Опасная тихоня - Яковлева Елена Викторовна (читать книги без .txt) 📗
— Ну что я говорил? — Венька посмотрел на меня мученическим взглядом. — Уже началось!
Словно в подтверждение Венькиных слов, городской телефон разразился очередной трелью. С полминуты мы с Венькой препирались на тему, чья очередь поднимать трубку. Потом я сдалась.
Бодрый и подозрительно знакомый басок прокашлялся прямо мне в ухо:
— Могу я поговорить с Капитолиной Алтаевой?
— У аппарата, — отозвалась я, прикидывая, кто бы это мог быть.
— Это Вислоухов, — отчитался басок. — Сегодняшний репортаж по первой программе видели?
— И не дожидаясь ответа:
— Я слышал, Богаевская уже отбыла в обратном направлении. Можно узнать причину?
До чего же быстро распространяются по нашему городу слухи! Слава Богу, эта предвыборная чехарда меня лично касается постольку поскольку, а что было бы, если бы я принимала ее близко к сердцу! Как Венька, например. Впрочем, этот, если верить его откровениям, уже успел закалиться в двух предыдущих ристалищах.
— Ну так что там с Богаевской? — не унимался Вислоухов.
— Богаевская заболела, так что с билетами обращайтесь в кассы, — повторила я слово в слово Венькино заявление и хотела уже бросить трубку.
Тут Вислоухов заорал как резаный:
— Я же чего звоню: у нас сегодня прямой эфир Крутоярова, а послезавтра я приглашаю вашего Пашкова. Так сказать, на словесную дуэль…
— Это что еще за хренотень?
— Это не хренотень, а цикл предвыборных передач в рамках предоставляемого кандидатам бесплатного эфира. Бесплатно предоставляется только сорок пять минут, а если он захочет больше, то за счет вашей фирмы. Понятно? Короче, пусть готовит речь, а если что непонятно, можете перезвонить. — И юный нахал первым бросил трубку. Ничего не скажешь, крепкая поросль пробивается сквозь асфальт, хоть и невзрачная на вид.
— Вислоухов звонил, — доложила я Веньке — Послезавтра Пашкову предлагают бесплатный эфир на телевидении.
Венька ровно на одну минуту задумался, а потом изрек:
— Это кстати. До послезавтра скандал с Богаевской немного утрясется, Пашков объяснит недоразумение слабым здоровьем примадонны, подорванным гамбургерами и заграничными вояжами… Опять же до послезавтра мы придумаем народу новую развлекуху… Да, у нас же еще благотворительная акция намечается, будем дарить телевизор местному детдому.
Услышав про телевизор, я вспомнила Валентина из «Вечерки» и начала дико хохотать.
— Ты чего? — уставился на меня Венька. Я не сразу смогла ответить:
— Ты хотя бы знаешь, сколько им телевизоров уже надарили? У нас же каждая благотворительная акция начинается и заканчивается тем, что детдому дарят телевизор.
— Да? — Венька почесал затылок. — Тогда подарим видак!
После обеда Венька облачился в свое горчичное пальто и куда-то отчалил, оставив меня на хозяйстве и строго-настрого наказав отвечать на телефонные звонки. В его отсутствие я проторчала в кабинете минут десять, а потом тихонько, по боковой лестнице, смылась. С какой радости я должна тут торчать, когда мне покоя не дает то, что я узнала о Елене Богаевской! Я торопилась в музыкальное училище, ибо в нем, если верить звонившей недавно директрисе, капризная оперная дива отучилась год, прежде чем покинуть родной город на долгих пятнадцать лет.
Музыкальное училище, в котором я пару раз бывала, давным-давно, еще до Наташиного исчезновения (это она звала меня на так называемые отчетные концерты), находится достаточно близко от центра города, в глубине глухого двора. Приземистое двухэтажное здание в виде подковы до революции принадлежало богатому купцу и с тех пор изрядно обветшало. Оно выглядело не ахти уже пятнадцать лет назад, а что говорить про его нынешнее состояние? Сейчас оно производило впечатление тяжело больного человека, который держится из последних сил, исключительно на чувстве долга. Даже вывеска у двери «Музыкальное училище имени Глинки» и та потускнела и потрескалась. Уже взявшись за дверную ручку, я медленно оглянулась, кое-что вспомнив. Когда-то во дворе был роскошный фонтан, все, что осталось от него теперь, — полуразрушенный каменный «ободок», теперь к тому же еще и занесенный снегом.
Внутри училище выглядело еще более убогим, чем снаружи: выщербленный кафельный пол, обшарпанные стены, пыльные потолки. Если что и скрашивало эту сиротскую обстановку, то только звуки музыки и хорошенькие мордашки юных музыканток, снующих по сумрачным коридорам, совсем как Наташка когда-то. Женское царство, ребят в музыкальных стенах по-прежнему не наблюдалось.
«Куда идти?» — подумала я, посмотрев по сторонам. Потом, повинуясь наитию, свернула налево и, как всегда, ошиблась. Пришлось остановить розовощекую блондинку с флейтой и спросить, где находится кабинет директрисы.
— На втором этаже, — тряхнула она очаровательными кудряшками.
Я поблагодарила ее и побрела по коридору к лестнице. Сердце у меня странно сжималось, как мячик в руках ребенка; у меня было такое чувство, что сейчас из какого-нибудь класса выбежит Наташка со скрипкой в руках.
У директрисы был малюсенький кабинетик, чуть больше прихожей в моей квартире, которую Венька обозвал шкатулкой, и никакой секретарши. Маленькая, невзрачная, в круглых старомодных очках на переносице, директриса встретила меня настороженным взглядом руководителя, измученного бесконечными проверками.
— Здравствуйте, — сказала она первой.
— Здравствуйте, Ирина Анатольевна, — ответила я и, оглядевшись, опустилась на стул у двери. — А мы сегодня с вами разговаривали.
— Да? — недоверчиво переспросила она.
— По телефону, — уточнила я, — когда вы звонили, чтобы узнать о Богаевской.
— А-а-а, — протянула она, но выражение ее лица все еще оставалось озадаченным. Она ждала, когда я ей все объясню.
— Вы сказали, что Богаевская была студенткой вашего училища… — выдохнула я.
— Да, была, — подтвердила Дорохова, — поэтому мы очень надеялись, что она к нам заглянет. Хотя у нас тут, сами видите, какая разруха. Живем тяжело, но ученики у нас, выходит, талантливые, даже всемирно знаменитые. — Она тронула указательным пальцем дужку очков. — Конечно, Елена Богаевская у нас всего год проучилась, но нам все равно приятно, и гордость у нас, знаете ли, такая. — Она тихо улыбнулась. — Вы не знаете, может, она все-таки еще приедет?
— Я тоже на это надеюсь, — дипломатично ответила я. — А вы, простите, ее знали, когда она была студенткой?
Директриса отрицательно покачала головой:
— Нет, к сожалению, я здесь тринадцать лет работаю, муж у меня военный, и нас сюда перевели из Казахстана, с границы. Вот с тех пор здесь и работаю. Но, вы знаете, у нас ее многие помнят, у нас ведь есть преподаватели, которые закончили наше училище. Вот они ее знали. А вообще, мы очень, очень расстроены, что нам не удалось ее к себе заманить. Чтобы студентки наши на нее посмотрели, да и… что там греха таить, рассчитывали, может, она нам хоть какую-нибудь помощь окажет. Материальную, конечно. Видите, в каком мы состоянии, буквально на грани выживания. Помощи никакой ниоткуда, работаем на голом энтузиазме, зарплата маленькая, и ту задерживают, так что мы уже, как профессиональные нищие, все время с протянутой рукой. Вот до чего дошло, на бывших учениц чуть не облавы устраиваем… Впрочем, это у нас первый случай такой, вообще-то с музыкантов много не возьмешь. Не каждому все-таки удается во всемирные знаменитости выбиться, большею частью наши выпускники мыкаются вроде нас самих. Одни в музыкальных школах работают, другие хормейстерами по клубам, малоимущие и скромные труженики культурного фронта. Или бойцы, если хотите. Так что мы на Богаевскую большие надежды возлагали, думали, может, она хотя бы поможет нам приобрести новый концертный рояль в актовый зал, но, увы, ничего нам не удалось.
Бесхитростная исповедь Дороховой меня тронула. Я даже попыталась себе представить, как она стала бы наводить Богаевскую на мысль о благотворительности: намеками или, как мне, напрямую.
