А я леплю горбатого - Алешина Светлана (книги хорошего качества .TXT) 📗
Сделав это мысленное лирическое отступление, я вернулась к основной теме и посмотрела на своих коллег. Виктор явно скептически отнесся к идее Мариночки, лицо Кряжимского никаких эмоций не выражало. А я решила не перегружать себя такими пустяками. На особый успех предприятия мы, конечно, не рассчитывали — обольщаться по поводу способностей легкомысленной Маринки не стоило. Но и полезной для редакции деятельностью заняться совсем не мешало бы. «В личной жизни ей пока не везет, скоро засохнет от скуки, а так пусть хоть немного развеется», — рассудила я, принимая это решение. Кстати, провал операции — если такое вдруг случится — особо разрушительных последствий для редакции не принесет, поэтому мы ничем не рисковали.
— Ты признался, что хорошо разбираешься в электрической цепи и тому подобных прибамбасах? — повернулась я к Виктору.
Он кивнул, не раздумывая. Впрочем, что удивляться: это же именно наш фотограф первым делом обратил внимание на кран в ванной Владимирцевых — что-то там было не то. Но если бы он не сказал майору правды, у них появился бы лишний повод к нам придраться. Кстати, в милиции все равно на каждого из нас полное досье имеется, так что выяснить биографию любого сотрудника газеты «Свидетель» особого труда не составит. «И как бы мы потом объясняли, что Виктор служил в Афгане, а в проводках самых простейших ничего не понимает?» — скептически усмехнулась я таким мыслям и вздохнула.
Но возразить самой себе было нечего: в конце концов, мы сами навесили на свою шею это непонятное дело. «Какой черт нас дернул встретиться именно с Владимирцевым?» — подумала я и тут же покраснела от такого сравнения: наш Кряжимский совсем не был похож на мохнатое рогатое чудовище, которое хлебом не корми, только дай сделать какую-нибудь гадость хорошим людям.
Впрочем, вредить нам Сергей Иванович, конечно же, не собирался — в этом я была уверена. Скорее всего он тоже явился игрушкой в умелых руках — в этом деле чувствовалось присутствие более злобного и расчетливого ума. «Наверное, Владимирцев уже был обречен на смерть, как неугодный кому-то элемент. А мы, как говорится, просто попали под раздачу, и теперь этот „кто-то“ очень умело пользуется создавшейся не в нашу пользу ситуацией», — подумала я и почти вздрогнула от стоявшей в офисе тишины. Мариночка такого безобразия никогда не допускала: если она не говорила сама, то звонил телефон, пищал ксерокс или факс, стучали клавиши компьютера… Видимо, мои коллеги тоже почувствовали мое состояние, потому что тоже очнулись от внезапно навалившегося беззвучного пространства.
— Я вот тут подумал… — первым прервал неразговорчивый Виктор эту затянувшуюся паузу. — Зачем мы вообще поперлись к этому Владимирцеву? А если бы он не захотел с нами встречаться? У депутатов обычно такое самомнение.
Вопрос был адресован только мне, потому что Сергей Иванович уже задумался о своей роли в этом деле и виновато опустил голову. Пришлось объяснить фотографу, откуда взялась идея написать статью о кадровых перестановках в городской Думе. Виктор уставился на меня совершенно круглыми глазами.
— Его-то я могу понять, — кивнул он в сторону Кряжимского. — Но как же ты не догадалась?
Все остальное я поняла без слов: мы до сих пор не раскопали ни о прошлом, ни о настоящем этой Елены Прекрасной, которая довела нас до жизни такой. Но после этого у меня вдруг сложилось впечатление, что фотограф невольно сравнивал нашего уважаемого Сергея Ивановича с легкомысленной Маринкой, которая не выпускает из поля зрения ни одного представителя противоположного пола.
— Как ты можешь так говорить! — возмутилась я. — Тебе кругом мерещатся только преступники. Ты хотя бы понимаешь, что Каверина вообще никаким боком не касается распределения денежных средств между округами? У нее нет политического мотива, она просто друг семьи. Конечно, нельзя исключать личные мотивы типа «любовь-морковь — письмо Татьяны», но это как-то несерьезно, — махнула я рукой.
Виктор тяжело вздохнул, наверное, вспомнив привлекательный облик женщины, о которой шла речь, и, осознав бессмысленность своего предположения о причастности Елены Кавериной к преступлению, сконфуженно развел руками.
— Хм… А я взял на себя смелость и кое-что выяснил про Елену Николаевну, пока вы занимались делами, — подал голос Кряжимский.
Мы с Виктором удивленно переглянулись.
— Вы? Сергей Иванович, и что же вы можете нам сообщить? У нас уже есть кое-какие улики из ванной, которые обнаружил Виктор. Остается только выяснить причины убийства и найти самого исполнителя. А Каверина…
— Я просто чувствую свою ответственность за то, что предложил вам ввязаться в эту историю. А все разговоры с депутатами о кадровых перестановках, возможно, только подхлестнули интерес убийцы к этому делу, и он убрал со своей дороги депутата, — развивал свою мысль Кряжимский. — Естественно, я решил выяснить, не могло ли случиться так, что нашу газету просто использовали в корыстных целях. Я сразу поинтересовался, почему Елена Николаевна порекомендовала мне встретиться именно с Кононовым, Игнатовым и Владимирцевым. Ну, а заодно и выяснил еще кое-что.
Ситуация складывалась настолько парадоксально, что моя голова отказывалась в это верить: конечно, я предполагала, что иногда настоящий разведчик берет верх над настоящим мужчиной, но чтобы такое случалось в жизни? «Ведь она определенно нравится Кряжимскому, — со скоростью света летели у меня в голове шальные мысли. — Как же он ради работы пренебрег ее молодостью, красотой и заподозрил в чем-то? Или я еще плохо знаю Кряжимского?..»
— Поймите, Ольга Юрьевна, я принимал близко к сердцу то, что втянул вас в это дело, а потом случилась неприятность, — начал оправдываться он. — И я понял: рано или поздно кому-то из нас придет мысль о причастности Ле… Елены Николаевны к данному инциденту, к которому она не имеет совершенно никакого отношения, уверяю вас.
В течение следующих двадцати минут Сергей Иванович довольно подробно рассказал, как он обзвонил всех своих знакомых в Думе и вне ее, как облазил Интернет в поисках информации о Елене Кавериной, и предоставил нам очень объемное резюме, удовлетворившее бы, наверное, любую разведку. Я даже не удивилась, что за столь короткий срок он проделал такую большую работу, — это было вполне в духе Кряжимского, как и то, что он никогда не дожидался моих особых распоряжений и указаний, а действовал по обстановке.
Я не могла не отметить его профессионализма, который никогда не позволял личному впечатлению одержать верх. Кстати говоря, наше нелепое предположение было опровергнуто в пух и прах: у Кавериной подтвердилось твердое алиби — она с самого утра готовила детский праздник для детей депутатов Думы, где ее и застал телефонный звонок Инги.
Кроме того, Елена — дочь высокопоставленных и довольно обеспеченных родителей, что в общем-то поначалу дало мне повод для раздумий: при таких условиях любой человек может чувствовать себя безнаказанным и творить что захочет. Впрочем, уже будучи знакомой с Кавериной лично, я этот вариант опровергла окончательно и бесповоротно. «В конце концов, если она ни в чем не нуждается, то ей Владимирцев со всеми его проблемами — по барабану, — думала я, в очередной раз перебирая в уме все известное о Елене Прекрасной. — И на место его в Думе она ни в коей мере не претендует, поскольку сама занимается связями с общественностью и молодежными делами».
Не находя места стыковки в политическом плане — погибший депутат должен был заниматься распределением средств между округами области, — я начала подумывать о мотиве личном. Но и здесь ничего не сходилось: Каверина общалась в основном не с самим Геннадием Георгиевичем, а с его супругой. К тому же ей нравились, как я поняла, мужчины совершенно другого типа, как, например, наш Кряжимский. Удивляло только одно.
— Как вы думаете, а почему ею до сих пор не заинтересовалась милиция? — оторвалась я от бумаг.
— С такими-то родителями? — усмехнулся Виктор.
— Да, — согласилась я, — Данильченко про нее даже не обмолвился. Так что Елена Прекрасная никаким боком к следствию отношения не имеет, и ее имя ни в одном протоколе не всплывает.
