Записки прокурора - Безуглов Анатолий Алексеевич (мир книг .TXT) 📗
— Здесь, увы, Вадим Борисович, и без ножа хватает противоречий, — ответил я ему.
Рожковский помрачнел.
— Хотя бы о самой ссоре, — сказал я. — Вот тут Хромов показывает… — Я нашёл нужное место. — «Я ударил его ножом в бок, и Краснов крикнул: „Ну и сволочь ты!“ А в другом месте, — я перелистал дело. — „Я ударил Краснова ножом в живот, он сказал: «Подлец ты, Ванька!“ Или ещё. Здесь обвиняемый говорит, что ударил Краснова ножом, и тот упал на колени. А тут — Краснов пятился от Хромова, и последний наносил ему удары ножом…
— Что же тут противоречивого, — еле сдерживаясь, произнёс Рожковский. — Хромов находился в состоянии аффекта. Детали у него выпали из памяти.
— На допросах он не был в состоянии аффекта, — возразил я. — И сообщал детали довольно чётко. Но почему-то по-разному…
— Ну, знаете! — развёл руками следователь. — У нас не аптека.
— А точность нужна не меньшая, — сказал я. И обратился к Жгутову. — Василий Егорович, как же так получилось, что на место происшествия не был вызван работник прокуратуры?
— Мы звонили, — спокойно ответил капитан. — Никого не было.
— Дежурила Гранская, — пояснил Рожковский. Гранская — это наш второй следователь. — Она в это время была вызвана на другое происшествие.
— Могли позвонить Званцеву.
— Его не было в городе, — опять за Жгутова сказал следователь.
— А вам? — посмотрел я на Рожковского.
— Меня не было дома. Ведь в конце концов я имею право на отдых…
Замечу, что в дальнейшем я твёрдо взял за правило: о каждом происшествии, требующем присутствия работника прокуратуры, меня ставили в известность в любое время дня и ночи. И, если не выезжал из города, в прокуратуре и в милиции всегда знали, где меня найти…
— Я уверен, — сказал Рожковский, — что дополнительное расследование ничего нового не даст. — Он подумал и добавил: — Существенного. Лишняя трата времени и сил. А времени у меня и без того в обрез. Сами знаете, какие трудности в деле об ограблении базы…
— По-моему, Вадим Борисович, с таким настроением вам не стоит снова заниматься делом Хромова, — сказал я.
Рожковский закашлялся, смотря куда-то вбок.
— Значит, другому поручите? — Голос его дрогнул.
— Да, Вадим Борисович. Это моё право, и я им воспользуюсь.
— У меня тоже есть права обжаловать ваши действия, — сказал следователь, поднимаясь.
Дополнительное расследование я поручил Инге Казимировне Гранской, молодому следователю, проработавшей к тому времени в прокуратуре всего год с небольшим.
После первого посещения Хромова Гранская пришла ко мне взволнованная.
— Захар Петрович, — устроилась она на стуле возле моего стола и нервно закурила сигарету, — ничего не могу понять. Хромов совершенно не хочет со мной разговаривать.
Гранская была, прямо скажем, очень красива. Кто-то в шутку назвал её «мисс прокуратура». Одевалась она хоть и строго, но со вкусом, и даже форменная одежда красила её. Уже одно это, казалось, должно было располагать к разговору с ней.
— Прямо так и отказывается? — удивился я.
— Говорит, все и так ясно, зачем опять эти допросы. Лучше, мол, дали бы срок и отстали.
— А может, он боится кого-нибудь или покрывает? — высказал я предположение.
— Не исключено.
— Хорошо, Инга Казимировна, давайте попробуем провести допрос вместе.
…Хромов вошёл в следственную камеру насторожённый. И, увидев, что Гранская не одна, растерялся.
— Присаживайся, Ваня, — сказала Инга Казимировна. — Захара Петровича ты знаешь по суду. Понимаешь, товарища прокурора, как и меня, интересуют кое-какие неясности. Было бы все ясно, не сидели бы мы тут с тобой.
Мне понравилось, что следователь нашла тон с обвиняемым: он был серьёзный, доверительный, без тени заигрывания.
Хромов сел. Инга Казимировна начала допрос издалека: как он подружился с Красновым, что их связывало. По односложным и отрывистым ответам было очевидно — парень скован. А когда Гранская подошла к главному, к событиям на Голубом озере, Хромов разволновался.
— Что тут говорить, — произнёс он, глядя, как на суде, в пол, — Димы уже нет. Как подумаю об отце и матери Димы — ужас берет. Не знаю, что бы с собой сделал.
— Да, им очень худо, Ваня, — кивнула Гранская. — И ещё сознание того, что их сына убил его лучший друг…
Хромов молча сглотнул слюну.
— У нас сложилось впечатление, что ты о чем-то недоговариваешь, — вступил в разговор я. — Подумай о родителях Димы. Они относились к тебе, как к родному. Им ведь тоже не безразлично, как и почему все произошло.
— Я хотел с ними встретиться, — поднял на меня глаза Хромов. — Объяснить хотел. Но следователь сказал, что отец Димы разорвёт меня на части.
— Здесь что-то не так, — сказала Гранская. Она нашла в деле недавний допрос отца Краснова, в котором тот показывал, что не верит в виновность Хромова и просит устроить с ним очную ставку.
Хромов прочёл протокол, потом перечёл ещё раз. Растерянно перевёл взгляд с Гранской на меня.
— А почему следователь говорил, что все наоборот? — с каким-то отчаянием произнёс Хромов. — Почему? Если бы я знал! Значит, их я тоже обманул…
— В чем? — спросила Гранская.
— Не убивал я! Поверьте, не убивал! Честное слово!
— Хорошо, Ваня, успокойся и расскажи, как было дело, — сказала Инга Казимировна.
— Я расскажу, все расскажу… Вы только верьте мне… Это было уже почти в шесть вечера. Мы нарыбалились по горло. Да какая там рыбалка, вот такие окуньки, — показал он пол-ладони, — несколько плотвичек… Дима хотел их домой взять, коту… Ну, замёрзли мы у воды. Пошли в рощу, развели костёр. Допили вино… Я люблю с огнём возиться. Полез на дерево за сухими сучьями, а Дима куда-то отошёл. Сухая ветка попалась крепкая. Провозился я с ней, чуть на землю не ухнул. Вдруг слышу, Дима с кем-то базарит. Глянул вниз, а он с каким-то мужиком. Я стал спускаться. Ветка, что я отломил, за другие цепляется. Спрыгнул я, смотрю, Дима держится за живот и грудь и кричит мне: «Ваня, он меня зарезал!» А по рукам и ногам у него кровь течёт…
Хромов замолчал.
— Дальше, — сказала Гранская.
— Я бросился к Диме, хотел подхватить. Он упал. Куда делся тот мужчина, не знаю. Мне все почему-то казалось, что Диме мешают комары и он не может их отогнать. Я накрыл его рубашкой… Побежал туда, сюда, никого нет. Выскочил на тропинку, какие-то люди идут. Я крикнул: «Друга моего зарезали!» А дальше все смутно… Какая-то девушка успокаивала меня: «Ты же мужчина, возьми себя в руки…» Потом милиция приехала, меня увезли…
Он опять замолчал.
— Описать того мужчину можешь? — спросила Гранская.
— Я его не разглядел. Помню только, борода у него. В галифе, кажется. Пожилой. Вот и все.
— А куда ходил Краснов, когда ты был на дереве? — спросил я.
— Не знаю.
— Почему ты обо всем этом не говорил раньше следователю и на суде? — Я постарался спросить это мягко, но в то же время и требовательно.
— Я говорил капитану Жгутову и следователю. Но они не поверили. А один со мной в камере сидел, Колёсник его фамилия, посоветовал не тянуть волынку и признаться. Ну, я решил: раз так, зачем время тянуть, лучше в колонии вкалывать, чем мучиться в камере и на допросах…
На следующий день Инга Казимировна ещё раз подробно допросила Хромова. Потом встретилась с родителями Краснова и говорила с матерью и братом обвиняемого.
Теперь были две версии: первая (старая) — убийство Краснова совершено Хромовым на почве ссоры, и вторая (новая) — убийство совершено незнакомым человеком в галифе и с бородой.
Гранская пришла ко мне посоветоваться насчёт составленного ею плана оперативно-следственных мероприятий. В нем предусматривался тщательный допрос работников райотдела милиции, которые выезжали на место происшествия, проверка всех документов, составленных по этому случаю; надо было ознакомиться с лицами, доставленными 20 мая в медвытрезвитель, поговорить с отдыхающими в тот день в профилактории машиностроительного завода, расположенного неподалёку от Голубого озера, а также с пенсионерами, обычно посещающими берёзовую рощу возле озера, не видели ли они человека, описанного Хромовым. Запланировано было также допросить некоего Колёсника, с которым находился в одной камере 20 и 21 мая обвиняемый Хромов. Правда, Колёсник месяц назад был осуждён народным судом и теперь отбывал срок наказания в одной из колоний, но разыскать его не представляло большой сложности.
