Опасная тихоня - Яковлева Елена Викторовна (читать книги без .txt) 📗

— …каждый из кандидатов в губернаторы изощряется, как может, пытаясь привлечь на свою сторону голоса избирателей. Так, Игорь Пашков организовал приезд в область всемирно известной оперной певицы Елены Богаевской, местной уроженки, которая давно уже не баловала вниманием свою малую родину.

Две секунды спустя уже сам Пашков отвечал на вопрос Вислоухова, правда ли, что Богаевская приехала, чтобы поддержать его выборную кампанию. А потом на экране возникла сама примадонна, с вежливой улыбкой принимающая цветы от Пашкова. Уже в следующем кадре у нее было затравленное лицо. Собственно, на этом репортаж и закончился, а ведущий новостей извинился вместо Вадика «за неважное качество звука».

Вот тебе и Вислоухов, кто бы мог подумать, что он еще шустрее, чем я предполагала! Впрочем, это вопрос второй, а первый — что же так подействовало на Елену Богаевскую, отчего она побледнела и изменилась в лице? Может, все-таки впечатление от встречи с родиной после долгой разлуки? Хотелось бы верить. А если паче чаяния ей что-то не понравилось в самом кандидате в губернаторы? Что, интересно, ведь он же такой демократический душка?! В процессе этих размышлений я успела незаметно для самой себя натянуть пальто и зашнуровать ботинки, но так и не додумалась до чего-нибудь вразумительного.

«Прикрепленный» ко мне «жигуленок» терпеливо мерз возле подъезда, а морозец был такой, что я подняла воротник и втянула голову в плечи. Мне повезло, Жорик на этот раз не отличался свойственной ему обычно общительностью и ограничился дежурным «здрасьте», а потому я сразу же привычно уставилась в окошко. Должна сказать, когда «жигуль» вывернул на центральный проспект, в глазах у меня зарябило от обилия всякого рода листовок, плакатов и воззваний.

Даже подозрительно хмурый сегодня Жорик не удержался, бросив в сердцах:

— Агитируют, так их, скоро весь лес на бумагу переведут…

Тут мы поравнялись с бывшей обкомовской гостиницей, и я заметила на гостиничной стоянке Венькин «Вольво». Черт его знает, что мне пришло в голову, но я попросила водителя:

— Остановите здесь.

Тот молча повиновался. Я вылезла из автомобиля и быстренько — холодно все-таки — нырнула в стеклянное фойе, заставленное пыльными фикусами в керамических кадках. Тут уж с Венькой не поспоришь: лучший местный сильно уступал «Шератону», хотя мне лично сравнивать трудно. Кстати, о Веньке. Едва переступив порог гостиницы, я услышала его вдохновенное зудение, исходящее из дальнего угла фойе. Обернувшись, я его заметила за особенно развесистым фикусом не одного, а с тем маленьким похожим на Веньку же человечком, который вчера таскал за Еленой Богаевской ее багаж.

— Да что же это такое! — горячился Венька. — Так дела не делаются: захотела — перехотела…

— Я вас понимаю, — отвечал человечек, — но я же вам сказал: мы выплатим неустойку. Венька продолжал плеваться слюной:

— Что нам ваша неустойка, когда по всему городу афиши расклеены, всей губернии объявлено, что Елена Богаевская прибыла специально в поддержку Пашкова. В конце концов, вы ее импресарио или нет? Разве не вы подписывали контракт?

— Да что же я могу сделать? — жалобно отозвался человечек, оказавшийся обладателем невиданного титула импресарио. — Я ее по-всякому убеждал: и так и сяк. Не хочет, и все, сказала, что заплатит любую неустойку. Ну я-то, я-то что могу? Не могу же я выйти за нее на сцену и запеть!

— А вот выходите и пойте! — сорвался на позорный дискант Венька.

Я еще немного послушала Венькину перепалку с импресарио Богаевской, пользуясь тем, что эти двое были увлечены своей горячей дискуссией и, скрытые фикусами, меня не видели. Очень интересный получался расклад: Богаевская отказывалась выступать и тем самым оказывать поддержку Пашкову. Скандал? Скандал! А если еще сопоставить эту новость с ее вчерашней, мягко говоря, непонятной реакцией на торжественную встречу в аэропорту… Так и не доведя свою мысль до конца, я двинулась в сторону гостиничных номеров под неумолкающие причитания Веньки:

— Да что же это такое? Она что, не с той ноги встала?

Именно это я и собиралась проверить, отправляясь на поиски люкса, в котором разместилась заезжая примадонна. Эти самые люксы, сколько я знала, находились на втором этаже, куда я и поднялась по лестнице, но только не по центральной, а по боковой, чтобы меньше мозолить глаза бдительному гостиничному персоналу. Прошлась по коридору, наугад выбрала дверь, показавшуюся мне солиднее прочих, и постучала.

— Войдите! — отозвался твердый женский голос. Может, он принадлежал Богаевской, а может, и какой-нибудь другой постоялице обкомовского люкса.

Я вошла, деликатно прикрыла за собой дверь и обнаружила перед своим носом следующую, таким образом оказавшись зажатой в узком тамбуре, как котлета между двумя кусками хлеба в заморском бутерброде, именуемом гамбургером. Неприятное ощущение, доложу я вам. Хоть я и не считала себя подверженной клаустрофобии, но вторую дверь я толкнула так решительно, что она чуть не слетела с петель.

— В чем дело? Вы кто? — На меня смотрела та самая брюнетка, что накануне решительно сражалась с Вислоуховым.

Я немного растерялась, не зная, как и представиться. В конце концов я просто вытащила из кармана свое журналистское удостоверение — мою палочку-выручалочку, к коей я прибегаю в особенно затруднительных случаях.

Брюнетка буквально вырвала удостоверение из моих рук — от прикосновения ее ледяных пальцев у меня мурашки пошли по коже, — внимательно его изучила, после чего небрежно вернула, почти швырнула со словами:

— Я твердо помню, что никаким журналистам встречи сегодня не назначались, а значит, и вам тоже. Потрудитесь очистить помещение.

Я физически почувствовала, как заалели мои обычно бескровные щеки. Что самое неприятное, эта женщина-вамп формально была права на все сто. Я не имела права соваться к Богаевской без предварительной договоренности, но обстоятельства не оставляли времени для реверансов.

— А вы, собственно, кто? — стала я позорно торговаться, лихорадочно соображая, где сейчас может находиться сама Богаевская.

— А я ее концертмейстер, — отчеканила брюнетка.

— Но… — начала я, собираясь сказать, что концертмейстер — это еще не второе «я» Елены Богаевской, но прервалась на полуслове, потому что из соседней комнаты люкса донеслось:

— Кто там пришел, Майя? Голос был женский и очень взволнованный. Принадлежал он Богаевской.

— Это горничная! — отозвалась брюнетка, оказавшаяся концертмейстером по имени Майя, и пригвоздила меня тяжелым взглядом.

Но я пренебрегла ее молчаливым предупреждением и громко сказала, так, чтобы Богаевская в соседней комнате непременно меня услышала:

— Не правда, я не горничная. Я журналистка, меня зовут Капитолина Алтаева.

Майя дернулась и сжала маленькие, но, без всякого сомнения, твердые кулачки, познакомиться с коими близко у меня не было ни малейшего желания. Я невольно отступила к двери, однако никаких решительных действий с Майиной стороны, к счастью, не последовало. Она удовлетворилась тем, что продолжала испепелять меня взором, от которого при желании спокойно можно было прикуривать, как от газовой зажигалки.

А вот за стеной возникла пауза. Богаевская совсем не торопилась явиться пред мои ясные очи, но я мысленно поклялась себе, что не сдвинусь с места, пока ее не увижу. В крайнем случае свернусь у дверей, как верная псина, и буду трогательно поскуливать в ожидании, когда она наконец до меня снизойдет. Для себя бы я такого никогда не сделала, а для Наташки сделаю.

Видно, мои телепатические пассы настигли примадонну даже сквозь стену, потому что она все-таки возникла в дверном проеме смежной комнаты. И я сразу заметила, что со вчерашнего дня она здорово осунулась. Впрочем, не исключено, что она попросту еще не успела наложить макияж, а потому выглядела не так эффектно, как накануне в аэропорту. Богаевская посмотрела на меня, и на лице ее отразилось замешательство.

— Разве мы с вами договаривались? — Она приподняла красиво очерченные брови.