Бриллианты на пять минут - Соболева Лариса Павловна (версия книг .TXT) 📗
– Это невозможно, – вздохнул Никодим Спиридонович.
– Отчего же? – не понимал я.
– Свидетель – сын ювелира, десяти лет. Его нашли полицейские, когда делали обыск, под кроватью в спальне родителей. Мальчик весьма плох – не говорит, всего боится. Потрясение пережил сильное. А вот убийца его не заметил, иначе тоже убил бы.
– Где же сейчас сын ювелира?
– Спрятан. Его лечат, да только… толку пока мало.
– Я дам сколько угодно денег на лечение…
– Вы великодушны, это похвально. Но доктора и так делают все возможное. Так что, милостивый государь, придется без мальчика обойтись. А жаль, жаль… Я откровенен с вами, потому что доверяю вам и хочу теперь попросить, чтоб вы не лезли на рожон. Мой совет: посидите некоторое время дома, не ходите к баронессе. Или поезжайте отдохнуть… на воды. Весьма полезная вещь.
Я воспринял его совет как издевку, ибо советы не дают столь вкрадчивым тоном, словно мое присутствие в городе помеха. Раздосадованный, я уехал домой.
По счастью, в меня больше не стреляли. Но с утра я купил револьвер, точь-в-точь такой же, из какого убили ювелира, решив постоянно держать его при себе.
Рано утром следующего дня меня разбудил слуга, протягивая письмо. Я прочел: «Умоляю вас, срочно приезжайте ко мне. И позовите Никодима Спиридоновича. Случилось ужасное, я в отчаянии». Под письмом стоял знакомый росчерк Агнессы Федотовны. Не мешкая, умылся и оделся, сел в закрытый экипаж – я теперь опасался ездить в открытой коляске. Прежде чем поехать к Агнессе Федотовне, отправил слугу к Никодиму Спиридоновичу с просьбой незамедлительно ехать к баронессе.
Меня впустил перепуганный лакей Созон.
– Барыня плачут в своей комнате-с. Ох, у нас тут… – прошептал он.
Я взбежал наверх, не слушая причитаний лакея, нашел Агнессу Федотовну в ее спальне. Она стояла на коленях, упав лицом на кровать, и горько рыдала.
– Агнесса Федотовна! – закричал я с порога. – Что случилось?
Она тотчас обернулась ко мне, вид ее был ужасен – растрепана, с красными заплаканными глазами, бледная. Она едва выговорила:
– Фридрих… убит…
– Как! – воскликнул я. – Что вы такое говорите! Где? Когда?
– Я вошла к нему… утром… Я всегда первая захожу к нему, даю микстуру, он ведь забывает пить капли… а на его лице… подушка… – И она снова залилась слезами. – А еще… еще… мое… колье…
– Да что с вашим колье?
– Его… нет… Боже мой! Колье… его украли!
На мое счастье, вскоре приехал Никодим Спиридонович, ибо я не знал, что делать с женщиной, с которой случилась истерика. Мы вместе помогли Агнессе Федотовне перейти в гостиную, усадили ее на диван, позвали горничную. Грушенька тоже ревела, как белуга, но принесла нюхательной соли и воды для баронессы. Кое-как удалось успокоить Агнессу Федотовну, и она повторила то, что успела рассказать мне.
Никодим Спиридонович держался на редкость спокойно и сразу же приступил к допросу:
– Где хранилось ваше колье?
– В комнате Фридриха, – всхлипывала Агнесса Федотовна. – Эта комната далее всех, поэтому мне показалось надежным держать драгоценности у барона. Колье стоит безумных денег… Второй раз мне не заказать такую вещь! Боже, я разорена! Я нищая…
– А что, сударыня, все драгоценности похищены? – спросил он.
– Только колье… оно лежало отдельно… в ящике бюро.
– Ну, значит, вы не полностью обнищали, – вывел Никодим Спиридонович. – Сударыня, кто знал, где вы держите колье?
– Да, почитай, все знали, кто бывал у меня. Я показывала его всем, ведь мое колье неповторимо! Другого такого нет! Всем хотелось рассмотреть его ближе, подержать в руках. А когда Фридрих занемог, его навещали. Собираясь выехать, я брала колье из бюро при тех, кто сопровождал меня и был в это время у Фридриха.
– И кто же вас сопровождал?
– Да все, кто вхож в мой дом… Вон и Влас Евграфович сопровождал…
– А вчера у вас кто-нибудь был?
– Были… как обычно… разошлись за полночь.
– Простите, сударыня, а… на ночь никто не остался?
– Вы не смеете! – разгневалась она.
– Значит, не остался, – поспешил заключить Никодим Спиридонович. – А теперь, сударыня, проводите нас к барону.
Она поднялась с трудом, мы прошли анфиладу комнат и коридор, вошли к барону. Он лежал на кровати под одеялом, лицо его было накрыто большой подушкой. Я остался стоять в дверях. Признаюсь, мне такие зрелища не по нраву. Агнесса Федотовна облокотилась спиной о стену рядом со мной, она едва держалась на ногах. Тем временем Никодим Спиридонович, взявшись пятерней за подбородок, ходил взад-вперед, осматривая комнату. Осматривал долго, выдвинул по очереди ящики бюро и комода, проверил окно, только потом подошел к кровати с балдахином, оглянулся на нас и снял подушку с головы барона.
Агнесса Федотовна закрыла лицо руками и сползла по стене на пол. Позади – из коридора – взвизгнула горничная, а я кинулся к баронессе, помог ей сесть в кресло. Взгляд мой упал на посиневшее лицо барона, и я тут же отвел глаза. Барон живым-то был пренеприятным внешне, а удушенный… никаких сил недоставало смотреть на него.
Никодим Спиридонович закончил осматривать труп, вышел и посоветовал Агнессе Федотовне прилечь отдохнуть.
– Да-да, – бормотала она в слезах. – Теперь мне придется отвезти тело барона в Германию, он хотел покоиться в родной земле. Господи, его родственники будут меня корить… Зачем я взяла его с собой?! Груша, пошли за старухами, чтоб позаботились о бароне. Надеюсь, Никодим Спиридонович, вы найдете мое колье и сообщите мне? Такая вещь не может пропасть бесследно.
– Разумеется, сударыня. А когда вы намерены выехать в Германию?
– Не знаю… Как все ужасно! Закончу дела – так и отправлюсь.
Внизу Созон подал нам наши пальто, и Никодим Спиридонович шепнул ему:
– Проводи-ка нас, любезный, до экипажа.
Когда мы сели в мой экипаж, Никодим Спиридонович приказал залезть и Созону. Тот отказывался, мол, не положено с господами лакею сидеть, но пристав прикрикнул на него:
– Лезь, каналья, не то в острог упеку!
– За что-с? – заныл Созон, залезая в коляску.
– Ну-ка, отвечать мне правду! – грозно начал Никодим Спиридонович. – Кто ночевал у баронессы сегодня?
Созон воровато поглядывал то на меня, то на Никодима Спиридоновича, и вдруг лик его перекосила жалобная гримаса, он собирался разрыдаться. Я достал бумажник, вынул десять рублей и положил ему на колени. Мигом жалобная гримаса сменилась на алчную, слезы у лакея высохли, руки задрожали, когда потянулись к деньгам. Однако его опередил Никодим Спиридонович – схватил ассигнацию и поднес к круглому лицу Созона. Тот, уставившись на ассигнацию, покраснел от напряжения, находясь между тяжелым выбором, и шепотом скороговоркой выговорил:
– Вашество, не губите. Коли прознает барыня…
– Не прознает! – рявкнул Никодим Спиридонович. – Слово даю.
– Их светлость ночевали-с, князь Белозерский. Ушли-с на рассвете, барыня еще спали-с. А больше никого не было-с.
– Угу, – промычал Никодим Спиридонович, но, когда Созон пожелал взять деньги, отвел руку назад. – А скажи-ка, граф Свешников тоже ночевал у баронессы?
– Ночевали-с, – не отводил взгляда от ассигнации Созон, хотя и мучился предательством, однако деньги для него были большие, они брали верх. – Его сиятельство граф Свешников часто оставались у барыни.
– Так она одновременно спала с Белозерским и Свешниковым?
– Нет-с, как можно! Одновременно – нет-с. Только по очереди. Одну ночь – граф, вторую – князь, опосля опять граф…
– А ну-ка, признайся: кто-нибудь еще пользуется благосклонностью баронессы? Я имею в виду – ночует у нее? – разъяснил Никодим Спиридонович.
– Ну, так да, – состроил Созон кислую мину, слова предательства застревали в его горле. – Господин Сосницкий ночевал-с. Редко. Все, более у нее никого нет, вот вам крест!
На этом, он думал, допрос закончен, и снова протянул руку к ассигнации. Только Никодим Спиридонович опять не отдал, задал новый вопрос:
