Иначе — смерть! - Булгакова Инна (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Ты ощутила запах миндаля?
— Нет, я в этом не разбираюсь.
«А я разбираюсь!» — отметила про себя Катя.
— Почему же поставила стакан назад?
— Я подумала: а вдруг от этого коньяка он и омертвел.
— Понятно. Дальше!
Дуня замолчала, побледнев, подойдя, видимо, к самому «жуткому месту» своего повествования.
— В полной тишине я услышала голоса. Нездешние, не наши. Вы мне верите?
— Господи, помилуй! — взмолилась Катя. — Слуховая галлюцинация от нервного потрясения.
— Вот и дундук то же сказал! — Дунечка в упор глядела на нее. — Я была в полном сознании и слышала — вот как сейчас вас слышу. Екатерина Павловна, ну хоть вы мне поверьте!
И Катя сдалась.
— Поверю. Только опиши все четко, ясно, без истерик и сдвигов.
— Детские или женские голоса лепетали что-то в своеобразном как бы ритме под какой-то небесный звон.
— Почему «небесный»?
— Ну… я такого никогда не слышала, а с шести лет в музыкалке мучаюсь. Ну, серебряный, стеклянный, колокольный… ну все вместе.
— То есть голоса пели под музыку?
— Не пели. Как бы переговаривались. И не под музыку.
— Эолова арфа в горних сферах, — пробормотала Катя. — Это Моцарт.
— Ну уж нет. Но вы очень красиво сказали. Они повторялись и повторялись, а я стояла и слушала.
— Ты хоть одно слово поняла?
— Вы думаете, в загробье по-русски или по-английски общаются?
— Дуня, без сдвигов!
— Никаких сдвигов. Это было, и я никогда не забуду.
— Кто-то включил магнитофон или транзистор?
— Исключено! В этом я как раз разбираюсь.
— Но если звуки отдаленные, с улицы или даже с соседней…
— Я не сказала главного: они раздавались в той комнате. Очень тихие, да, но их источник был там. Я это просто знаю. Ну, словно попугайчики на занавесках заговорили.
— Птицы в саду?
— Нет, в комнате. Человечьи голоса, только очень странные.
— Где ты стояла?
— Напротив Глеба, возле кровати. И чувствовала… как это называется?.. запредельное. Вот мертвец улыбается, голоса заговорили. А потом, когда я узнала, что там его отец отравился, я поняла: их души переговаривались.
— Понятно, почему следователь принял тебя…
— Но вы-то!
— Я знаю тебя лучше, уже восемь месяцев, — Катя улыбнулась. — Ты — девочка с характером, разумная. Повзрослеешь…
— Я — взрослая!
— Повзрослеешь, Бог даст, перестанешь бредить Америкой и слушать магов-шарлатанов по московской программе…
— Да черт с ними, с магами, я за это не стою! — легко согласилась Дуня. — Я только вам так подробно рассказала. Объясните, что со мною было.
— Ты эти голоса до утра слушала?
— Недолго… а может, долго, не знаю. Я их спугнула. Нечаянно шевельнулась и задела ящики на кровати. Там постели не было, а на железной сетке нагромождены ящики, для рассады, по-моему, земля просыпалась. Этот жуткий грохот их спугнул.
— И наверное, дал возможность кому-то сбежать, — пробормотала Катя.
— Кому? Там никого не было.
— Ты ощущала чье-нибудь присутствие в комнате?
— Отца и сына.
— Дуня, не дури!
— Как же я не ощущала, когда тень вздрогнула и голоса заговорили. Глеб сказал: «В ином измерении», — слезы зазвенели в ее голосе. — У мертвых.
— Дуня!
— Или у него и у меня крыши потекли?
— У обоих — так не бывает. Я тебе верю, значит, там кто-то прятался.
— Негде!
— Вот скажи: дверь дачи открывается вовнутрь или наружу?
— Кажется… вовнутрь. Да!
— Вспомни: звучали голоса… Занавески были раздвинуты?
— Да. То есть не до конца, но выход в сад весь виден. Я вбежала, раздвинула.
— Когда упали ящики, что ты сделала?
— Бросилась подбирать… поставила на место.
— А потом?
— Захлопнула дверь, замок автоматический, и села на кровать. На другую, которая была застелена верблюжьим одеялом.
— Почему?
— Мне было страшно.
Катя почти физически ощущала, как тихая ее, такая родная обитель, с зеленоватым воздухом от липы за окном, отравлена страхом «не от мира сего». От которого не спрятаться, как в детстве, под одеяло и не выплакаться всласть. Почувствовав головокружение, встала и подошла к форточке вдохнуть гремучую городскую гарь. На той стороне, возле дома с красной крышей, где аптека, стоял Алексей. Они посмотрели друг на друга, вдруг заколотилось сердце, он пересек улицу.
Тайный соглядатай
Лестничная клетка тонула во мраке, снизу, из мутного подъездного окна, — у которого стоял когда-то Глеб, — поднимался рассеянный свет, и послышались восходящие шаги… выше… выше… Соседская дверь медленно открылась, выплыла Ксения Дмитриевна в длинном своем халате из лилового бархата; в руках — перевязанный веревочкой пакетик для мусорного бака во дворе.
— Ох, Катя! Ты меня напугала. Что вы тут на сквозняке?..
Катя обернулась: Дуня стоит на пороге.
— Ждем гостя, слышите?
Неторопливые тяжелые шаги приближались, за изгибом лестницы показался Алексей. Сдержанно поклонившись женщинам, он обратился к Кате, так же сдержанно:
— Можно к вам в неурочный час?
— Пожалуйста.
Ксения Дмитриевна тотчас же двинулась на выход, за нею — поспешно Дунечка.
— Так до пятницы, Дуня?
— Ага, Екатерина Павловна, я перевод подготовлю!
Прошли в кабинет, сели: он на диван, она за стол.
— Что-то случилось, Алексей Кириллович?
— Что-то? — повторил он с вопросительной иронией.
— Ну, вы не в свой день.
— Как и девочка, да? — помолчав, он заговорил серьезно. — Что-то случилось, Екатерина Павловна, и я в вашем распоряжении.
— Но… что вы имеете в виду?
— Смертью пахнет.
Катя вздрогнула.
— Это фигуральный оборот или…
— Что «или»?
— Вы знаете запах миндаля?
— Цветущего дерева — да. Думаю, в коньяке я б его различил.
— В каком коньяке?
— Екатерина Павловна, что с вами?
— Я уже говорила вам: дело закрыто.
— Но вы же так не считаете, правда? И лезете, извините, в самое пекло.
— Что вы знаете? — спросила Катя тихо.
— Меньше вас. Я хотел бы знать.
— Зачем?
Алексей улыбнулся, блеснули белые крупные зубы.
— Надо же выручать прекрасных дам из беды.
— Я не вхожу в эту категорию, — отозвалась Катя холодно. — Надеюсь, Агния дала вам свой телефон? Или я могу посодействовать.
— Дала, не суетитесь.
— Вот и выручайте!
— А возможно, и придется, — он помолчал. — Вам известно, куда она поехала в ту пятницу после того, как мы расстались?
— Домой, она говорила.
— Врет. В 20.35 Агния села на каширскую электричку, которая останавливается, между прочим, в Герасимове.
— А, вы за ней следили?
— Заниматься слежкой, если вы помните, любил Глеб… еще есть любители, — Алексей поморщился. — Я к ним не отношусь.
— Откуда же вы знали, куда она поехала?
— Возле платформы я покупал пирожки с мясом на завтрак. А расстались мы с ней в метро у автоматов. Она бросила монету и двинулась к эскалатору. И вдруг спустя три минуты промчалась мимо меня, не заметив, и успела заскочить в последний вагон. Кстати, перед этим тридцать минут электричек не было, так что, возможно, она ехала вместе с Глебом.
— А вы уже знали про расписание, про электричку…
— Нет, машинально запомнил время на перронных часах, а проверил потом, после рассказа Дуни.
— Зачем?
— Меня интересует, — отчеканил Алексей, — кого обвинил юноша тут за столом и был ли кто-то третий на даче.
Опять закружилась голова, как от вина с терпким тонким букетом. Катя подошла к окну. Он пристально наблюдал. «Я его боюсь — давно, с первой встречи… но не могу выгнать… какое-то безволие, гипноз — оттого еще более боюсь».
— Он нас разыграл, — ответила она вяло.
— А после розыгрыша взял да отравился, так?.. Нет, Екатерина Павловна, он не играл… то есть играл, конечно, но всерьез. В ком, в ком, а в юношах я разбираюсь.
