Овернские влюбленные - Эксбрайя Шарль (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
— Кроме шуток?
Заинтриговав начальство, Лакоссад с большим воодушевлением стал рассказывать, что Франсуа, по всей видимости, до безумия увлечен Соней Парнак, в то время как его не менее страстно любит Мишель.
— Между нами говоря, у вашего Лепито все ли в порядке с головой? Когда человек в его положении имеет счастье вызвать нежные чувства красивой дочки мэтра Парнака…
— Во всяком случае, ваше мнение вполне разделяет главное заинтересованное лицо — сама юная Мишель! А кроме того, есть еще вдова Шерминьяк!
— А это кто такая?
— Владелица дома, в котором живет наш герой. Особа лет под пятьдесят, натуральная Федра! Тоже убеждена, что Франсуа ее боготворит, хотя тот и словом не заикнулся. Парню будет нелегко вырваться из ее когтей!
— Это его забота! Как, по-вашему, кто покушался, Лепито?
— Похоже, нет. Он был просто потрясен, когда услышал, что его любовь подверглась нападению.
— Может быть, та девушка?
— Мишель тоже ни при чем. Но, как она сама говорит, «возьмись я за дело, мачеха тут же б отправилась в мир иной».
— Крошка с характером! Она мне нравится! Но если это не Лепито и не Мишель, то кто же тогда?
— Мадемуазель Парнак полагает, что вся эта история с покушением — я цитирую ее собственные слова — «просто туфта».
— Но зачем тогда?
— Чтобы привлечь к себе внимание.
— В полночь, в саду? Да еще весь этот шум! По-моему, мадам Парнак гораздо больше бы устроило, чтобы ее ночные похождения остались тайной. Нет, такая версия никуда не годится. В то же время очень сомнительно, что тут работал профессионал… иначе бы ей не выжить.
— Загадка…
— Да, не слишком-то мы продвинулись. И что за напасть вдруг свалилась на Парнака? Сначала брат застрелился, потом это покушение… Вырисовывается цепочка, если б не самоубийство Дезире.
— Самоубийство-то, прямо скажем… подозрительное.
— Да, верно, но подкопаться невозможно, придется смириться. Ладно, Лакоссад, пошли, проводим «Мсье Старшего» в последний путь.
Миновав богатые кварталы, растянувшийся кортеж двигался вдоль нескончаемой улицы Курмали. Впереди молча шли мэтр Парнак и его дочь. Остальные, чуть поотстав, как обычно, болтали и злословили о покойнике и его родственниках. Комиссар, шагавший рядом с инспектором, тихонько шепнул:
— Как вам это нравится, а, Лакоссад?
— Да, господин комиссар… Лучше не умирать… По крайней мере надеюсь, что покойники не слышат.
— Странно, как это вы не вспомнили сегодня какую-нибудь подходящую поговорку.
— Ну как же! Китайцы, например, говорят: «На похоронах богачей есть все, кроме людей, которые бы о них пожалели».
— Всякий раз поражаюсь мудрости сыновей Неба.
На ходу провожающие перемешивались: одни слишком торопились, другие, напротив, еле передвигали ноги, и комиссар оказался рядом с Роже Вермелем. Тот вежливо приветствовал соседа.
— Здравствуйте, господин комиссар.
— Добрый день, мсье Вермель… В какой печальный момент мы с вами встретились…
— Увы, не все испытывают грусть.
— Что вы имеете в виду?
— Бывает, что чья-то смерть кого-то очень устраивает.
— Может быть, но ведь нельзя же заставить человека покончить с собой.
— Ну уж в это я никогда не поверю! Чтобы мсье Дезире покончил с собой… быть этого не может!
— Однако…
— Да… Да… я хорошо знал «Мсье Старшего», он иногда делился со мной своими мыслями.
— И что же?
— Так вот, уверяю вас: мсье Дезире, человек глубоко верующий, никогда бы не решился на самоубийство. Для него это самый непростительный грех. Кроме того, он страшно боялся всякого огнестрельного оружия. Мсье Дезире избегал даже простого участия в охотах…
— Но врач говорил, что во время депрессии…
Вермель хмыкнул.
— Откуда бы ей взяться! Во всяком случае, за несколько часов до смерти мсье Дезире пребывал в достаточно здравом уме. На моих глазах он так, знаете ли, отделал этого интригана Лепито! Да, мсье Дезире вывел его на чистую воду…
Они вошли на кладбище, народ стал тесниться, и комиссар не смог больше продолжать эту содержательную беседу. Он подошел к Лакоссаду и попросил передать его соболезнования семье и сказать, что комиссара-де срочно вызвали. Сам же, воспользовавшись тем, что выкроил свободные полчаса, помчался обратно, к Парнакам. Там Шаллан сразу прошел на кухню, где Агата месила тесто для торта.
— Вы меня узнаете? Я комиссар Шаллан.
— Да-да, мсье, но каким образом…
— Вряд ли нам дадут спокойно поговорить, Агата. Поэтому не станем отвлекаться на пустяки. Скажите, как складывались отношения между мадам Парнак и ее деверем?
— Отношения?
— Они ладили между собой?
— Ну что вы! Он вообще ни с кем не ладил. Ко всем придирался. Хозяина упрекал, что тот не занимается конторой. Мадам он терпеть не мог. Его бесило, что она заняла место прежней хозяйки. Даже мадемуазель читал нотации, что она плохо себя ведет и тратит слишком много денег.
— Мсье Дезире был добрым католиком?
— По-моему, да. Каждое утро ходил к мессе.
— Мне говорили, он был превосходный охотник.
— Он? Охотник? Ну надо же! Да мсье Дезире ни в жизнь не притрагивался к оружию… он пуще чумы боялся всего, что стреляет!
— Может быть, и боялся, Агата, но, к несчастью, как мы теперь знаем, он все же взял в руки пистолет…
— Верно, конечно… и все-таки мне не верится, что мсье мог это сделать…
— А что, он всегда держал пистолет у себя в комнате?
— Можно сказать и так… Мсье спрятал его в комоде, под кучей нижнего белья, но об этом весь дом знал.
— Ясно… Я помню, вы говорили, что мсье Дезире спал очень крепко?
— Еще бы! Даже будильника не слышал. Потому-то я и приходила будить его каждое утро, а уж заодно приносила и чай.
Разговор с кухаркой испортил настроение комиссару. «Действительно, — размышлял он на ходу, — кто-то вполне мог проникнуть в комнату Дезире через незакрытое окно, вытащить из комода пистолет, обернуть его тряпками, а потом простыней, чтобы никто не услышал выстрела, и прижать дуло к виску Парнака-старшего». К несчастью, никаких подтверждений этой любопытной гипотезы у комиссара не было.
В день похорон Дезире Парнака контора открылась во второй половине дня. Взволнованный мсье Альбер прочитал своим служащим проповедь, в которой долго и нудно воспевал несравненные достоинства покойного брата. В конце концов у присутствовавших на лицах появилось одно и то же кислое выражение, призванное засвидетельствовать, что все поняли, какую невосполнимую утрату они понесли. Уловив это, довольный нотариус попросил удвоить усилия в память о том, кто, хоть и ушел навсегда, но чей дух, несомненно, навеки останется здесь. Мадемуазель Мулезан, как водится, пролила слезу, и мсье Альбер со скорбным достоинством покинул контору. Не успел он закрыть дверь, как Вермель тоже завел что-то вроде надгробной песни в честь «Мсье Старшего». Рассказ об исполненной благородства жизни Дезире Парнака поверг мадемуазель Мулезан в величайшую скорбь. Похоже, покойник все-таки ошибался, оценивая мадемуазель: он считал ее дурой и, ничуть не стесняясь, говорил об этом во всеуслышание.
Как только Вермель покончил с панегириком мсье Дезире, старший клерк велел мадемуазель Мулезан перестать изображать плакучую иву и приниматься за работу.
— Простите меня, мсье Антуан, — пролепетала она, — но я глубоко привязана ко всем членам семьи Парнак… Ведь я начинала работать еще у мэтра Альсида, отца мсье Дезире и мсье Альбера… При мне родилась мадемуазель Мишель, а мадам Анриэтта, первая супруга хозяина, была так добра ко мне… Ах, ее смерть тоже стала для нас невосполнимой утратой…
Вермель не мог упустить случая позлословить.
— Уж ее-то точно не нашли бы ночью в саду с разбитой головой и почти без одежды…
— Почему? — сухо осведомился Франсуа.
— Потому что мадам Анриэтта была порядочной женщиной! Она почитала семейный очаг!
