Врата изменников - Перри Энн (список книг TXT) 📗
– Да, мэм. Хорошо, мэм, я сейчас пойду. – Горничная поспешно удалилась. Ее каблучки звонко зацокали по паркету.
Шарлотта шумно вздохнула с облегчением, довольная собой, и решила, что ее речь, пожалуй, понравилась бы самой тетушке Веспасии. Однако все, что она говорила, было чистейшей правдой, хотя произнесла она все это с надменностью и уверенностью, которой отнюдь не испытывала.
Шарлотта продолжала стоять у двери в залитом солнцем красивом холле, отказываясь садиться, хотя стульев там было предостаточно. Прошла, казалось, вечность, пока наконец не вернулась горничная, хотя на самом деле, вероятно, прошло не более десяти минут.
– Да, мэм, – промолвила девушка, запыхавшись от быстрой ходьбы. Лицо ее порозовело, а в ее манерах появилось нечто похожее на уважение. – Мисс Сомс сказала, что она сделает над собой усилие и примет вас. Пройдите, пожалуйста, сюда.
Гостья последовала за ней в небольшую летнюю гостиную в дальнем конце дома. Харриет лежала в шезлонге, покрытом золотистым куском бархата, с трагической бледностью на лице, распустив темные волосы по плечам. Белое муслиновое платье было бы ей очень к лицу, если бы не бледность, говорившая о болезни – настоящем недомогании, даже если причиной его были лишь душевные страдания.
Подняв глаза на Шарлотту, хозяйка пригласила ее сесть и тут же отослала горничную. Она даже не попыталась предложить гостье выпить чего-нибудь прохладительного.
– Откровенность вашего послания похожа на оскорбление, миссис Питт. Просто восхитительно, как вы решили, что имеете право заставить меня принять вас. Мы едва знакомы; несколько случайных, пусть даже в приятной обстановке, встреч все же не дают вам основания вторгаться в мою беду и горе, беспокоить меня и даже называть трусихой. Что такое вы намерены сказать мне, что могло бы оправдать ваше поведение? Даже не представляю, что бы это могло быть.
Шарлотта заранее тщательно собиралась с мыслями, обдумывая, что сказать в первую очередь. Но теперь, когда разговор начался, произнести первые слова оказалось труднее, чем она могла предполагать.
– Вам предстоит сделать очень важный выбор, – начала она тихо и дружелюбно. – Он определит всю вашу дальнейшую жизнь…
– У меня больше нет выбора, – обреченно произнесла Харриет. – Мэтью Десмонд отнял его у меня. Теперь у меня одна дорога. Но это вас не должно касаться, миссис Питт. Полагаю, у меня нет права обвинять вашего мужа в том, что произошло. В конце концов, он полицейский и выполнял свой долг. Но я не обязана испытывать к нему симпатию за это, да и к вам тоже, потому что вы его жена. Если мы собираемся говорить откровенно – а это, кажется, то, чего вы хотите, – я буду с вами откровенной.
– Вопрос слишком важный и заслуживает этого, – согласилась Шарлотта, и ей вдруг стало ясно, как она скажет то, что намеревалась сказать. – Если вы думаете, что я во всем принимаю сторону моего мужа из-за преданности к нему, то вы ошибаетесь. Есть вещи, в которые каждый сам должен верить, независимо от того, что думают об этом другие: отец, муж, политические лидеры или служители церкви. У каждого есть свой внутренний мир, мир своей души, если хотите, и в этом человек ответственен только перед Богом, а если вы не верите в Бога, тогда перед историей, жизнью или, наконец, перед самим собой. Верность этому внутреннему миру выше всех других. Если вы уверовали в открывшуюся вам правду, вы не должны предавать ее, кто бы из-за этого ни пострадал.
– Послушайте, миссис Питт…
– Вам это кажется крайностью? – не дала ей продолжить посетительница. – Конечно, все это надо делать должным образом. Никто не вправе требовать от вас верности тому, чему противится ваша совесть… Если вы отступились от кого-то, отвергли чью-то веру, вы обязаны сделать это хотя бы в открытую и достойно, глядя человеку прямо в лицо, а не у него за спиной, исподтишка.
– Нет, конечно, нет… – Мисс Сомс умокла, сама теперь не зная, куда заведет ее этот разговор.
– В детстве я разучивала стихотворение, кажется, времен Гражданской войны, – продолжала миссис Питт. – Принадлежало оно поэту Ричарду Лавлейсу и называлось «К Лукасте, от идущего на войну». Там было двустишие о любви и чести. Герой признался любимой, что как бы ни любил ее, но честь ему дороже. Мы с сестрой раздумывали, кто же эта Честь, которую он любит больше. Теперь я начинаю понимать, что это такое. Во всяком случае, в лучшие свои минуты я способна понять и оценить это.
Харриет нахмурилась, но не прерывала ее.
– Хорошему человеку, – продолжала Шарлотта, – всегда присущи честность, сострадание и мужество. Он способен испытывать подлинную любовь, и я искренне убеждена, что любовь таких людей глубока и прекрасна. Мелкий сосуд, вмещающий в себя самую малость, исчерпывается до дна гораздо раньше, чем того хотелось и ожидалось бы.
Теперь мисс Сомс не отрываясь смотрела на свою собеседницу.
– Что вы пытаетесь мне сказать, миссис Питт?
– Могли бы вы восхищаться человеком, который горд тем, что поступил согласно своим убеждениям, когда это ему ровным счетом ничего не стоило?
– Конечно, нет, – не задумываясь, ответила Харриет. – Каждый может это сделать. Почти все так поступают. Это даже в их собственных интересах. И лишь когда это опасно или сопряжено с трудностями, их поступок можно считать благородным.
– В таком случае ваши убеждения, судя по ответу, противоречат вашим поступкам, – мягко заметила Шарлотта и с печалью и упреком посмотрела на девушку.
– Я вас не понимаю, – медленно произнесла Харриет, но ее неуверенность свидетельствовала об обратном. Она начала понимать.
– Не понимаете? Разве вам хотелось бы, чтобы Мэтью совершил что-то предосудительное, лишь бы угодить вам? Любили бы вы его после этого, восхищались бы им? Если бы он предал доверие родины и честь своих товарищей по работе, стараясь сделать вам приятное? Ведь чем еще он мог пожертвовать ради того, чтобы не обречь себя на страдания и одиночество?
На изменившемся лице мисс Сомс было отчаяние и следы той борьбы, которая происходила в ней.
– Вы хотели бы, чтобы он солгал вам, – не останавливалась миссис Питт, – лишь бы избежать вашего гнева или полного разрыва с вами? Как он должен был поступить? Какую правду и какие обещания следует считать нерушимыми? И надо ли бежать от боли, если она невыносима?
– Остановитесь! – не выдержав, выкрикнула Харриет. – Вам не надо продолжать. Я знаю, что вы хотите сказать. – Она сделала глубокий вдох, словно ей не хватало воздуха, и сцепила руки, лежавшие на коленях. – Вы хотите сказать мне, что я не права, обвиняя Мэтью в том, что он поступил так, как считал единственно правильным?
– А вы так не считаете? – подчеркнуто спросила Шарлотта.
– Да, считаю… – наконец пересилила себя девушка, и ее гостья поняла, чего ей стоило это признание. В каком-то смысле она отвернулась от своего отца, признав его виноватым. Но с другой стороны, это принесло ей облегчение, избавило от попыток держаться за что-то фиктивное, несуществующее, что стало преградой между ее разумом и чувствами. Этот конфликт разрушал ее изнутри. – Да, да, вы правы. – Сморщившись, словно от боли, Харриет с тревогой посмотрела на Шарлотту. – Вы думаете, он сможет… простить меня за мое поспешное осуждение… за мой гнев?
Миссис Питт широко улыбнулась.
– Спросите его сами, – ответила она.
– Я… я… – только и могла, запинаясь, произнести растерянная мисс Сомс.
– Он на улице, в кебе. – Шарлотта не переставала улыбаться. Она ничего не могла поделать с собой. – Если хотите, я позову его.
Не дожидаясь ответа, она встала и направилась к двери. Наконец она услышала охрипший от волнения голос Харриет, давшей свое согласие.
Мэтью, сгорбившись, сидел в кебе. Лицо его осунулось, и время от времени он с тревогой поглядывал в окошко. Появление оживленной и энергичной миссис Питт вернуло ему надежду.
– Харриет приглашает вас зайти в дом, – сообщила Шарлотта, подойдя к окну. – И знаете, Мэтью, она… Она осознала свою ошибку. Чем меньше вы будете говорить об этом, тем будет лучше и тем быстрее заживут ее душевные раны.
