Поручается уголовному розыску - Черненок Михаил Яковлевич (читать книги .txt) 📗
Степень указанных изменений столь значительна, что не позволяет испытуемому давать отчет в своих действиях и руководить ими. Поэтому в отношении инкриминируемого ему деяния гражданина Семенюка Н.П. как душевнобольного следует считать НЕВМЕНЯЕМЫМ».
Антон вернул Степану Степановичу акт и спросил:
– С кем он живет, этот Семенюк, на какие средства?
– У него были сбережения. Сам он, разумеется, ими пользоваться не может. Врачи хотели устроить в стационар, но отыскался племянник. Вот его и определили опекуном. Живут вдвоем. – Стуков спрятал акт в стол и положил ключи в карман.
8. Горизонт не расширяется
Прежде чем допрашивать Мохова и Костырева, Антон ознакомился с протоколом задержания и перечнем вещей, обнаруженных в чемоданах задержанных, отметив при этом для себя, что все похищенные из магазина вещи находились в чемодане Мохова. Не было только часов и одной бритвы. Зато наличных денег, с учетом стоимости купленных до Якутска авиабилетов, оказалось на триста с лишним рублей больше исчезнувшей из магазина выручки.
В чемодане Костырева кроме сменного белья, зубной щетки с мыльницей и электробритвы лежал небольшой сборник стихов Петрарки. На титульном листе знакомым для Антона почерком Березовой было написано: «Солнышко! Не сердись на меня». Антон несколько раз прочитал надпись, безуспешно стараясь понять, по какому поводу она сделана, полистав страницы, пробежал взглядом несколько коротких стихотворений, затем положил книжку на место и решил начинать допрос.
Федор Костырев – здоровенный парень, смуглостью и лицом похожий на отца, казался старше своих двадцати трех лет. Поправляя широкой ладонью то и дело свисающую на лоб густую прядь черных волос, он понуро смотрел в пол, изредка бросая взгляд на включенный магнитофон. На все вопросы, касающиеся магазина, упрямо твердил: «Ничего я не знаю».
– Вас задержали с Моховым. Где и когда вы с ним встретились? – начал с другого конца Антон.
– В пятницу, в райцентре, – коротко бросил Костырев.
– Куда собирались уехать?
– Не уехать, а улететь в Якутск. Билеты же у нас отобрали. Чего лишний раз спрашиваете?
– Почему именно в Якутск?
– Потому что дальше билетов не достали. Справки там какие-то надо в кассу предъявлять.
– Значит, дальше собирались?
– Собирались, – подтвердил Костырев. – Мохов давно уговаривал завербоваться на Север.
– Почему только в пятницу вы на это решились?
– Решился, и все. Какое вам дело – почему!
– В ночь с субботы на воскресенье в райцентре обворовали магазин, – строго сказал Антон. – В чемодане Мохова обнаружены краденые вещи.
– С него и спрашивайте, – буркнул Костырев.
– А что вы на это скажете?
– Ничего. Фискалом никогда не был и быть не собираюсь.
– Блатной жаргон уже успели изучить?
– С кем поведешься – от того и наберешься, – Костырев усмехнулся. – В кэпэзэ научат. Со стажем урки сидят.
– Запугали?
– Тот еще не родился, кто меня запугает.
– Давно с Моховым дружите?
Костырев коротко исподлобья взглянул на Антона.
– Какая у нас дружба? Я на Севере собирался работать, а не воровать.
– А Мохов, выходит, воровать собирался?
– Не ловите на слове.
Антон достал из портфеля кепку, найденную в магазине, и, стараясь заметить, какое это произведет впечатление, положил ее перед собою на стол.
Костырев ничуть не изменился в лице. На вопрос: «Узнаете ли кепку?» – как ни в чем не бывало ответил:
– Узнаю. Моя.
– Ее нашли в обворованном магазине. Как она туда попала?
Костырев опять усмехнулся, пожал плечами.
– Почему молчите?
– Если скажу, что оставил две недели назад, вы не поверите.
– Это почему же не поверю?
– Потому что наивно. Вам же надо доказательства, а у меня их нет, доказательств.
– Значит, можно считать, что вы совместно с Моховым обворовали магазин и оставили там свою кепку.
– Ничего я не воровал. Кепку раньше оставил, когда прилавок в магазине ремонтировал. Заведующая, тетя Маша, может подтвердить.
– Вы уверены в этом?
– Нет. Она трусливая, тетя Маша. С перепугу может от всего отказаться и что попало наговорить.
– Так кто же все-таки был в магазине: вы или Мохов?
– Хотите, считайте, что я был. Мне все равно.
– Поймите, – спокойно заговорил Антон. – Совершено преступление. Допустим, вас накажут, а настоящий преступник-запевала останется на свободе. Он может совершить более страшное преступление.
На лице Костырева мелькнуло не то сожаление, не то улыбка:
– Это ж хлеб для вас.
– Поменьше бы такого хлеба. Хочется, подписывая обвинительное заключение, иметь чистую совесть.
– Пусть совесть вас не мучает. На допросе меня не запугивали. Так что вину свою признаю по собственной воле, под давлением неопровержимых улик, как говорят в суде. Кепку-то мою нашли в магазине.
Антон достал фотографию мертвого Гоги-Самолета и, подав ее Костыреву, спросил:
– Вам знаком этот человек?
Костырев с нескрываемым удивлением уставился на снимок и тихо проговорил:
– Кажется, Гога-Самолет, – вскинул он глаза на Антона. – Мертвый, что ли?
Антон кивнул головой.
– Кто это его?
– Вам лучше знать, – с намеком сказал Антон.
Костырев буквально впился взглядом в фотографию. Лицо его заметно бледнело. Он опять взглянул на Антона и спросил:
– В магазине, что ли?
– Да, в магазине. Надеюсь, теперь понимаете, какую ответственность берете на себя?
Наступила затяжная молчаливая пауза. Щеки Костырева вздувались желваками.
– Что на это скажете? – поторопил Антон.
– Никого я не убивал и в магазине не был, – изменившимся, глухим голосом ответил Костырев. – Но если вы не можете найти убийцу, пишите на меня.
– Слушайте, Федор! – не сдержался Антон. – Что вы чудака разыгрываете?! Мохов был в магазине?
– У него спрашивайте, – глядя в пол, пробурчал Костырев.
Антон взял себя в руки, заговорил спокойно:
– Первый раз из-за Мохова вы получили пятнадцать суток, сейчас можете заработать несколько лет.
Костырев исподлобья взглянул на Антона:
– Пятнадцать суток я из-за себя получил. Не могу видеть, как пятеро здоровых мужиков лупят одного хиляка. Не вытерпел, заступился.
– Что у вас произошло со Светланой Березовой? – Антон решил показать свою осведомленность. – Почему вы ей такое письмо прислали?
Костырев подался вперед, будто его неожиданно толкнули в спину.
– Никаких писем я не слал, – ответил он хмуро и глубоко задышал, словно в кабинете не стало хватать воздуха.
– Хотите очную ставку с Березовой? Или показать письмо? Надеюсь, узнаете свой почерк?
– Зачем?! – Костырев совсем чуть не задохнулся. – Зачем Березову путаете?
– Затем, что читал это письмо, а вы отрицаете…
– Ну, и работка у вас… В интимное даже нос суете. Ну, написал письмо. Пожалел девчонку. Пусть ищет себе достойную пару. Я теперь уголовник, мне в тюрьме гнить.
– Любит она вас, – серьезно сказал Антон.
– Это уж в следовательскую компетенцию не входит. Не путайте девчонку, не позорьте.
– С кем Мохов был в «Космосе», когда вы там сидели последний раз со Светланой Березовой и Людой Сурковой?
– Откуда мне знать.
– В охранной сигнализации Мохов разбирается?
– Не знаю.
– Кто отключил сигнализацию?
– Не знаю.
– На райцентровской электростанции у Мохова друзья или знакомые есть?
– Откуда мне знать всех его друзей и знакомых.
– Вы курящий?
– Нет. И никогда этой дрянью не занимался.
– Почему пить последнее время стали?
– Для интереса несколько раз попробовал.
– Вам известно было, что Мохов обворовал магазин?
Костырев промолчал, будто не слышал вопроса. Лицо его стало непроницаемым.
– Не хотите говорить?
Опять молчание.
– Что можете еще добавить по делу?
– Нечего мне добавлять. Сажайте в тюрьму.
