Чикаго, 11 - Кин Дей (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
Во-вторых, несмотря на то, что его профессиональные ноу-хау и предложения помогли двум клиентам написать признанные широкой публикой книги, он сам так и не написал ничего такого, что заслужило бы признание критики. В попытке исправить такое положение в любой свободный от издательской деятельности момент он непрерывно писал, пытаясь осуществить мечты своей юности. Его роман просто витал в воздухе. Все, что ему было нужно, -это поймать его и переложить на бумагу.
Толстый литературный агент вздохнул. Было и еще кое-что, но не столь незначительное. Хотя перо можно приравнять к штыку, он был уверен, что печатное слово не в состоянии заменить девушку, а в вожделенном возрасте тридцати пяти лет его личная любовная жизнь явно катилась под откос.
Он все еще любил женщин. Очень любил. Ему нравилось вделать с девушкой все, что она ему позволяла. Но кроме лелеемых воспоминаний о свиданиях в юности, купленных за банановый сплит или мороженое с засахаренными фруктами, короткой связи с английской майоршей на северо-западе, приятных шести месяцев, которые он провел со шлюхой в Сеуле, которая досталась ему по наследству от сменившегося солдатика, и его невдохновляющие контакты раз в две недели с десятью— и двадцатьюдолларовыми девушками, которых он подбирал в близлежащих барах, его любовная жизнь к настоящему времени вовсе не соответствовала тому, что можно увидеть на обложке «Плейбоя».
Роджерс решил, что его новое жилище должно отвечать двум требованиям: оно должно находиться достаточно близко к «Петле», чтобы он, когда у него возникало на то настроение, мог пешком пройтись до своей конторы; и он должен иметь возможность встречи с привлекательными молодыми женщинами своего возраста или моложе, равного с ним социального положения, с таким трудом заработанного, и склонных к заключению брака.
Он вытащил бумажник из левого набедренного кармана своих пятнистых прогулочных бермудов и извлек из него вырезанные из утренней газеты объявления о сдаче квартир. Некоторые из них показались ему довольно интересными. В одном подчеркивалось, что здание находится в пяти минутах от «Петли», в одном из самых дорогих местечек в городе, сочетающих удобства большого города, но расположенных вдалеке от шума и суеты. В другом говорилось, что, помимо прочих удобств, там имеется швейцар, зал для гостей, предоставляются услуги уборщиц, мойка окон, а на крыше располагается плавательный бассейн и специальное место для приема воздушных и солнечных ванн.
Его особенно не волновали услуги швейцара или зал для гостей, но бассейн на крыше и солярий — это как раз то, что он имел в виду. Нет лучшего места, чтобы познакомиться с девушкой, чем у бассейна или на пляже. В таких местах, если мужчина заинтересован, ему не придется ощупывать руками несущественное, чтобы понять, что же он в конце концов получит. И, кроме того, судя по квартирной плате, любая барышня, которая сможет позволить себе жить в подобном доме, должна преуспевать в том, что она делает.
Позабавившись изучением объявлений, Лео застегнул бумажник на кнопку и прошел мимо фасада дома к подъездной дорожке, ведущей к парковочной площадке. Наверняка, черт побери, эта миссис Мейсон следит за каждым движением своих соседей. Стоит только шагнуть в вестибюль, так она тут как тут за своими занавесками. Если принять во внимание все то время, что она провела, вглядываясь сквозь щель у окна, то она должна знать о жильцах больше, чем Налоговое управление США.
Идя по подъездной дорожке к своей машине, Лео Роджерс размышлял, как это случалось за последнее время не раз, о том, чем же покойный мистер Мейсон зарабатывал себе на жизнь. К тому же его забавляла мысль о том, как бы отреагировала достопочтенная миссис Мейсон, узнай она, по крайней мере со слов монтера, что шикарная квартира, в которой она живет, была реконструирована из большой гостиной и будуара владельцев, когда во время «сухого закона» в течение нескольких лет дом из песчаника был одним из самых дорогих и наиболее удачливых домов терпимости в Чикаго.
Роджерс решил, что, услышь об этом миссис Мейсон, она, вероятно, проглотила бы свой лорнет в оправе из чистого золота. Он отпер свой автомобиль, опустил окошко, прикурил и затянулся сигарой, поджидая, пока в салоне не станет немного прохладнее.
В одном он отдавал должное пожилой даме. Чем бы покойный мистер Мейсон ни занимался и сколько бы денег он ей ни оставил, несомненно, он сполна получил за потраченные денежки, Этой женщине наверняка перевалило за пятьдесят пять, но за исключением черноволосой учительницы из 301-й квартиры и блондинки-подростка, живущей с ней по соседству, ее фигура сохранилась лучше, чем у остальных женщин в доме. И хотя она почти всегда скрывает лицо за столь любимой вуалеткой, из того, что видно, можно понять, что оно по красоте не уступает фигуре. На нем нет ни одной морщинки — ни глубокой, ни мелкой. «Можно не сомневаться, — размышлял Роджерс, — все это потому, что прекрасная дама всегда жила хорошо, и со дня своего появления на свет ей не о чем было беспокоиться, так как она не сталкивалась с мерзостями реальной жизни».
Когда чета Гарсия въехала на парковку и их машина остановилась рядом с местом, на котором стоял его автомобиль, Лео пододвинулся к нему поближе.
— Buenos dias, senor [Добрый день, сеньор (исп.)], — вежливо поздоровался мужской представитель четы Гарсия. — Для этого времени года несколько жарковато, не так ли?
— Это уж точно, — согласился с ним Лео Роджерс. — Хотя в Чикаго всегда жара на День поминовения.
— Perdoneme? [Простите? (исп.)] — недоуменно спросил Гарсия, обходя свою машину, чтобы открыть жене дверцу.
— День поминовения, — повторил Роджерс.
Он хотел было объяснить поподробнее, но как объяснишь праздник в честь памяти погибших в войне, которая была сто лет тому назад, паре иммигрантов с Кубы, бежавших от своей собственной войны.
— Это наш национальный праздник, — добавил он довольно неловко.
— Si, — просияла миссис Гарсия. — Muy buenas, senor [Да Очень хорошо, сеньор (исп.)].
Роджерс ответил ей улыбкой, но почувствовал легкое замешательство, какое у него возникало всегда, когда он пытался проявить дружелюбие к чете Гарсия. Он проследил, как они шли по подъездной дорожке, потом понял, как загорелось у него лицо, когда мужчина и женщина развернулись в его направлении и рассмеялись в добродушном недоумении, прежде чем исчезнуть за углом дома. Он вдруг почувствовал себя, словно барышня, которая поняла, что подол ее новомодной юбки задрался до таких высот, где лишь ластовица трусиков прикрывает все ее сокровища от нескромных взглядов.
Неужели он так уж смешон в этих бермудах? Да не может быть! Он сомневался, когда еще их покупал. Но если он кажется таким уж смешным паре кубинских иммигрантов, то агент по найму квартир в фешенебельном доме, вероятно, живот надорвет со смеху.
Да черт с ней, с новой квартирой! У него еще целый месяц в запасе. Он с таким же успехом может провести этот день, как обычно проводил все свои свободные выходные — пообедать с семьей. Его мать всегда обижается, если он пропускает еженедельную встречу с родней.
Но если он собирается поехать домой, то ему просто необходимо переодеться. В противном случае при первом же взгляде на его укороченный наряд бойскаута три его старших брата, которые кладут кирпичи и водят грузовики, их неряшливые жены и его четырнадцать племянников и племянниц, а вероятно, и его отец весь день будут пускать грязные шпильки на идише о том, что почему, если уж он стал шишкой на ровном месте, он не может наскрести денег на длинные штаны. А мамаша воспользуется случаем, чтобы завести свои бесконечные расспросы о том, когда он наконец прекратит валять дурака с маленькими goyim [Гои (евр.)], у которых горячо в трусиках, и женится на какой-нибудь достойной еврейской девушке, обзаведется домом и подарит ей новых внуков.
Роджерс решил, что никуда не поедет. Займется тем, что ему по душе. Останется дома и будет писать. Он поднял стекла в автомобиле и запер его. Потом, дав чете Гарсия достаточно времени, чтобы войти в квартиру, вернулся той же дорогой, что и пришел, и стал карабкаться по винтовой лестнице. Высокий вестибюль теперь был заполнен приглушенным треньканьем двух гитар и двумя не столь уж приглушенными голосами, гнусавившими в унисон, — Стаффорды репетировали свои выступления.
