Записки прокурора - Безуглов Анатолий Алексеевич (мир книг .TXT) 📗

— Фотографию Краснова им предъявляли? — вырвалось у меня. Этого обстоятельства я ещё не знал. Инга Казимировна не успела рассказать.

— Старички точно сказать не могут, все-таки было не рядом…

— А что это за женщина, которая обратила внимание стариков на ссорящихся? — спросил я.

— Приметы есть. Ищу, — коротко ответил Коршунов.

— Какой-то одетый вёл разговор с кем-то раздетым, — иронически заметил Рожковский. — Так можно что угодно за волосы притянуть. На озере в этот день были сотни людей. Между прочим, и в плавках, и в одежде…

— Возможно, это и напрасный ход, — согласился Коршунов. — Но проверить мы обязаны…

Проспорили часа три, так друг друга и не переубедив.

Авдеев в заключение сказал:

— То, что Измайлов передал дело другому следователю, — это его право. Может быть, товарищ Гранская найдёт более убедительные доказательства и факты, подтверждающие виновность Хромова. — Владимир Харитонович помолчал и добавил: — Или его невиновность…

После разговора с Авдеевым Гранская и Коршунов с головой окунулись в работу. Ими были опрошены десятки людей, направлено множество запросов, просмотрена масса документов, которые могли бы пролить хоть какой-нибудь свет на личность предполагаемого преступника. Ивану Хромову предъявляли для опознания фотографии подозрительных лиц, но среди них не было человека, который, по его словам, убил Краснова.

Не оставляла Гранская без внимания и первоначальную версию. По ней тоже велись следственные и оперативные действия.

Инга Казимировна нервничала, однако старалась не показывать этого. И все-таки не выдержала и как-то пришла поделиться.

— Мне даже стали сниться бородачи, — с грустью призналась она. — Я, наверное, знаю теперь всех мужчин в городе, которые носят бороду. Вообще-то их раз-два и обчёлся.

— А как насчёт той женщины, которая подходила к пенсионерам и сообщила о ссоре? — поинтересовался я.

— В том-то и дело, Захар Петрович, никак не можем её найти. Ведь невозможно же опросить всех жителей Зорянска! — сокрушённо произнесла Гранская.

И тут я вспомнил, как, расследуя своё первое дело, рассказал о нем на лекции в клубе, и, на моё счастье, объявился очень важный свидетель. Правда, в данном случае требовалось довести информацию до более широкой аудитории.

— Что, если попробовать через газету? — предложил я.

— Это было бы здорово! — загорелась Инга Казимировна.

Я тут же набрал номер телефона редактора нашей местной газеты «Знамя Зорянска» и изложил ему просьбу. Он в очень деликатных выражениях попытался убедить меня, что подобная публикация вряд ли возможна. Во-первых, в его практике такого не случалось, а во-вторых, правильно ли будет использовать печатный орган в этих целях…

— Каких? — спросил я напрямик, чувствуя, что редактор боится взять на себя ответственность.

— Возможно, где-нибудь за рубежом такой материал и привлёк бы газетчиков… А нам, по-моему, ложная сенсационность не к лицу…

Однако он дал понять, что, если будет указание свыше, тогда другой разговор.

Я решил не сдаваться. Позвонил в райком партии Железнову, заведующему отделом пропаганды и агитации. Он назначил встречу в тот же день.

— А как насчёт Колёсника? — продолжил я беседу с Гранской.

— Вы о том, что сидел в одной камере с Хромовым?

— Да. Нашли?

— Разыскать разыскали, а вот съездить… Сами видите, сколько здесь дел.

— Берите командировку, Инга Казимировна. Поезжайте.

Я отправился в райком. Егор Исаевич Железнов выслушал меня внимательно и мою идею обратиться через газету к общественности в принципе одобрил, пообещав согласовать этот вопрос с первым секретарём райкома.

Дня через два раздался звонок от Железнова. Он сообщил, что первый секретарь дал своё «добро». Гранская в это время была уже в командировке: уехала в колонию, где отбывал наказание Колёсник. Время терять не хотелось, и мы вместе с младшим лейтенантом Коршуновым составили сообщение для газеты. В нем просили дать любые сведения в прокуратуру об убийстве на Голубом озере, а также привели описание внешности женщины, беседовавшей с пенсионерами о ссоре неподалёку от места происшествия, с тем, чтобы помогли её разыскать.

Звонков было много. Приходили и лично. Однако ничего интересного не сообщили. Во всяком случае такого, что ещё не было бы известно по делу.

На четвёртый или пятый день, уже не помню точно, в моем кабинете появилась старушка.

— Не нашу ли Ульяну разыскиваете? — спросила она. — Мне соседка сказывала, что про неё в газете пропечатали. Как одета, волосы, все сходится.

Я попросил старушку представиться.

— Фокина я. А Ульяна — моя сноха.

— Почему она сама не пришла?

— К родным поехала, в Калининскую область. Мать у неё захворала, а присмотреть некому. Когда паренька на Голубом озере зарезали, Ульяна там вместе с мужем, то есть моим сыном, была.

Я спросил у Фокиной, где работает её сын, и позвонил ему на работу. Тот пришёл в прокуратуру.

— Да, — подтвердил Фокин, — в тот день, 20 мая, мы были на озере. Купались. Примерно в шесть часов вечера решили вернуться домой. Ульяна пошла в рощу переодеться. Когда вернулась, сказала, что там спорят двое. Мол, может дойти до драки… Мы сели на велосипед, я за руль, она на багажник. И надо же, зацепились за корягу. Свалились в яму. И смех и грех. Ульяна платье запачкала, а у меня штанина порвалась. Вернулись на берег. Ульяна смыла грязь. Тут послышались крики: парня убили. Пока мы с женой провозились, пока добрались до того места, там уже милиция. Народищу! У жены платье мокрое, у меня брюки порваны. Неудобно. Ну, мы и поехали домой…

— Она вам не описывала тех двоих, что ссорились?

— Нет. Сказала только: старый с малым связался.

Я взял у Фокина адрес родителей жены в Калининской области.

Оперуполномоченный Коршунов выехал туда с фотографией Дмитрия Краснова.

— Ну, рассказывайте, — попросил я Гранскую, когда она вернулась из командировки в колонию.

— Этот Колёсник, что сидел в камере с Хромовым, тёртый калач. Третья судимость. Говорит, всегда рад помочь следственным органам. — Инга Казимировна улыбнулась. — В его устах это звучало довольно забавно.

— И что же он сообщил нового?

— Кое-какие подробности. Говорит, Хромов вёл себя в камере заносчиво. Якобы пригрозил Колёснику, что в случае чего он, мол, разделается с ним.

— По какому поводу?

— У них произошла какая-то стычка. По словам Колёсника, Хромов сказал ему: «Я одного уже порешил, так что мне ничего не стоит отправить на тот свет и тебя».

— А помните, что Хромов сообщил нам? Якобы признаться в убийстве посоветовал ему Колёсник. Что он сказал об этом?

— Колёсника по его делу допрашивал тоже Жгутов. Колёсник и рассказал капитану о том, как угрожал ему Хромов. Тогда, по словам Колёсника, Жгутов сказал: «А нам он не хочет признаваться. Себе же делает хуже». Колёсник вернулся в камеру и посоветовал Хромову сознаться. Да, одна деталь. Колёсник попросил перевести его в другую камеру.

— Почему?

— Говорит, боялся. Вдруг Хромов действительно что-нибудь сделает ему?

— Перевели?

— Да.

— Что же получается, Инга Казимировна?

— Приходится пока признать, что у моего коллеги Рожковского, несмотря на просчёты, позиция весьма убедительная…

— Значит, Иван Хромов все придумал? И откуда он взял такие подробности

— борода, галифе? Нафантазировал?

— Я тоже об этом думала. Допустим, Хромов действительно убил. Попробуем проследить ход его мыслей и линию поведения. Ему нужно сочинить правдоподобную ситуацию. Врать ведь тоже надо умеючи, не путаться, не плавать в своих показаниях. Значит, надо придумать точные, легко запоминающиеся детали. Борода и галифе — это крепко западает в память.

— Все-таки не отказываетесь окончательно от мысли, что Жгутов и Рожковский правы?

— Помните, что сказал Авдеев? Если мы со всей очевидностью докажем, что убийца Хромов, то наша задача и в этом случае будет выполнена…