Я была несколько растеряна услышанным и судорожно пыталась сообразить, могу ли еще что-нибудь из него вытянуть. — Ваш сосед — он думает, что это убийство? И что его убила именно девушка — или она просто могла открыть кому-то дверь?
— Да ясный день — убийство! — Мой собеседник, похоже, даже обиделся. — Как иначе-то? Девка была — Петька ее видел в машине. И трусы потом видел.
Думаешь, этот из шкафа их достал, чтоб на них дрочить? Не, девка была — а потом смотала. Вот ты мне и скажи — на кой? А потому, что она и убила — и сперла что-то, может. Может, у него там бриллианты дома были или бабки бешеные. Или заказ ей дали — что, думаешь, баб-киллеров не бывает? Да и чего сложного — затрахала до полусмерти, а потом сыпанула чего в стакан. Может, и не знала, что насмерть, — сделала, что сказали, думала, там снотворное, а увидела, что банкир окочурился, и сбежала. А может, надо было в дом кого впустить — и кто-то другой его и того…
— Но ваш сосед сказал, что незамеченным туда не пройдешь… — начала я, но разошедшийся Перепелкин меня прервал:
— Да че не пройдешь! Ушла телка-то — значит, точно так же и прийти кто-то мог. Я откуда знаю — может, они там в дежурке водку жрут или по ночам дрыхнут? Я вон в армии у знамени части спал — стою с автоматом, а сам сплю. А тут что — охота им всю ночь сидеть? Подъехала машина, сигнал дала, так проснулись — а если никто не будит, и спят себе. А может, им снотворного сыпанули, а они отключились? А может, кто из поселка этого банкира убрал — телку ему подсунул, та ему яду дала, думая, что снотворное, и дверь открыла. А человек из своего дома вышел ночью, заглянул к банкиру, взял что хотел, и все, привет горячий!
Странно — но все это было логично. И прекрасно подтверждалось нежеланием Зайцева беседовать со мной на эту тему, и попыткой убедить меня вообще ничего не писать, и тем, что он пропал сегодня, скрываясь от меня и собираясь бегать и дальше.
— А может, кто из банка его и заказал — чего б служба безопасности Петьку так отдолбила? — Пиво совершило чудо, превратив бездарного писаку в наделенного богатейшей фантазией и брызжущего идеями писателя-детективиста. — Может, он там кому мешал бабки делать — вот телку ему и подсунули. А потом ментам сказали, чтоб шум не поднимали, — от сердца помер, и все дела, и нам и вам так легче. Может, пробашляли им даже — скажешь, быть такого не может? Чего ж тогда написали в некрологе, что банкир от сердца помер? Ладно б следствие шло — можно промолчать про девку, а тут какое следствие, раз сам умер? Ментов пробашляли и тех, кто мертвяка вскрывал, — и все дела. Скажешь, быть такого не может?
— Вы такой умный, Володя! — поддела его автоматически, думая совершенно о другом — а именно о том, что в его словах нет ничего нереального. И возможен любой из перечисленных им вариантов. — Почему вы об этом не написали?
— Да написал — а главный сказал, что с ментами ссориться не хочет, еще налоговую нашлют или чего другое учудят. — Перепелкин грустно вздохнул. — Сказал, что того, что есть, хватит. А что умный я — это ты точно. Учись, пока я жив!
С его манерой работы было опрометчиво произносить такие фразы — я бы не удивилась, если бы его пристрелил выпертый из своего агентства охранник. Но я кивнула ему благодарно, как бы обещая воспользоваться предложением. Погружаясь в свои мысли — из которых вышла только потому, что ощутила скользящий по мне взгляд. Разглядывающий лицо, стаскивающий с меня обтягивающую водолазку, облизывающий жирненькие грудки. И подняла глаза на собеседника, в котором пиво и еда пробудили тот самый инстинкт, который называют основным. И который так бы и спал в нем, если бы он не опохмелился и не поел.
