Увязнуть в паутине (ЛП) - Марченко Владимир Борисович (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
— Ну а о Камиле, вашем сыне, вы впоследствии разговаривали?
— Нет. Возможно, и могли бы, если бы нажимал, но я боялся, что не буду в состоянии. Я сконцентрировался на его родственниках, на его нынешней семье, несколько раз подбросил кое-что, чтобы усилить в нем чувство вины. В глубине души я рассчитывал на то, что мне удастся так провернуть, чтобы он покончил с собой без расстановки, но сукин сын крепко хватался за жизнь. Спрашивал, когда ему станет лучше. Бог свидетель, для меня то были тяжелые минуты.
В конце концов, я подготовил расстановку. Долго писал ее сценарий, различные варианты, в зависимости от различных вариантов поведения Теляка. Десятки раз я анализировал сессию, которая довела до самоубийства пациенток Хеллингера в Лейпциге, выискивал самые сильные эмоции, слова, их вызывающие. Все это мне необходимо провести «всухую», невозможностью и жестокостью было бы испытывать всего этого на людях. С Басей мы пришли к выводу, что этому трусу будет лучше проглотить порошки, поскольку он вряд ли решится на повешение или на то, чтобы перерезать себе вены. Потому-то, после того, как терапия была прервана в наихудший для него момент, мы предложили ему таблетки, ужасно сильные.
— Мы шли по коридору, — неожиданно вмешалась Ярчик, не обращая внимания на осуждающий взгляд мужа, — я едва живая, он — серый лицом, сгорбленный, отчаявшийся, свесивший голову. На какой-то миг мне даже сделалось его жалко, мне хотелось от всего отказаться, сказать ему, чтобы держался. Но тут я вспомнила Камиля, своего первородного сына. Тогда я собралась и сказала, что мне весьма жаль относительно его детей, что на его месте я бы, наверное, предпочла умереть, чем жить со всем этим. Тут он признался, что и сам подумывал о том же. Что раздумывает лишь о том, а как это осуществить. Тогда я ответила, что лично я выбрала бы таблетки. Что в моем случае это было бы довольно просто, поскольку и сама принимаю сильное успокоительное, что достаточно было бы принять на несколько штук больше… И еще я сказала ему, что эта смерть даже красивая. Спокойно заснуть и попросту не проснуться. И тогда он взял у меня бутылочку.
Ярчик замолчала, пугливо глянула на мужа, который провел рукой по седым волосам, — Шацкий подумал, что и сам делает точно так же, когда приходит усталость — и продолжил излагать план изощренного убийства:
— Я бы и не говорил об этом, если бы не его чертов диктофон и мания записывать все на свете, но раз все это вышло на свет божий, я обязан. Идея с Ханей, изображающей покойную дочку Теляка, была несколько театральной, — Квятковская поглядела на отца так, что это не оставляло сомнений в том, что «несколько» не было подходящим словом, — но я посчитал, что это будет той самой соломинкой, которая переломит спину верблюду. Что после чего-то такого Теляк побежит в туалет, выпьет порошки, и все. И месть свершится.
Теодор Шацкий слушал с кажущимся спокойствием. Он держал себя настолько, чтобы не показать отвращения. Снова почувствовал, что его тянет на рвоту. Отвращение к Рудскому он воспринимал чуть ли не физическим образом. Ну что за трусливый старикан, думал он. Если бы хотел отомстить, мог бы дать по голове, тело закопать, рассчитывать на то, что все удастся. Как правило, все удается. А он — нет, втянул во все это жену, втянул дочку — тем самым делаясь подобным Теляку — втянул Каима. А зачем? Чтобы распылить ответственность? Чтобы обременить их виной? Хрен его знает.
— Можете поздравить себя, — саркастически заявил он. — Хенрик Теляк записал на диктофон прощальное письмо жене, в котором сообщил, что намеревается покончить с собой ради добра Бартека, после чего вернулся к себе и принял таблетки. Всю упаковку. Вам почти что удалось.
Цезарий Рудский выглядел потрясенным.
— То есть как это? Не понимаю… Но в таком случае, почему…
— А потому, что сразу же после того он поменял взгляды, таблетки вырвал, собрал вещи и вышел из комнаты. Может — струсил, а может — просто отложил все это на несколько часов, чтобы попрощаться с семьей. Этого мы уже никогда не узнаем. Впрочем, это и не важно. Важно то, что Хенрик Теляк около часа ночи завершает собирать чемодан, надевает пальто и тихонько выходит. Проходит коридор, выходит в зал, где еще несколько часов назад проходила терапия, и… — тут он ободрительно махнул рукой Рудскому. И снова во рту он почувствовал вкус желчи. И снова перед его глазами встало пятно в форме гоночного болида.
Психотерапевт полностью потерял энергию. Обтягивающий гордо выпрямленную фигуру пиджак неожиданно сделался слишком большим, волосы сделались матовыми, взгляд утратил надменность и сбежал в сторону.
— Я расскажу, что произошло дальше, — тихо произнес он, — но если вы поначалу ответите на пару моих вопросов. Мне хочется знать, откуда вы знаете.
— Только не смешите меня, — возмутился Шацкий. — У нас здесь процессуальный эксперимент, а не детективный роман. Я не стану подробно рассказывать вам о ходе следствия. Хотя бы потому, что кропотливое следствие — это сотни элементы, а не один блестящий следователь.
— Вы лжете, пан прокурор, — деликатно усмехнулся психотерапевт. — А я не прошу, а только ставлю условие. Пан желает узнать, что было дальше? Тогда ответьте на мой вопрос. Или же начну повторять, что ничего не помню.
Шацкий колебался, но только очень недолго. Ему было известно, что если присутствующие пойдут в отказ, будет невозможно доказать из вину в суде. У него возникла бы проблема даже с юридической квалификацией их запутанной мести.
— Четыре элемента, — сказал он наконец. — Четыре элемента, которые мне следовало бы сопоставить значительно раньше. Что интересно, два из них — совершенно случайны, они могли бы появиться когда угодно. Первый элемент — это терапия расстановок, которая для вас оказалась обоюдоострым оружием. Вы могли управлять всеми, но не Теляком.
— С кем пан консультировался? — вмешался Рудский.
— С Еремияшем Врубелем.
— Хороший специалист, хотя на лекцию в духовной семинарии я бы его не пригласил.
Шацкий даже не усмехнулся.
— В ходе всей терапии Теляк упорно в кого-то вглядывался. В кого? Я не понятия не имел. Мне был внушен принцип, что более ранние партнеры, если им не было разрешено уйти, заменяются детьми. А так же тем, что ребенок от последующей связи символизирует утраченного партнера. И я был уверен, что у Хенрика Теляка ранее была любовница или любимая женщина, которую он потерял в трагических обстоятельствах.
Я подозревал, что он мог чувствовать себя виноватым в ее смерти. Вместе с доктором Врубелем мы определили, что это более всего вероятно. И что Кася, совершенно неосознанно, настолько сильно идентифицировала себя с его утраченной любовью, что даже отправилась за ней в смерть. А Бартек стремится к тому же, чтобы снять с отца вину и исполнить его мечту соединиться с любимой. Но крайне трудоемкое копание полиции в прошлом Хенрика Теляка никакого результата не принесло. Не было выявлено следов любовницы или какой-либо большой любви. Похоже на то, что единственной женщиной в жизни Хенрика Теляка была пани, — указал он на вдову. — То был бы тупик, если бы не бумажник Хенрика Теляка — оставить его было громадной ошибкой с вашей стороны. И это является вторым элементом. Самым любопытным в бумажнике были купоны спортлото, на которых повторялся один и тот же набор цифр. Мне он ничего не говорил, пока я не узнал дату и время смерти Каси Теляк. Тогда до меня дошло, что цифры на купоне являются датой — конкретно: 17 сентября 1978 или же 17 сентября 1987 года — и время: 22–00, десять часов вечера. В тот же самый день, в то же самое время, в двадцать пятую — или шестнадцатую — годовщину этого события девушка покончила с собой. Я стал просматривать газеты и среди массы информации обнаружил сведения про убийство Камиля Сосновского. Теоретически, ничто этих дел не объединяло, но в какой-то момент я начал размышлять: а не может ли отсутствующим звеном быть мужчина? Может ли это означать, что Хенрик Теляк был геем? Но, может, вообще все время я концентрировал внимание не на той половинке супружества Теляков, что следовало? А что если отсутствующим звеном расстановки является умерший любовник пани Ядвиги? Соперник Теляка? Ведь его смерть была бы для Теляка одним из счастливейших моментов в его жизни. Настолько счастливым, что на него можно было ставить в спортлото.