По праву закона и совести(Очерки о милиции) - Панчишин Игорь Николаевич (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗

Игорь Панчишин

ПО ПРАВУ ЗАКОНА И СОВЕСТИ

Очерки о милиции

КОНЕЦ «ЛЕСНОГО БРАТСТВА»

В конце августа 1944 года капитана Бекренева вызвали в Великолукское областное управление внутренних дел.

Принял его тучный, с нездоровым цветом лица майор. Он долго выспрашивал Бекренева о прежней его работе, то и дело заглядывая в листы его личного дела, словно сверяя сказанное капитаном с записями в анкете.

— Поступил в школу НКВД в 1939 году, — рассказывал Бекренев. — С июля 1940 года — на самостоятельной работе. В декабре сорок второго принят в партию. Оперативной работой занимался в Кудеверском и Себежском районах Великолукской области. Что еще? В первые два года войны в составе специальной группы был направлен на обезвреживание вражеских диверсантов и лазутчиков на территории Калининской области…

— Теперь вряд ли вам придется вылавливать диверсантов, — перебил Бекренева майор и, чуть помедлив, заявил: — Есть предложение назначить вас начальником Пустошкинского райотдела внутренних дел.

Майор встал из-за стола, открыл металлический ящик, положил туда личное дело Бекренева, закрыл ящик на ключ и снова уселся за стол. Бекренев молчал. То, что его личное дело перекочевало со стола на покой в несгораемый шкаф, убедительнее любых слов свидетельствовало о том, что вопрос о его назначении уже решен и согласия капитана вовсе не требуется. Это подтвердили и следующие слова майора:

— Ваши задачи на новом месте работы будут несколько иными, нежели те, которые вы выполняли до сих пор: установление правопорядка в освобожденном от оккупации районе, борьба с хищениями колхозной собственности, ну и все остальное, что касается нашей службы. Считаем, что справитесь. А сейчас пройдите по отделам, представьтесь. Через час вас примет начальник управления. — И майор протянул через стол пухлую руку.

Начальник отдела по борьбе с бандитизмом, сокращенно ОББ, подполковник Серебряков встретил Бекренева с улыбкой.

— Повезло тебе, Александр Сергеевич, — сказал он. — В Пустошкинском районе по нашей линии — тишь и благодать. Будешь самогонщиков гонять, вот и вся твоя работа. Но глядеть в оба надо, капитан, — улыбка сошла с лица подполковника, — еще немало всякой мрази по лесочкам да овражкам затаилось. Чуть что — немедля ставь в известность.

В первых числах сентября Бекренев уже приступил к исполнению своих новых обязанностей. Через пару дней ранним погожим утром он выехал верхом на лошади в самый отдаленный сельсовет, надо было успеть до осенней распутицы познакомиться с вверенным ему районом. Где бы ни проезжал Бекренев, все напоминало о недавней безжалостной поступи войны. Многие деревни были сожжены дотла, и только одиноко торчащие черные печные трубы напоминали о некогда находившемся здесь жилище людей. Израненная окопами и траншеями земля, заброшенная пахота — повсюду запустение, одичание. И многие люди, оставшиеся от насильственного угона в Германию, казались Бекреневу тоже отмеченными войной и оккупацией: какие-то настороженные, скрытные, угрюмо-молчаливые и недоверчивые. В первой же деревне Бекренев увидел двух мужчин, сидевших на бревне возле уцелевшего дома и о чем-то мирно говоривших между собой. Но стоило им увидеть приближающегося верхового, как один из мужчин встал с бревна и поспешно скрылся за углом дома.

— Добрый день, хозяин, — спешившись, поздоровался Бекренев с оставшимся.

— Добрый, — нехотя отозвался тот и поднялся, намереваясь тоже уйти.

— Погодите, куда же вы? Расскажите, что у вас тут нового. — Бекренев устроился рядом на бревне.

— Никаких новостей не знаю, — буркнул мужчина, все порываясь уйти. — Сижу вот тут, откуда они, новости-то?

— Почему же «сижу»? — удивился Бекренев. — Минуту назад вдвоем ведь сидели…

— Мало ли кому что померещится… Бывайте… — добавил угрюмо мужчина и скрылся в сенях дома.

— Вот те на: померещилось, вишь, мне, — растерянно пробормотал Бекренев, глядя на плотно закрытую дверь дома. — Житье под немцами, видать, приучило людей осторожничать: где друг, а где недруг — сразу не разберешь.

Но зато в следующей деревне колхозники сами подошли к Бекреневу, стали расспрашивать о делах в районе, положении на фронте. Деревенскую сходку неожиданно прервал примчавшийся старшина милиции Иванов.

— Нашел-таки я вас, товарищ капитан, — обрадованно заявил он, соскакивая с брички.

— Как это тебе удалось? — Бекренев сам выбирал маршрут своей поездки и за эти три дня не раз и не два неожиданно менял его.

— А деревенский «телеграф» на что? — рассмеялся Иванов. — Будьте спокойны: самое надежное средство связи. Доведись неизвестному оказаться в деревне — уже и пошел стучать «телеграф» по всему его маршруту. За вами я, товарищ капитан, — переходя на серьезный лад, тихо произнес старшина. — Ждут вас в отделе. Срочное дело…

Привязав своего коня к бричке, Бекренев подсел к Иванову.

— Что там стряслось? — спросил он, когда бричка тронулась в сторону Пустошки.

Из рассказа Иванова выходило, что в прошедшую ночь в районе произошло сразу три ограбления. Были взломаны сельский магазин и колхозный амбар, из амбара унесли всего ничего — пуда три ржи, а вот магазин обчистили основательно, одной денежной выручки несколько тысяч рублей утащили. Жертвой третьего ограбления стал старик, которого остановили на дороге неизвестные — стащили с него сапоги и отобрали кисет с табаком-самосадом. Но это еще не все: грабители были вооружены огнестрельным оружием, стреляли в людей. Подробностей ночных происшествий Иванов не знал.

Несмотря на поздний час, оперативные работники отдела находились на местах.

— Ну рассказывай! — нетерпеливо потребовал Бекренев, едва переступив порог кабинета оперуполномоченного уголовного розыска Петра Жмакина.

— Бандиты, выходит, у нас объявились, Александр Сергеевич. — По веселому голосу и блестевшим глазам Жмакина можно было подумать, что он несказанно обрадован появлением незваных гостей в районе. И, словно оправдываясь за столь неуместный тон доклада, Жмакин присовокупил: — По всему видать — отчаянные: вооружены, стреляли. Так что и нам, может быть, пострелять придется.

— Давай ближе к делу, — хмуро потребовал Бекренев.

Жмакин подошел к висевшей на стене карте, ткнул пальцем в южную оконечность территории района.

— Ограблены вот в этих деревнях два магазина (выходит, уже два, отметил про себя Бекренев), в колхозном амбаре побывали. Одна женщина видела бандитов, уходивших в лес. Двое их было, один вооружен автоматом, другой — винтовкой. За плечами — мешки, видимо, с награбленным. Женщина божится, что опознала одного из бандитов…

— Ну-ну?

— Свидетельница утверждает, что опознала в грабителе жителя деревни Скробы Ивана Никифорова, деревенское прозвище — Афанасенок. Навел я тут кое-какие справки. — Жмакин порылся на столе в бумагах, вытащил одну, прочитал: — «Иван Никифоров в сорок первом был призван в Красную Армию. С приходом немцев неожиданно объявился в этих краях, жил на нелегальном положении, ни в партизанах, ни в числе немецких пособников не состоял. В Скробах не появлялся, хотя, по слухам, никуда не уходил из этих мест».

— Родные, близкие Афанасенка?

— В Скробах живут его отец Афанасий Никифоров, мать и с ними женщина; говорят, что Афанасенок ее в дом привел.

— А тот старик, с которого сняли сапоги, что показал?

— Старик не из местных, беженец из-под Старой Руссы. Афанасенка он, естественно, не знал. Был напуган, внешность бандитов не запомнил. Чует мое сердце, Александр Сергеевич, Афанасенка рук это дело, — убежденно добавил Жмакин. — Сам он местный, знает округу, сколько времени прятался, опыт в этом деле приобрел…

— А второй бандит? — спросил Бекренев, уже начавший склоняться к версии Жмакина.

— Кто его знает… Тоже дезертир какой-нибудь, сошелся с Афанасенком…