Только не дворецкий - Блейк Николас (читаем книги .TXT) 📗

© The Estate of David Winser

© A. Пиперски, перевод на русский язык и вступление, 2011

ДЭВИД ВИНЗЕР

Убийство накануне регаты

Последние три недели перед регатой оксфордская команда обычно проводит в отеле, расположенном в садах Рэнли. Это обходится недешево, но зато лодочные павильоны совсем рядом, а гребной клуб денег не считает. Все дело в том, что расходы на греблю, как и на все оксфордские спортивные мероприятия, почти полностью покрываются доходами от билетов на регби. Вот мы и жили в эдвардианском комфорте, играли в крокет в специальных галошах на безукоризненных газонах и восхищались птичками и развалинами. И кормили нас тоже неплохо, потому что у нас как-никак были тренировки.

С нами случались самые разные происшествия. Например, один любвеобильный павлин воспылал страстью к президенту нашего клуба, который греб под вторым номером. Павлин приходил и распускал перед ним хвост в надежде, что тот уступит его домогательствам, — но безуспешно.

Хотя наши имена периодически появлялись в газетах, в Рэнли мы вели совершенно свободную от журналистов жизнь. Нам не нравились всякие легенды, которые ходят вокруг гребли, вроде того, что если лодка вырвется вперед только после Барнсского моста [137], то вся команда через пять лет умрет (обычно ничего подобного не происходит). В общем, в газеты просочилось мало информации об этой истории, благо мы были под защитой Оксфордского гребного клуба и Рэнли, а репортеры хорошо относились и к нам и к гребле. Но все-таки я думаю, что надо рассказать, что произошло. Пожалуй, я даже обязан это рассказать.

Представьте себе традиционную попойку в Рэнли за два дня до регаты. Тренер или кто-то из ветеранов команды вдруг достает дюжину бутылок шампанского, и тренер говорит, что команда так хорошо поработала, что заслужила выпить шипучей отравы. Все прекрасно знают, что это делается просто для того, чтобы гребцы не перегорели. Но традиция велит преподносить выпивку как награду за доблестный труд. В этот вечер старшие принесли даже не одну, а две дюжины бутылок, потому что к нам в гости из Ричмонда приезжала «Айсис», запасная команда.

Думаю, остальное вы легко можете представить себе сами. Солли Джонстон откидывался на стуле и так хохотал над собственными шутками, что все остальные тоже начинали смеяться. Я даже заметил, как президент попросил его перестать шутить, потому что у него уже все болело от смеха, но Солли не останавливался. А после ужина обе команды собрались в большой комнате для игр, президент снимал все происходящее на кинокамеру с огромным прожектором, «Айсис» разгромила главную команду в настольный теннис и на бильярде, Ронни играл на пианино, кто-то пел, из граммофона доносилась «Ослиная серенада», Солли продолжал шутить, а где-то в уголке Мелвин Грин разговаривал о гребле с доктором Джеффрисом, который проводил с командой начальные тренировки. В общем, шум и хаос-шмаос, как выразился Солли, были невероятные.

Я наблюдал за этим снисходительно, хотя и несколько затуманенным взглядом, потому что считал, что не заслуживаю такого веселья, как остальные. Я был рулевым и уже знал неприятные новости. А к тому же когда двухсотфунтовые Джон Питерс и Гарри Уиттередж навеселе, рулевому опасно попадаться у них на пути. Наблюдая за ними в тот вечер, невозможно было вообразить, с каким достоинством, которое только благодаря их таланту не превращалось в тяжеловесность, они помогали лодке двигаться вперед. Выглядели они так же величественно, как бык на коньках. Но я знал, что дурная новость потрясет их так же, как и меня, и не намного меньше, чем Джима Мэтьюза. Джим Мэтьюз был у нас загребным, и ему предстояло узнать, что его выкинули из команды.

На первый взгляд это не так уж и страшно. У него никогда не было такой репутации, как у Броклбэнка, Лори, Сатклиффа или Брайана Ходжсона. В газетах не писали, что он вытянет на себе всю команду. И он бы и не вытянул. Но как-то раз я услышал беседу Джона и Гарри. А они ведь прекрасные гребцы и знают, о чем говорят:

— Этот Мэтьюз, — сказал Джон (не ручаюсь, что точно передаю его слова), — вроде ничего особенного не делает, и говорит мало, и с виду неказистый, и вообще не очень-то мне нравится. Но, черт возьми, никто другой не оставляет мне столько времени на гребок.

— В этом наша с тобой проблема, Джон, — сказал Гарри. — Нам нужна прорва времени.

— Да, и Джим нам как раз дает время. С ним мы выиграем гонку.

— А без него, думаешь, не выиграем?

— Без Джима — нет.

— Согласен.

Вас, наверное, не так уж сильно волнует, кто выиграет регату. Но если вы хотите разобраться в этой истории, вы должны понимать: десять или одиннадцать человек три месяца думают только о том, чтобы попасть в команду и привести Оксфорд к победе.

Это уже просто помешательство, навязчивая идея. Например, когда команда отправилась из Оксфорда в Хенли, Джон и Гарри ехали на малолитражке Джона и придумали себе примету. Если им удастся по пути обогнать все остальные машины гребного клуба и коснуться их рукой, то Оксфорд выиграет регату. И поэтому, с риском для жизни (а ведь без них бы Оксфорд не выиграл) они сумели-таки дотронуться до всех машин. И что-то подобное происходило каждый день. А теперь, когда тренеры выгонят Джима Мэтьюза из команды, этим двоим не будет хватать времени для гребка. И тогда, вместо того чтобы придавать команде достоинство и устойчивость, они будут мешать всем своими бестолковыми движениями. Может быть, для вас или даже для самого Оксфорда это все не так важно, но для команды расставание с Джимом было трагедией. Все знали, что если в команду возьмут Дэвиса, темноволосого коренастого загребного из «Айсис», то он и будет участвовать в гонке. А Дэвис, при всем своем упорстве и выносливости, делает слишком мелкие гребки, и это бы обошлось нам слишком дорого.

Я понимал, что чувствует Джим. Меня самого один раз выгоняли из команды, потому что рулевой «Айсис» был не хуже меня, а реку знал лучше. Страшно было подумать, что сделает Джим, узнав о своем исключении. Но когда тренеры сообщили ему о своем решении, он остолбенел. Он ничего им не сказал, и это была глупость с его стороны. Они сперва не хотели его менять, но его поведение на тренировках сыграло не в его пользу (мыто все понимали, что он просто берег силы для того, чтобы выдать блестящую гонку). Тренеры забеспокоились, а в газетах стали писать, что оксфордцы перегорели. Попойка пришлась очень кстати — и Дэвис тоже.

Джим ничего не сказал тренерам, а обратился ко мне:

— Слушай, Питер, пошли пугнем птицу счастья.

Мы с Джоном отвезли его в Рэнли на моем «эм-джи» и высадили неподалеку от того места, где жила наша птица счастья — журавль, который улетал, когда за ним начинали гоняться. Потом я дал Джону загнать машину в гараж. Ему не разрешали прикасаться ни к рулю, ни к трубке уже шесть недель, но тут он позволил себе эту роскошь. Он догнал меня еще до того, как я достиг здания, где мы жили, и мы вошли туда вместе.

— У тебя бензин кончается, — сказал он мне. Он еще ничего не знал о Джиме, но голос у него был грустный, как будто он чуял неладное.

— На завтра-то хватит?

— Если датчик работает правильно, то у тебя еще осталось полгаллона.

— Тогда все в порядке. Не беспокойся насчет тренировки, Джон. Сегодня у нас попойка.

Где-то в саду бродил несчастный Джим Мэтьюз. Думаю, что журавль был для него просто поводом побыть одному. Мне было жалко Джима. Ему предстояло еще раз сходить на тренировку, где Дэвис будет грести под вторым номером, а потом уйти.

На следующий день, как всегда после попойки, все пошло наперекосяк. Надеясь поехать на машине, я вышел из дома слишком поздно, чтобы вовремя добраться до реки. Мне единственному из команды разрешали ходить в магазин: считалось, что все остальные особенно подвержены гриппу на этом этапе тренировок. Поэтому я обычно после тренировки ездил за покупками. Но утром я обнаружил, что бензина у меня все-таки не осталось, и пришлось бежать на своих двоих по площадкам для поло. Когда я прибежал, ребята как раз вынимали лодку из-под навеса, а вместо меня им помогал какой-то мальчишка. Я оттолкнул его и даже не сказал спасибо, и вообще совершенно забыл о хороших манерах. А потом Дэвис, который по понятным причинам очень волновался, сделал слишком сильный гребок, не послушав моей команды, и лодка чуть не врезалась в буй. Джим Мэтьюз, как и все остальные, сидел без дела и слушал, как я ругаюсь. Примечательно было только то, что Джон и Гарри огрызались в ответ. Они уже понимали, что загребным будет Дэвис. Он греб слишком быстро. Они устали, тренеры обвиняли их в том, что они зачерпывают слишком много воды и замедляют лодку. Я не винил их за то, что они ругаются. Я ведь и сам ругался.