Голос скрипки - Камиллери Андреа (книги хорошего качества .TXT) 📗
- Она назначена сегодня на пять.
- Ты идешь?
- Естественно.
- Сделай мне одолжение. Спроси у Панцакки, каким именно оружием угрожал ему Маурицио Ди Блази. И когда он ответит, поинтересуйся, можно ли увидеть это оружие.
- Что ты скрываешь?
- Узнаешь, когда время придет.
- Сальво, можно тебе кое-что сказать? Мы все тут уверены, что, если бы расследование вел ты, Маурицио Ди Блази был бы жив.
Теперь еще и Николо туда же, заодно с Мими.
- Да идите вы знаете куда?!
- Как не знать, мне как раз туда и нужно. Со вчерашнего дня животом маюсь. Не забудь, конференцию будут передавать в прямом эфире.
Он расположился на веранде с книгой Деневи. Но не прочитал ни строчки. Одна мысль не давала ему покоя, та же, что и накануне ночью: что такого странного он видел или слышал, когда осматривал дом вместе с доктором?
Пресс-конференция началась ровно в пять, Бонетти-Альдериги был маньяком пунктуальности («это вежливость королей», повторял он при всяком удобном случае: не иначе как аристократическая четвертушка крови ударяла ему в голову, и он уже воображал себя увенчанным короной).
Втроем они сидели за накрытым зеленым сукном столиком: начальник полиции посередине, по правую руку от него - Панцакки, по левую - доктор Латтес. За спиной стояли шестеро полицейских, которые участвовали в операции. У подчиненных лица были серьезные и натянутые, зато физиономии трех начальников выражали умеренное удовольствие - умеренное, поскольку без трупа все же не обошлось.
Начальник полиции взял слово первым, ограничившись похвальной речью в честь Эрнесто Панцакки, назвав его «человеком, которого ждет блестящее будущее», и кратким гимном самому себе за решение поручить расследование начальнику опергруппы, который «сумел раскрыть преступление в двадцать четыре часа, в то время как кое-кто другой со своими давно устаревшими методами потратил бы бог знает сколько времени».
Монтальбано бестрепетно проглотил пилюлю, даже внутри ничего не дрогнуло.
Затем слово взял Эрнесто Панцакки, который повторил в точности то же самое, что комиссар уже слышал из уст репортера «Телевигаты». Правда, без особых подробностей, словно ему не терпелось уйти.
- У кого-нибудь есть вопросы? - спросил доктор Латтес.
Поднялся один палец.
- Это точно, что юноша крикнул «Покарайте меня!»?
- Абсолютно. Два раза. Все слышали.
И повернувшись, посмотрел на шестерых полицейских, которые тотчас согласно закивали головами, как куклы на веревочке.
- И каким голосом! - добавил Панцакки. - Полным отчаяния.
- В чем обвиняется его отец? - спросил второй журналист.
- В пособничестве, - ответил начальник полиции.
- И не только, - добавил Панцакки, напустив на себя таинственность.
- Соучастие в убийстве? - предположил третий.
- Я этого не говорил, - сухо ответил Панцакки.
Наконец, Николо Дзито сделал знак, что хочет задать вопрос.
- Каким оружием угрожал вам Маурицио Ди Блази?
Конечно, журналисты, которые не знали подробностей, ничего не заметили, но комиссар ясно увидел, как напряглись шестеро полицейских, а с лица начальника оперотдела сползла легкая улыбка. Только начальник полиции и заведующий канцелярией никак не отреагировали.
- Гранатой, - ответил Панцакки.
- И где же он взял эту гранату? - настаивал Дзито.
- Видите ли, это граната времен войны, но действующая. У нас есть некоторые соображения, где он мог ее найти, но мы должны еще кое-что проверить.
- Можете нам ее показать?
- Она находится у криминалистов.
На этом пресс-конференция завершилась.
В половине седьмого он позвонил Ливии. Долго слушал длинные звонки. Монтальбано уже начал волноваться. А вдруг ей стало плохо? Позвонил Джованне, подруге и коллеге Ливии, - у него был ее номер. Джованна ему сообщила, что Ливия приходила на работу как обычно, но была, как ей показалось, очень бледной и нервной. И предупредила, что вечером отключит телефон, не хочет, чтобы ее беспокоили.
- У вас с ней все хорошо? - спросила его Джованна.
- Не особенно, - дипломатично ответил Монтальбано.
Чем бы он ни занимался, пытался читать или, покуривая, смотрел на море, постоянно его мучил четкий и неотвязный вопрос: что такое он видел или слышал на вилле, что не укладывалось в общую картину?
- Алло, Сальво? Это Анна. Я только что от синьоры Ди Блази. Ты хорошо сделал, что послал меня к ней. Родственники и друзья, как и следовало ожидать, держатся на расстоянии, подальше от семьи, в которой отец арестован, а сын - убийца. Сволочи.
- Как себя чувствует синьора?
- Да как она себя может чувствовать? У нее был приступ, мне пришлось вызвать врача. Сейчас ей немного лучше, еще и потому, что адвокат, к которому обратился ее муж, позвонил ей и заверил, что инженер скоро будет освобожден.
- А как же обвинение в сообщничестве?
- Сама не знаю. Кажется, обвинение ему предъявят в любом случае, но из-под ареста отпустят. Заедешь?
- Не знаю, посмотрим.
- Сальво, ты должен что-то сделать. Маурицио был невиновен. Я уверена, его убили.
- Анна, ты только глупостей не выдумывай.
- Алё, синьор дохтур? Это вы пирсонально собственной пирсоной будете? Катарелла это. Звонил муж жертвенницы, спрашивал, не можете ли вы пирсонально ему позвонить в «Чолли» вечером сиводни, к примеру, часов в десять.
- Спасибо. Как прошел первый день на курсах?
- Да хорошо, синьор дохтур, хорошо. Я все-все понял. Инструктёр хвалил. Катарелла, говорит, таких людей, как вы, трудно найти.
Озарение наступило незадолго до восьми, и он не стал терять времени. Сел в машину, поехал в сторону Монтелузы.
- Николо на передаче, - сказала ему секретарша, - но скоро будет.
Не прошло и пяти минут, как явился запыхавшийся Дзито.
- Я все сделал, как обещал. Ты видел пресс-конференцию?
- Да, Николо, и похоже, мы попали в точку.
- Ты можешь объяснить, почему эта граната так важна?
- А по-твоему, граната - это дерьмо собачье?
- Да ладно тебе, объясни лучше, в чем тут дело.
- Пока не могу. Да ты и сам, может, скоро поймешь, но я тут ни при чем, ничего тебе не говорил.
- Ну хорошо, тогда выкладывай, что я должен делать или говорить в новостях. Ты ведь за этим сюда приехал? Теперь ты - мой тайный режиссер.
- Только сделай, получишь подарок.
Он вытащил из кармана фотографию Микелы из тех, что ему дал доктор Ликальци, протянул Николо.
- Теперь ты единственный журналист, который знает, как выглядела синьора при жизни. В управлении полиции Монтелузы фотографий нет: удостоверение личности, водительские права, паспорт если и были, то их забрал преступник вместе с рюкзаком. Можешь показать ее телезрителям, если хочешь.
Николо Дзито явно пригорюнился.
- О каком же тогда одолжении ты хочешь меня попросить?
Монтальбано поднялся, пошел к двери и закрыл ее на ключ.
- Нет, - сказал Николо.
- Что «нет»?
- Нет, о чем бы ты ни попросил. Если ты запер дверь, я вмешиваться не хочу.
- Если ты мне поможешь, потом я дам тебе все, что нужно для скандала на государственном уровне.
Дзито не ответил, очевидно, борясь с собой: в его душе то пересиливала отвага, то брали верх опасения.
- Что я должен делать? - спросил он наконец вполголоса.
- Сказать, что тебе позвонили два свидетеля.
- Они существуют?
- Один - да, другой - нет.
- Скажи мне только то, что говорил реальный свидетель.
- Нет, оба. Или всё, или ничего.
- Ты хоть понимаешь - если откроется, что одного свидетеля я выдумал, меня могут выгнать из ассоциации тележурналистов?
- Еще бы. В этом случае можешь сказать, что это я тебя заставил. Тогда нас вместе прогонят взашей, и пойдем мы с тобой выращивать бобы.
