Вне закона - Перри Энн (первая книга TXT) 📗

— Мой отец страдал маниакально-депрессивным психозом, — сказала она. — Я научилась управляться с этим.

— Как я понимаю, он не убивал себя.

— Нет. Курил беспрерывно — вот и уготовил себе могилу.

— Вам было двенадцать?

— Как раз исполнилось. Он умер в тот самый день, когда у меня начались… когда я…

Почувствовала — допустила промах. «Слишком уж это личное, Эйхо, — лучше прикуси язык».

— Стали женщиной. Одной из прекраснейших женщин, с которой мне повезло познакомиться. Знаете, у меня такое чувство, что я могу оказать честь вашему отцу тем, что сохраню эту красоту для… кто знает? многих и многих будущих поколений.

— Спасибо.

Эйхо все еще упивалась его прикосновением и оттого не сразу поняла, о чем он говорит. А поняв, взглянула на Рэнсома с удивлением и радостью. Он кивнул.

— Я чувствую, как это начинает вызревать, — признался Джон. — Мне нужно несколько часов поспать. Потом я намерен вернуться к вашему портрету, который начал в Нью-Йорке. У меня появилось несколько мыслей. — Он застенчиво улыбнулся. — Да и пора бы, как полагаете?

9

Несколько дней Сай Мелличамп провел в нерешительности, но затем последовало непрошеное вторжение в сеть, и его сознание связало воедино два события, на первый взгляд не имевшие отношения друг к другу. Он позвонил по телефону, а потом и сам заехал в апартаменты под самой крышей гостиницы «Пьерри», которые снимал Джон Рэнсом. На Манхэттене шел снег. День благодарения миновал, сейчас светский календарь Сая вызванивал рождественскими колокольчиками. Бизнес в галерее шел оживленно.

Женщина в черном открыла Саю дверь, впустила в большую мрачную прихожую, где и оставила стоять прямо в пальто, теплом шарфе и меховой шапке пирожком. Сай проглотил неприязнь и недоверие к Тайе и притворился, будто не заметил пренебрежительного взгляда этой цыганской шлюхи Джона Рэнсома. Кто знает, кем еще она была для Рэнсома в их, по мнению Мелличампа, отношениях folie a deux. [58]

— Вчера в нашем компьютере побывал хакер, — сообщил он. — Кто бы то ни был, но теперь у него полный список женщин Рэнсома. В том числе и адреса, разумеется.

Тайя слегка склонила голову, выжидая, в темных ее зрачках отражались тусклые огоньки ближнего канделябра.

— Еще одно… э-э… посещение… возможно, заслуживает внимания, хотя уверенности у меня нет. Несколько дней назад в галерею приходил Питер О'Нилл. Вел себя воинственно, но это меня мало трогало. Как бы то ни было, но он заявил, что знает, где живет Анна Ван Лайер. Был он у нее или нет — не сказал. Хотел узнать, кто остальные женщины. Просто клещами из меня тащил сведения. Я сказал, ничем не могу помочь. Вчера ночью, как я уже говорил, кто-то весьма изобретательный скачал именно эти сведения из файлов нашего компьютера. — Он неловко развел руками. — Я подумал, Джону следует об этом знать.

Глаза Тайи на несколько мгновений дольше оставались неподвижными на ее пугающе застывшем лице. Потом она стремительно вышла из прихожей, бесшумно ступая обутыми в тапочки ногами, оставляя позади себя резкий запах духов, которые не просто привлекали — одурманивали. Она пропала в коридоре, на стенах которого висела дюжина баснословно дорогих портретов и рисунков старых мастеров.

Мелличамп облизнул губы и ждал, держа шапку в руке, чувствуя себя грубо униженным. В апартаментах он не слышал ни звука, если не считать собственного присвистывающего дыхания.

— Я… мне в самом деле пора уходить, — произнес он, обращаясь к бюсту Адриана и своему отражению в громадном зеркале, некогда украшавшем королевский дворец в Баварии. Однако выждал еще с минуту, прежде чем открыть одну из бронзовых дверей и выйти на площадку лифта.

Шлюха цыганская, подумал он снова, получая хоть какое-то удовлетворение. По счастью, ему редко приходилось иметь с ней дело. Стоило только посмотреть на женщину в черном, готовую взорваться в любую секунду и, казалось, вполне способную на насилие, как он начинал чувствовать себя незащищенным в мире общественного уважения, который создал для себя, использовав как фундамент деньги Рэнсома. Волшебное, одурманивающее, неподражаемое местечко Нью-Йорк, где воздух словно пропитан деньгами, которые, будто пыльца волшебной феи, еще больше околдовывали посвященных.

Впрочем, что деньги, что престиж — все это материал очень горючий. Стоит разразиться омерзительному скандалу, как пагубные события обращают репутацию в пепел.

Подошел лифт.

«Нет, с точки зрения закона меня не взять», — уверял себя Сай, пока кабина спускалась. И слова эти твердил про себя безостановочно, как молитву. По заснеженной улице пошел он к поджидающему у тротуара лимузину, полной грудью вдыхая опьяняющий воздух зимы. Он чувствовал себя в душе оправданным в собственных глазах и не причастным к трагедии, которая, он теперь сознавал, должна обрушиться в равной мере на невинных и на виновных.

В Лас-Вегас Питер О'Нилл прибыл утренним рейсом и отправился оформлять бумаги на прокат машины в багажное отделение аэропорта Маккарана.

— Не подскажете, как добраться до местечка «Королевский петух»?

Встречающая его девушка замялась, хитровато усмехнулась и тихо произнесла:

— А я подумала, вы не из таких.

— Что вы хотите сказать?

— Впервые в Вегасе?

— Ага.

Девушка пожала плечами:

— И не знали, что «Королевский петух» — это… уф… бордель?

— Кроме шуток?

— В Лас-Вегасе они запрещены. Разрешено только на остальной территории округа Кларк. — Девушка задумчиво взглянула на Питера. — Если позволите, я так скажу: наверное, вам стоит подыскать себе что-то получше. Хотя это не мое дело, так? — И на левой щеке у нее появились две ехидные ямочки.

Сейчас, подумал Питер, она сообщит, когда работать заканчивает. Он улыбнулся и показал золотой полицейский жетон.

— Я не на отдыхе.

— Уф-ф-ф… Спецназ полицейского управления Нью-Йорка, ни фига себе! Я извелась вся, когда умер Джимми Смитс. — Перевернув блок карт, которые раздавала автомобильная компания, она ручкой сверху стала обозначать маршрут: — От аэропорта, езжайте по шоссе на юг до съезда номер тридцать три, вот это дорога номер сто шестьдесят на запад, видите? Трасса на Блу-Даймонд. Вам надо проехать миль десять после Блу-Даймонда в сторону ранчо «Горный ручей». Не доезжая до ранчо, слева увидите огромный почтовый ящик, на котором важнючий такой… уф… красный петух… такой кукарекающий. Только и всего, никаких надписей. Вы туда по важному делу?

— Пока рано говорить, — заметил Питер.

В деревянном публичном доме смотреть было не на что. Стиль — из старых ковбойских боевиков: два квадратных этажа с длинным глубоким балконом по трем стенам. Во дворике с раскидистым тополем посередине всюду валялось старье, какое непременно встретишь на барахолке — старые колеса от телеги, ванночка для птиц из цветного стекла, пропыленная коляска под навесом, пристроенным к кузне…

Возле выложенной плиткой дорожки, ведущей к дому, Питер заметил крытый колодец. Владение окружала ограда из металлической сетки, которая никак не вязалась с деревенским укладом. Ворота были заперты, и Питеру пришлось звонить, чтобы его впустили.

Внутри было прохладно и сумрачно, царил стиль новоорлеанского рококо, по стенам — картины возлежащих обнаженных красавиц, отвечающие нормам благовоспитанности Fin de Siecle. [59] Ничего вызывающего, что могло бы спугнуть застенчивого мужчину, лона красавиц строгостью линий напоминали сложенные молитвенники. Прислуга-латиноамериканка провела Питера в отдельный кабинет. Шторы были опущены. Служанка удалилась, прикрыв за собой двери. Питер листал страницы дорогой на вид книги в кожаном переплете, служившей собранием порнографических гравюр времен дерби и турнюров. Вернулась служанка, неся на серебряном подносе изящные чашечки и кофейник.