Современный швейцарский детектив - Дюрренматт Фридрих (читать книги полные TXT) 📗
Мы шли гуськом к столовой, и я чувствовал, что еще не совсем оправился от испуга.
На обратном пути в отдел я, как мне и предписывалось сегодняшней рабочей программой, сфотографировал на объекте 19 упомянутый в жалобе контейнер для битой стеклянной тары, где действительно было куда больше пластмассовых стаканчиков одноразового пользования или пустых папок, чем стекла. Я дважды забыл перевести пленку на следующий кадр — такой ошибки я не допускал уже многие годы, настолько въелась в меня привычка автоматически взводить затвор. Я был обескуражен, чувствовал себя побитым, запуганным, нервничал. Когда неподалеку остановился автокар, ехавший от цеха минеральных удобрений, и его водитель, опершись на руль, с любопытством уставился на мою возню, я чуть было не швырнул свой «Никон» в кучу мусора и не убежал прочь. К счастью, водитель не задавал дурацких вопросов. Хватит, не надо интровертировать внешние проблемы, уговаривал я себя, пользуясь профессиональным жаргоном, почерпнутым из психологических журналов, которые читала Ида. Ничего страшного. Ну, не подчинился запрету на ограде вокруг объекта, вот и все. Разве ж за это повесят? Впрочем, на нашей фирме накидывают удавки и не из–за таких пустяков.
Меня не обрадовало даже сообщение Бет о том, что потерянные фотографии нашлись, они поступили с внутренней служебной почтой и сразу были переданы доктору Фешу, или, как она его называла, Воробышку. А не обрадовался я еще и потому, что одновременно она рассказала мне о звонке Феша — шеф пресс–службы, позвонив перед самым обедом, велел мне явиться к нему в пятнадцать часов. Сердце у меня снова ушло в пятки. Бет, конечно, связывала этот вызов только с фотографиями, поскольку я ничего не рассказал в отделе о том, что со мной приключилось на злополучном объекте номер 71. Теперь же она мечтательно болтала о предстоящем недельном отпуске, который собиралась провести у знакомого учителя (разумеется, женатого) в Клостерсе, чтобы покататься на лыжах.
— Только бы прекратился этот проклятый фён, — воскликнула она, когда мы переходили дорогу, ведущую к западному сектору, и порыв ветра растрепал ее каштановые волосы, — ведь снеговая граница поднялась уже до тысячи восьмисот метров.
Ах, глупышка, неужели она думает, будто меня сейчас волнуют неподходящие условия для горнолыжного спорта? Как мне хотелось рассказать ей, единственному человеку, которому я тут мог довериться, о своем испуге и о встрече с белым роботом. Но не стоило обременять Бет моими заботами, тем более что сейчас ее не мучает обычная хандра, наоборот — настроение у нее прекрасное, и беспокойство насчет погоды лишний раз свидетельствует о том, как она радуется предстоящему отпуску.
Эрнст, электромеханик из крохотной видеостудии Эдди, тут же заинтересовался отпускными планами Бет, быстро пересек полосатую «зебру» для пешеходов, чтобы нагнать Бет и пришвартоваться к ней с левой стороны.
— Ты тоже едешь кататься на лыжах, Бет? Мы тут сняли дом в Ленке. Не хочешь с нами?
— Спасибо, я уже договорилась с другими.
Она ответила без особой резкости, но холодно и решительно. Бедняга Эрнст. Она его то и дело отшивала, а он каждый раз делал новую попытку. Лип к ней, словно муха к стенке коньячной рюмки.
Урси шла впереди, прокладывая путь нашему каравану среди встречного потока людей, уже поглотивших свои обеды. На сей раз наш караван насчитывал семь человек: впереди Урси, следом Виктор, за ним Ханс–Петер, который вообще любил плестись за кем–нибудь. Вернер, которому вновь не удалось найти партнера для шахматной партии, шел между нашим главным редактором и мной, подходя поближе то к одному, то к другому, чтобы растолковать нам какой–то новый вариант ферзевого гамбита; Бет, Эрнст и я замыкали это семиголовое шествие.
Неподалеку от столовой нас встретили распространители листовок из ШАП, Швейцарской автономной партии. Примерно раз в два месяца эти горячие поборники за лучшее социалистическое будущее для Швейцарии выстраивались перед нашей кормушкой и совали нам свою духоподъемную революционную пищу в виде левого листка под названием «ШАП–Хеми». Каждый раз при появлении этих политпроповедников руководство концерна предусмотрительно распоряжалось выставлять вместительные урны у входа в административное здание. Вовсе запретить распространение пропагандистских материалов было нельзя, так как эти провозвестники марксизма стояли на государственной земле, даже на тех немногих квадратных метрах, которые концерн «Вольф» уступил государству ради строительства четырехрядного шоссе, облегчившего для концерна проблему грузового и пассажирского транспорта. Против этого строительства члены ШАП провели в свое время референдум.
Среди участников пропагандистской акции, как всегда, оказался и Хайнц, которого я знал еще с давних времен, когда его подружка решила изменить ему со мной — она считала себя женщиной эмансипированной, что и захотела доказать на деле. Мы поздоровались с ним вошедшей у нас в привычку заговорщицкой улыбочкой. Вероятно, он вспоминал, как и я, при каждой встрече те долгие ночи в старом городе, на квартире у Лизы, когда мы до утра спорили о современной семье, собственническом отношении к человеку, ролевом поведении, фрустрации и толерантности, а имели в виду вечные темы, вроде власти, зависти или ревности. С тех пор мы оба давно сменили своих приятельниц, теперь мы встречались как бывшие знакомцы–соперники; о политике мы с ним никогда не заговаривали. Хайнц почти стыдливо протянул мне свою листовку — вероятно, она вновь пестрела грамматическими ошибками, обычными в левоальтернативной печати, словно борьба против буржуазии начинается с борьбы против правописания. А может, этой смущенной улыбкой Хайнц скрывал свое презрение — ведь я в его глазах был, пожалуй, рабом правописания по Дудену и правил приличия по барону фон Книгге. Урси и Виктор просто отмахнулись от протянутых листовок. Ханс–Петер тут же бросил ее в зеленую урну. Вернер задумчиво сунул листовку в карман замшевой куртки, поскольку все его мысли были целиком поглощены передвижениями пешек, слонов и коней по воображаемой шахматной доске.
Меня же чуть не сшиб с ног заголовок: Базель отравлен концерном «Вольф». Внизу шел более мелкий шрифт: Утечка высокотоксичного вещества при недавней аварии на заводах концерна «Вольф»?
Пока шестеро моих коллег тянули шеи из–за спин других сослуживцев, выглядывая в витрине тарелки с образчиками сегодняшнего меню, я продолжал пялиться на специальный выпуск «ШАП–Хеми». Эрнст похлопал меня по плечу, так как я уже слишком долго заслонял от него яства, предлагаемые нашей столовой.
По сообщению совершенно надежного источника из концерна «Вольф», взрыв, произошедший вчера вечером на объекте № 71, привел к смерти одного из служащих (примечательно, что даже левые различают «белые» и «синие» воротнички), это произошло в ходе эксперимента, следствием которого могла стать утечка высокотоксичного вещества. Поскольку, вероятно, причиной аварии послужил перегрев опытной установки, то чрезвычайно вредоносные химические соединения могли попасть в атмосферу, то есть в воздух нашего города.
Утечка! Я отошел в сторону, уступая Эрнсту место за Бет в очереди к раздатчикам.
Значит, те странные предчувствия, охватившие меня еще в кабинете Бальмера, когда я услышал взрыв, — это не просто самовнушение, какое бывает на химических предприятиях. Яд! Кровотечение, донимавший меня кашель, скорчившийся в туалете покойник, тщательная промывка аварийного объекта, странная пропажа столь усиленно разыскиваемых Фешем фотографий — все это означало, что в материалах ШАП была по крайней мере доля истины.
— Вам хватит или еще? — Раздатчица нетерпеливо глядела на меня, подняв половник с новой порцией. В густой светло–коричневой подливке плавали кусочки мяса — вероятно, телятина. Я взял у следующей раздатчицы блюдо из комплексного обеда №2 — шницель по–охотничьи, который она смачно шлепнула в мою тарелку. Однако аппетит у меня уже пропал.
Бет позвала меня за собой, энергично мотнув головой. Эрнст стоял в конце зала, являя как бы связующее звено между нами и Урси, сидевшей за отспоренным у кого–то столом. Сегодня я бы с удовольствием расстался со своими дорогими сотрудниками и подсел к незнакомым людям, чтобы спокойно перечитать листовку. Откуда у ШАП эта информация? Можно ли ей верить, нет ли тут какой–то ошибки? С тех пор, как произошла авария в Венизьё, левым в каждом дымке мерещатся ядовитые выбросы; чуть чем пахнёт, они сразу кричат об отравлении окружающей среды. Да, Базель провонял, это правда, но зато благодаря именно химическим заводам он не стал в экономическом отношении провинциальным захолустьем, как уже становится в отношении культурном.
