Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич (книги полностью TXT) 📗
— Да нет, просто вспомнил… — сказал Ярцев. — Был когда-то такой граф Завадовский, по-моему, в начале прошлого века… Так его сын прямо-таки помешался на ананасах. Потреблял их в несметном количестве. Сырыми, варёными…
— Как варёными? — удивился Вербицкий.
— Более того, их для него даже квасили. В бочках, как капусту… А потом варили из них щи или борщ.
— Нет, ты серьёзно? — все ещё не верил Николай Николаевич.
— Исторический факт!
— Это же… Это же стоило, наверное, кучу денег!
— Совершенно верно. Сын Завадовского умер чуть ли не в нищете!
— Да, — вздохнул Вербицкий. — Русская натура. — Не остановишь. — Он усмехнулся. — Вот что, Глеб, квашеными ананасами я тебя угостить не могу. А вот ужином…
— Нет-нет, — запротестовал Ярцев. — Спасибо. Я дома…
— Ох уж эта провинциальная скромность, — недовольно заметил Николай Николаевич. — Возьмём что-нибудь лёгкое, перекусим. От этого не растолстеешь. Понимаешь, не люблю я есть в одиночестве. Ну как?
— Уговорили! — засмеялся Глеб.
— Вот и ладненько, — потирая руки, произнёс Вербицкий. Он снял трубку, позвонил в ресторан и заказал ужин в номер. А Глеб, пока Николай Николаевич перечислял блюда, гадал, чем все-таки вызвана такая милость? Почему Вербицкий столь любезен с ним?
Вербицкий, положив трубку, продолжил разговор о дочери:
— Открою ещё один секрет. Вика едет поработать на пленэре. Ну, рисовать с натуры, на воздухе. Так это у них называется.
— Знаю, — кивнул Ярцев.
— У неё талант. Не как отец говорю… Послушай, как у тебя завтра день? — неожиданно перескочил он.
— Располагайте мною сколько вам надо, — с готовностью откликнулся Ярцев.
— Ну как же… Перед Новым годом… У тебя жена, — все ещё сомневался Вербицкий.
— Николай Николаевич, — обиделся Глеб. — Если я говорю…
— Хорошо, хорошо, — поднял вверх руки Вербицкий. — Сможешь подбросить нас с Викой в Ольховку?
— Запросто! Я бы рекомендовал прямо к отцу.
— Я так и хотел, — улыбнулся Николай Николаевич. — Примет?
— Господи! Доставьте ему такую радость! — воскликнул Ярцев, размышляя, кокетничанье это или просто элементарная вежливость? Уж кто-кто, а Вербицкий отлично должен знать, как к нему относится Ярцев-старший, испытанный приятель и бывший подчинённый.
За ужином договорились, что Глеб заедет за Николаем Николаевичем завтра к одиннадцати часам утра. Потом они встретят Вику и сразу отправятся в Ольховку.
— Стряхну с себя московские заботы, поброжу с ружьишком по лесу, — мечтательно произнёс Вербицкий. Он был заядлым охотником.
Глеб засиделся у Николая Николаевича до начала двенадцатого.
— Не мешало бы позвонить отцу, — прощаясь, сказал Глеб. — Предупредить.
— Ой, — поморщился Вербицкий, — эти пышные встречи, застолья… Я же знаю Семена Матвеевича! Мы тихо, скромненько.
Он проводил Глеба до лифта.
А когда Ярцев вернулся домой, Лена бросилась ему на шею, довольная поездкой к родителям, радостная от того, что хоть остаток вечера они проведут вместе, попивая холодное шампанское. По её словам, отец действительно собирался в Средневолжск накануне Нового года, но теперь не приедет. И вообще до весны не выберется. Глеб сообщил, что завтра повезёт Вербицких в Ольховку.
— А как же праздник? — жалобно вырвалось у Лены.
— Так в запасе целых двое суток! Успею вернуться десять раз!
— Смотри, — шутливо погрозила мужу Лена, — положит на тебя глаз московская художница.
— Вот уж чего не приходится опасаться! Ты бы видела эту страшилу!
Жена встала, подошла к нему сзади и тёплыми руками обняла за шею. Её волосы, мягкие, пушистые, пахнущие шампунем, щекотали Глеба.
— Боже мой, — не то прошептала, не то простонала Лена, — какая же я счастливая!
Он ощутил трепет молодого, жаждущего ласки тела.
— Ну? — тихо произнесла жена.
— Пойдём, — так же тихо и ласково ответил Глеб.
Ровно в одиннадцать Ярцев подкатил к гостинице «Волжская». Вербицкий, стоявший под большим бетонным козырьком, приветствовал его поднятием руки и солидно подошёл к машине.
— По тебе можно сверять часы, — сказал он, довольный, устраиваясь рядом с Глебом и энергично пожимая ему руку.
Глеб отметил про себя, что Николай Николаевич одет не по-полевому. Рассчитывает на амуницию отца?
— Ну и погодка! — озираясь, сказал Вербицкий.
— Все же лучше, чем гололедица, — ответил Глеб.
С неба сыпался не то снег, не то дождь. Из-под колёс автомобилей веером разлетались серые брызги. Дворники едва успевали смахивать с лобового стекла грязные потёки.
— Завтра обещали мороз. Так что гололёд обеспечен.
— Но мы уже будем в Ольховке.
Так, перебрасываясь незначащими фразами, доехали до вокзала, где пришлось протомиться в ожидании опоздавшего поезда три часа. Наконец объявили прибытие московского.
Когда возле них медленно остановился мягкий вагон, Николай Николаевич радостно замахал кому-то в окне и бросился к двери.
Глеб едва поспевал за ним. Пришлось ждать, пока выйдут скопившиеся в проходе пассажиры. Потом они зашли в опустевший вагон, пахнущий цитрусовыми: все пассажиры были увешаны авоськами с апельсинами и мелкими бледными мандаринами.
— Привет, — спокойно сказала стоящая у входа в купе женщина в джинсах, высоких сапогах, меховой короткой курточке и огромной лисьей шапке.
Вербицкий запечатлел на её полных, сочных губах нежный поцелуй, потрепал по щеке и нырнул в купе, откуда донеслось нетерпеливое радостное собачье повизгивание.
— Ну, здравствуй, Глеб! — протянула ему длинную изящную кисть незнакомка, чудесные глубокие серые глаза которой смотрели с чуть насмешливым любопытством.
— Вика! — Глеб задержал её ладонь в своих руках, от неожиданности растеряв все слова, которые приготовил для встречи. — Сколько лет, сколько зим!
— Я тебя сразу узнала, — сказала Вика, остановив свой взгляд на его ямочке на подбородке.
— А я тебя нет, — ответил Ярцев с улыбкой. — Честное слово! Ну прямо…
Договорить ему не дали: дородная женщина с двумя чемоданами разделила их. Вика отступила в купе. И когда Глеб вошёл в него, то увидел трогательную картину: Николай Николаевич расположился на сиденье, а в его колени упирался лапами лохматый пёс, стараясь лизнуть хозяина в лицо. Но псу не удавалось это из-за намордника.
— Познакомься, — показала на собаку Вика. — Дик.
Услышав своё имя, пёс повернул голову. Был он весь какой-то круглый, с плотным лоснящимся мехом и кольцом закрученным хвостом.
— Лайка, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Ярцев.
— Порода! — протянул Николай Николаевич, потрепав собаку по загривку.
— Носильщика, наверное, надо?
— Зачем? — деловито взялся за чемодан Глеб, обозревая немногочисленный багаж Вики. — Управимся.
— Конечно, — поддержала она, надевая на плечо зачехлённое ружьё и беря в руки спортивную сумку. — А ты, папа, возьми мольберт. Надеюсь, донесёшь?
— усмехнулась дочь.
— Мы ещё можем! — бодро ответил Николай Николаевич, подхватывая деревянный плоский ящик, и, скомандовав собаке: «Рядом!» — первый двинулся к выходу.
Ярцеву помимо чемодана досталась ещё целлофановая сумка с рекламой сигарет «Кент», полная огромных, чуть ли не с голову ребёнка, грейпфрутов.
В машине Вербицкий сел рядом с Глебом, а Вика расположилась с собакой на заднем сиденье.
— Как мать? — поинтересовался Николай Николаевич у дочери. — Небось сердится на нас, что бросили?
— По-моему, даже довольна, — ответила Вика, не отрывая глаз от окна. Первый Новый год не будет торчать у плиты. Её пригласили Колокольцевы. Ты же знаешь, зимой у них на даче — прелесть!
— Ещё бы! Барвиха! — Заметив, что дочь не налюбуется родным городом, Вербицкий сказал: — Средневолжск-то, а? Не узнать! Строят не хуже, чем в матушке-Москве.
— Угу, — кивнула Вика, оглядывая громаду проплывающего мимо Дворца спорта. — Но я люблю набережную, Рыбачью слободу…
— Это ты сейчас увидишь, — пообещал Ярцев, сворачивая к Волге.
