Последний рейс «Доротеи» - Божаткин Михаил (читаемые книги читать .txt) 📗
— Неладно о нем говорят… — заметил Бугримов. — Связан он якобы с преступниками. Потому и одет не в пример остальным. Действительно, почти все работники милиции в основном донашивали военную форму, и только Подымов блестел хромовой кожей.
— Я спрашивал у него, говорит, что Реввоенсовет фронта за участие в прорыве врангелевских позиций на Чонгаре наградил его обмундированием.
— Так-то это так… Есть у меня дружок, он сейчас в порту служит, а раньше в составе тридцатой дивизии, которая Чонгар брала, находился. Не помнит он такого. А если наградили — должен быть известным человеком.
— Как сказать… В операции участвовали десятки тысяч человек. Домыслы, догадки, предположения… Ладно, идите, — сказал Ковнер и спрятал листок бумаги, на котором рядом с фамилией Подымова стояло уже три вопросительных знака.
— К вам тут один гражданин должен прийти. Он тоже хотел видеть Ореха. Думал я его арестовать, да нельзя — оказался иностранным подданным. Вот я его и попросил…
— А вдруг не послушает?
— Придет! Я ему пообещал, что под землей найду, со дна моря достану.
Ковнер ничего не сказал, он думал уже о другом. «Доротея» арестована, поймана с поличным. Отделения фирм «Камхи» и «Витое» предстанут перед судом, а вот «Архангел Михаил» ускользает. Мишка Сом, который мог бы дать показания, погиб. Вовка Орех сбежал. Худояша и Цыганка не хочется выводить на это дело, да и что они могут сказать? У них нет никаких доказательств, что «Архангел Михаил» и подходившая к Карантинной бухте шхуна — одно и тоже судно. Остается только Юрий Грек. А это опора шаткая, опытные юристы без труда сведут на «нет» его показания. Вот разве настоятель Покровского собора опознает икону. Но не загипнотизирует ли его прикрепленная к иконе пластинка с дарственной надписью?
Негоциант из Натягайловки
Ковнер думал о «Доротее», а из головы не выходила история с Мишкой Сомом. Когда Мишку выводили из помещения, он увидел кого-то во дворе. Возможно, «Апостола». Но ведь конвойный его не заметил… Значит, успел скрыться. А скрыться можно только в кустах дерезы около водостока.
Ох, этот водосток!.. Бугримов, принимая обязанности коменданта, ощупал каждый камень в ограде. Тогда-то он и заметил, что штыри, удерживавшие решетку водостока, перержавели. Доложил об этом Ковнеру. И тот предложил сделать потайной ход. Так появилась защелка на решетке. И вот к чему все это привело. А может, решетка тут ни при чем, может, и без этого Сом был бы убит?
Его размышления прервал дежурный:
— Там какая-то рожа в котелке вас спрашивает!
— А точнее доложить не можете? — Ковнер сердито вскинул глаза на дежурного.
— Сейчас!
Через минуту перед Ковнером стоял высокий представительный человек, черноглазый, черноусый, с интеллигентным лицом. Одет в модный светло-серый, в крупную клетку костюм, лаковые остроносые туфли, на голове котелок. Именно таким рисовали уполномоченного иностранных фирм и Мишка Сом, и председатель грузовой артели «Ювелир», которая переплавляла золотой и серебряный лом в слитки.
— Такой огромный матрос, — посетитель поднял руку выше головы, — с повязкой на глазу, так настойчиво просил меня зайти к вам, что я понял: явка обязательна. И вот я здесь.
— Простите, а с кем имею честь?
— Греческий негоциант Жан-Жак Цыпаревич.
— Вы так хорошо говорите по-русски…
— Я родился на Украине, в местечке Натягайловка.
О Натягайловке Ковнер слыхал: небольшой хуторок на окраине Вознесенска — городка, расположенного в ста двадцати верстах от Одессы.
— И долго там жили?
— До восемнадцатого года.
— И чем занимались?
— Коммерцией.
В Натягайловке все занимались коммерцией: торговали на Вознесенском базаре кто чем может. Говорят, что именно в Натягайловке родился анекдот о коммерсанте, который покупал сырые яйца, варил их, а затем продавал по той же цене, барышом считая оставшийся навар. Такой же примерно барыш был и у Цыпаревича, и в семнадцатом году Цыпаревич перебрался в Одессу.
— Чем же вы занимались в Одессе?
— Коммерцией.
— А конкретно?
— Продажей движимого и недвижимого имущества. Из недвижимого имущества Жан-Жак Цыпаревич продал только- лачугу своей тетки, жившей на Молдаванке. А вот о движимом имуществе — разговор особый. В то время в Одессу съехалась чуть ли не вся знать обеих столиц и других городов. «Сколько же потребуется теперь для них ночных горшков!» — подумал Цыпаревич и решил поставить снабжение населения на широкую ногу. Уговорив тетю продать домишко, он на вырученные деньги закупил горшки и снял помещение для магазина.
Однако князья и графы, финансовые тузы и промышленные воротилы проклинали большевиков и революцию, проматывали драгоценности в одесских кабаках, но ночными горшками обзаводиться не торопились.
Ему удалось в поистине вавилонском столпотворении февраля 1920 года уехать из Одессы за границу.
— Почему же вы покинули родину? Ведь революция навсегда покончила с проклятым наследием царизма — национальным и социальным угнетением, вы теперь были бы как все — полноправным гражданином Советского государства…
— Я не хотел быть как все, я хотел иметь свой миллион, — ответил греческий подданный.
— И имеете?
Цыпаревич неопределенно пожал плечами:
— Вы же прервали мою деятельность, закрыли фирмы.
«Имеет, бродяга, имеет», — решил Ковнер. А вслух сказал:
— Ну, ладно о миллионах. Чем вы занимаетесь сейчас?
— Коммерцией.
— Точнее.
— Поверенный в делах фирм «Камхи» и «Витое», — с гордостью ответил Цыпаревич.
— Интересно, какое же вы жалование получаете?
— Я — в долевом участии.
— Как это? Совладелец фирм?
— Нет, получаю проценты от проведенных операций.
— Расскажите конкретно, какие задания вам приходилось выполнять?
— Но это является секретом фирм!
— Слушайте, господин Цыпаревич, вы тут такое натворили, что вас можно сейчас же, сию минуту отдать под суд!
— Позвольте, — сделал негодующий жест негоциант, — я действовал строго в рамках закона!..
— Быть наводчиком при ограблении собора — это в рамках закона?
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Да о том, что вы указали главарю воровской шайки Вовке Ореху, какую икону нужно украсть из собора!
— Ничего подобного, я этого не делал. Как-то господин Шмидт, управляющий отделением фирмы «Витое», сказал мне, что ему очень нравится икона в соборе. И когда меня спросили, какая икона нравится господину Шмидту, я сказал. Вот и все. Я и думать не мог, что собор обворуют!
— А сообщение контрабандистам о времени прихода шхун — это тоже в рамках закона?
— Я, как поверенный в делах фирм сообщал клиентам, когда прибудут зафрахтованные ими суда. Вот и все. Я же не знал, что их клиенты являются контрабандистами.
— А оплата за проданную контрабанду? А связь с ювелирной артелью помимо горсовета?
— Я выполнял задания фирм!
— Вы же опытный человек, вы всю жизнь занимаетесь коммерцией, неужели вы не понимали, что делали?
— Я, конечно, понимал, но формально я должен был выполнять указания руководителей фирм по связи с клиентами.
— Нами установлено, что деятельность фирм выходила за рамки, предусмотренные законом. Таким образом, вы, как служащий фирм, являетесь соучастником незаконных действий.
— Я не состоял в штате фирм, я действовал на процентных условиях и таким образом формально…
— Если вы служащий фирм — то являетесь соучастником их незаконных действий, если нет — то вы соучастник воровских шаек. Будете вы отвечать на мои вопросы или вам следует официально предъявить обвинение?
— Ну что вы, зачем официальные обвинения? Я вам все скажу, что знаю, но я не знаю, что вы хотите знать!
— Правду. Итак, какие задания вы передавали артели «Ювелир»?
— О, вы это уже знаете! Так об чем речь!.. Цыпаревич явно волновался, с него сошел весь лоск, он стал обыкновенным натягайловским торговцем.
