Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич (книги полностью TXT) 📗
— А где же теперь Роговой? — спросил следователь.
— Как только запахло жареным, он словно сквозь землю провалился!
— Опять скрылся… Жаль. Ну, в общем-то вы отлично поработали! Спасибо! В Москву небось за наградой пожаловали?
Лейтенант смутился.
— Ну что вы смущаетесь? Считаю, что вам по праву положено.
Только ушёл лейтенант, появился Кичатов.
Они обсудили сведения, привезённые участковым по делу, а затем перешли к Великанову.
— Ну, старина, ты бы артиста не узнал! Худющий, бледный, — рассказывал Дмитрий Александрович. — Постоянно мучают головные боли… Обстоятельного разговора, как ты понимаешь, не получилось. Лишь самое главное.
«…Когда сорвало палатку и хлынула вода, — читал протокол допроса Игорь Андреевич, — я инстинктивно ухватился за надутую автомобильную камеру, которая служила сиденьем. Нас завертело, понесло, но мне каким-то чудом удалось выбраться на сушу. В изнеможении я опустился на камеру и вдруг рядом в море увидел мужчину в юбке, который отчаянно пытался на четвереньках выбраться на берег. У него на запястье болталась кожаная сумочка, та самая, которую до этого я видел у Эрнста Бухарцева. В этой сумочке Бухарцев носил своё золото, а когда проигрался в карты, то эту сумочку он передал Решилину. Увидев её теперь в руках другого, я ещё подумал: „Почему?“ Вцепившись в какой-то кустарник, тот мужчина выкарабкался на берег, но не успел подняться на ноги, как шагах в трех-пяти от него появился другой незнакомый мне мужчина с чёрными пышными усами, чёрной кудрявой головой. В его руке был пистолет, направленный на того, что только что вылез на берег. Раздался выстрел. Мужчина в юбке упал. Я крикнул: „Что вы делаете? Это же преступление!“ Стрелявший, не обращая внимания на мои слова, подбежал к упавшему, выхватил у него сумочку и направился бегом ко мне… Я продолжал стоять на месте, скорее всего, от страха и бессилия перед вооружённым человеком. Когда он был совсем рядом, нас неожиданно накрыла большая волна. Мужчина с пистолетом упал, но тут же поднялся и направил на меня пистолет. Почти в упор. Но выстрела не последовало. Я неоднократно задумывался: „Почему он не выстрелил в меня?“ И всегда приходил к одному выводу: „Оттого, что пистолет побывал в воде…“ Я хотел бежать, но в это время усач ударил меня рукояткой пистолета по голове. В глазах только пучки ярких искр, а потом круги, круги… Потеряв равновесие, я упал в воду. Но, видимо, было мелко, и отнесло меня недалеко. Осталась в памяти картина, как ударивший меня забросил в воду пистолет, схватил спасшую меня надутую камеру и лёжа на ней стал быстро удаляться в сторону моря… Сколько я пролежал на берегу без сознания, не знаю… Очнулся я в больнице. И первое, что увидел: на соседней койке сидит тот самый усач, что ударил меня. От охватившего меня ужаса я снова провалился в бездну. Окончательно я пришёл в себя лишь через несколько дней.
Вопрос. Скажите, за что же вас ударили пистолетом по голове?
Ответ. Видимо, с целью избавиться от свидетеля совершенного преступления.
Вопрос. Какова была цель вашего приезда в Южноморск?
Ответ. Поиграть в карты, а ещё точнее — проиграть в карты.
Вопрос. Ваш ответ не совсем ясен. Почему вы хотели проиграть?
Ответ. Я люблю творчество Федора Михайловича Достоевского и всю жизнь мечтал сыграть в фильме по его роману «Игрок». А когда такой случай представился, я почувствовал, что режиссёр недоволен моей игрой. Не хватало страсти, не было глубины переживания. Да это и объяснимо. Дело в том, что у меня никогда не было богатства, не было накоплений, я никогда их не терял, а следовательно, и не переживал боль утраты. И вот, когда я после смерти тёти получил наследство, тут и возникла у меня мысль сыграть в карты, чтобы проиграть и испытать чувства горечи и проигрыша. Как вы знаете, я действительно в одну ночь проиграл все, что имел…»
Закончив чтение протокола допроса, Чикуров отложил его в сторону.
— Не знаю, как ты, Дмитрий Александрович, а я впервые встречаю человека, который хотел проиграть, а не выиграть.
— Да, Саша Великанов человек оригинальный. Я его спрашиваю: «И вы не жалеете этих денег? А он мне в ответ: „О проигранных деньгах — нисколько, а вот о потерянной роли в кино — да, до сих пор успокоиться не могу“.
— А не играет ли Александр Филиппович Великанов, когда утверждает, что его не волнует проигрыш?
— Я верю ему. У него на сей счёт целая теория.
— Интересно, какая, если не секрет?
— Нехитрая, но убедительная, и суть её сводится к следующему. Врачи утверждают, что подкожный жир вреден. И не случайно в природе нет жирных зверей. А вот среди людей почти у каждого второго лишний вес, что и ведёт ко всяким физическим заболеваниям.
Великанов считает, что богатства, накопления — своего рода подкожный жир, и, если его много, он тоже наносит человеку вред. Человек, чтобы быть социально здоровым, должен бороться, бороться в поте лица за каждый день своего существования. И тогда он будет в форме. В противном случае зажиревшее общество или его отдельные, не в меру растолстевшие субъекты начинают страдать социальными болезнями. В качестве примера он сослался на МХАТ, где актёры по три года не выходили на сцену, а им платят. Какая же тут форма? А вот когда актёр борется за каждый выход на сцену, наконец, за каждый заработанный рубль, вот тогда только и может произрасти талант. Настоящий талант, а не тот, у кого на рубль амбиции да на грош амуниции…
— Скажи, Игорь Андреевич, разве он не прав?
— Что-то в этом есть. Но с некоторыми положениями этой философии я готов поспорить с автором. Вот когда выздоровеет он окончательно, а мы закончим это дело, встретимся, поговорим.
— Я думаю, что Великанов выздоровеет раньше.
— Почему? — усмехнулся Чикуров.
— Если бы ты видел, как за ним ухаживает Юля, у тебя не возникло бы такого вопроса. Не отходит от него, старается предвосхитить его даже самое маленькое желание.
— Если я не ошибаюсь, эта самая Юля — поклонница его таланта.
— Была поклонницей, а теперь, пожалуй, больше чем жена. Она его ангел-хранитель.
— Ты уверен, что это так? А вдруг её больше волнует прописка в Москве?
— Игорь, не смей… Даже думать о ней так грешно. Извини, но ты напоминаешь мне того самого московского бюрократа, который склонен видеть в каждом иногороднем женихе или невесте заведомого подлеца.
— Нет, Дима, к бюрократам я себя не отношу. А вот то, что профессия следователя на мне сказывается, — это факт неоспоримый. Понимаешь, я завидую артистам. И знаешь почему? Потому, что у них перед глазами чаще всего празднично настроенная, хорошо одетая, аплодирующая от избытка радостных чувств публика. Вот, наверное, многим из артистов и кажется, что вся жизнь — сплошной праздник, кругом улыбки и аплодисменты. А кто перед глазами следователя? Чаще всего это убийцы, хапуги, взяточники, хулиганы…
— И их жертвы, — добавил Кичатов.
— Те и другие — люди глубоко несчастные. Вот и кажется нам, что вокруг темно, мрачно. Разве не так? Потому, наверное, я и отнёсся к твоим словам о Юле… А ведь таких, как она, как Великанов, наверное, в жизни много? — сказал Чикуров и посмотрел на часы. — Разговорились, а ведь, чего доброго, Вербиков уже домой ушёл. — И начал набирать его номер.
Начальник следственной части оказался на месте. Чикуров попросил принять их. Но Вербиков заявил, что спешит к руководству и попросил коротко проинформировать его по телефону. Выслушав короткое резюме Чикурова, он остался доволен полученной информацией и решил похвалить следователей, что позволял себе нечасто.
— Отлично, молодцы, — сказал он. — Кажется, картина прояснилась. Виден финал. Поздравляю. С удовольствием доложу Прокурору республики, внесу предложение о поощрении… Ну а подробнее поговорим завтра. Хорошо? — И, не дождавшись ответа, повесил трубку.
Рабочий день уже давно закончился.
— Может, перекусим вместе? — предложил Игорь Андреевич.
Подполковник охотно согласился, хотя и удивился, почему Чикуров вечером ест не дома.
