Виновник торжества - Незнанский Фридрих Евсеевич (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Андрей Борисович, а где вы храните свою зимнюю обувь?
– А это еще зачем? – Каледин агрессивно уставился на Турецкого.
– Еще одно вещественное доказательство. Может, вам повезет, и следы ваших ботинок не совпадут со следами, обнаруженными на месте преступления.
Каледин мотнул головой в сторону прихожей:
– В обувном ящике. Зимние ботинки у меня одни. – Он обреченно проследил взглядом за Турецким.
– Вы останетесь дома под подписку о невыезде. Кстати, явка с повинной несколько облегчила бы вашу участь.
Каледин с подавленным видом слушал Яковлева. Потом вдруг спросил:
– Я завтра могу пойти в университет?
– Можете. У вас там что-то намечается?
– Да, вручение наград. Я должен присутствовать.
Когда следователи покинули квартиру Каледина, он бросился ничком на диван и глухо зарыдал в подушку.
В кабинете Гоголева шел разбор полетов.
– Ну, уважаемый Виктор Петрович, можешь опять набирать вес. Ситуация этому очень способствует. Твою главную заботу мы завтра устраним. А когда появится новый маньяк – неизвестно. Может быть, это последний из маньяков. Помнится, любил я книгу в подростковом возрасте – «Последний из могикан». И чего это я ее вспомнил? – как обычно, подшучивал над другом Турецкий.
– Сашка, кончай мозги пудрить. Расскажи лучше, как прошла встреча на высшем уровне.
– Как и предполагалось. Наш ученый все отрицает, почему в его календаре и блокоте отмечены интересующие нас даты, якобы вспомнить не может. Но разъяснились последние две даты, над которыми мы призадумались, хотя версия существовала, – они ему действительно дороги, это его день рождения и его матери.
– Сволочь, таким образом отмечать день рождения матери! – сорвалось у Гоголева, хотя обычно он не позволял себе подобных словечек.
– Да у него ж ничего святого нет! Если он любимую девушку жизни лишил, что о нем говорить?
– Теперь у нас есть все основания арестовать Каледина и заключить его под стражу. Улик предостаточно – отпечатки пальцев совпадают, следы ботинок тоже, подведем базу под отмеченные им даты, а генотипоскопическую экспертизу уже на месте сделаем. Завтра получим санкцию прокурора на арест и возьмем его тепленьким. После бурных аплодисментов, – заключил Турецкий, а Гоголев не придал особого значения последним словам Турецкого, зная его тягу к шуточкам-прибауточкам.
– А грандиозную попойку устроим в честь окончания дела? – облизнувшись, обратился к товарищам Грязнов.
– Спрашиваешь! Еще какую! Девочек пригласим... – размечтался Турецкий.
– Каких еще девочек? – стал урезонивать его Гоголев. – Ты, Сашка, неисправим. Седина в бороду – бес в ребро. В обед сто лет, а туда же – девочек.
– Хорошеньких девочек, из консерватории! Какой цветник! – закатил в восхищении глаза Турецкий. – А насчет намеков на мой возраст, Витя, ты не прав. Человеку столько, на сколько он себя чувствует. А я себя ощущаю лет на двадцать моложе. Так что мне двадцать пять. Только мудрее. Я очень мудрый. Все заметили?
– Трудно не заметить, государственный советник юстиции третьего класса! – по-военному отчеканила Галя Романова под общий смех.
– За дело! – напомнил Гоголев. – Последний рывок – и птичка в клетке.
Все сразу посерьезнели и приступили к обсуждению плана завтрашних действий.
Эпилог
В актовом зале университета было шумно и празднично. Накануне студенты сдали последние экзамены, и преподаватели радовались не меньше своих питомцев. Напряженный учебный год остался позади. Впереди всех ждало теплое лето, время отпусков и каникул. А сейчас ректор вручал награды молодым ученым и преподавателям, называя по очереди имена и вызывая их на сцену. Следовали поздравления, добрые пожелания, кому-то вручались премии, кому-то медали. Атмосфера веселья сопровождала каждое новое имя, а когда прозвучало имя Каледина Андрея Борисовича, аплодисменты усилились. Он стоял растерянный на сцене, неловко принимая из рук ректора медаль за научные достижения в области математики. Улыбающиеся лица в зале и крепкое пожатие руки ректора расстрогали его, а небольшая речь в его честь совсем смутила. Андрей Борисович не привык к таким знакам внимания со стороны чужих людей, поэтому чувствовал себя очень неуверенно.
– Вот кто настоящий виновник нашего торжества, – не без патетики воскликнул ректор. – А на днях наш молодой ученый блестяще защитил докторскую диссертацию, плод его самоотверженного труда на благо отечественной науки. Так что не зря Российская академия наук по достоинству оценила научные изыскания Каледина Андрея Борисовича как самого одаренного молодого математика России, – закончил свою речь ректор, и под сопровождение аплодисментов Каледин неуклюжей походкой направился по сцене к кулисам. Все еще пребывая в приподнятом настроении, он не сразу понял, что эти двое, о которых он напрочь забыл на несколько счастливых минут, терпеливо дожидались конца церемонии, чтобы подойти к нему и сказать те слова, которые перечеркивали всю его жизнь:
– Именем закона Российской Федерации вы арестованы.
Торжество в зале продолжалось, никто не видел, как Каледин в сопровождении двух подтянутых людей шел по длинному коридору, спускался по ступенькам, садился в машину, пригнув голову. Когда машина тронулась с места, он невидящим вглядом смотрел перед собой и в голове не было ни одной мысли. Время для него остановилось. Медаль он спрятал в карман и тут же забыл о ней.
– Андрей Борисович, теперь молчать нет никакого смысла. У нас есть все доказательства ваших преступлений. Вы же, как математик, должны мыслить логично. Вспомните, даже в математике понятие теоремы означает утверждение, устанавливаемое при помощи доказательств. Так вот, мы уже не предполагаем, а утверждаем вашу вину с помощью неопровержимых доказательств. Вы же образованный человек и знаете, что против генотипоскопической экспертизы возражать бессмысленно. – Турецкий вел допрос Каледина, и ему казалось, что он разговаривает с манекеном, а не человеком. Тот сидел с безучастным видом, глядя перед собой в стену, и думал о чем-то своем.
– Совсем мужик с катушек съехал, – тихо сказал Грязнов Гоголеву.
– Андрей Борисович, взгляните, пожалуйста, на эту фотографию. – Турецкий протянул Каледину фотографию Оли Алехиной, копию той, что висела в гостиной у Алехиных. Тот взял ее в руки, взглянул. Вдруг лицо его перекосилось, он замычал, как от боли, раскачиваясь из стороны в сторону, выронил фотографию и, обхватив голову руками, простонал:
– Что я натворил! Что я натворил...
Турецкий налил ему в стакан воды, заставил выпить.
– Андрей Борисович, я вас внимательно слушаю. Вам лучше все рассказать, никуда от этого не денешься. – Он проникновенно смотрел в глаза Каледину, и тот вдруг начал свой нелегкий рассказ. Он стал вспоминать, как впервые увидел Олю, как тайком провожал ее взглядом, боясь, что она заметит это. Как завел расписание ее занятий в спортивной секции, потом на подготовительных курсах, чтобы хотя бы из окна видеть, когда она уходит и возвращается. Он не стремился к тому, чтобы привлечь ее внимание – она ведь такая красивая, воздушная, как эльф, а он огромный, тяжелый увалень с медвежеподобной фигурой. Как такой может понравиться этой необыкновенной девушке? Когда он слышал ее голос в подъезде, подходил к своей двери и, тихонько приоткрыв ее, слушал.
Он любил ее голос и наслаждался им, не в силах отказать себе в этой маленькой слабости. Так Андрей Борисович узнал, что она уезжает в Финляндию. Потом была тоска – о ней ни слуху ни духу. Только однажды решился он спросить у ее мамы, надолго ли уехала Оля. И когда спустя полгода вдруг столкнулся с ней у двери подъезда, все всколыхнулось в нем, и он понял, что это не просто платоническая любовь, он испытывал к ней страсть, но не умел объяснить себе это состояние.
У него никогда не было женщины. В тот трагический новогодний вечер он услышал, как за ней приехала машина и Оля, выходя из квартиры, сказала маме, что вернется после одиннадцати. Уже около одиннадцати часов он время от времени подходил к окну, чтобы увидеть ее. Никаких планов у него еще не было. В какой-то момент он подошел к окну и увидел ее легкую фигурку. Она быстро шла к подъезду, и ее, похоже, преследовал какой-то тип. Каледин заметался по комнате и вдруг услышал ее крик. Как был в легких комнатных тапочках, он бросился вниз по ступенькам, потому что лифт уже был вызван на первый этаж.
