Виновник торжества - Незнанский Фридрих Евсеевич (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Турецкий сел на диван, который в этот раз был частично освобожден от бумаг, и приготовился слушать. Рядом с собой он положил внушительных размеров папку с репродукциями.
– Вы знаете, наверное, что отец Чюрлениса играл на органе? – спросил у него Каледин.
– Знаю, – ответил Турецкий, поскольку накануне, готовясь к встрече с Калединым, прочитал в большой статье, приложенной к репродукциям, о биографии и творческом пути Чюрлениса.
Каледин удивленно поднял брови.
– Вы удивляете меня все больше, – не удержался он от похвалы.
– То ли еще будет! – смешливо ответил Турецкий, и, заметив беспокойство во взгляде Каледина, пояснил: – Я же вам говорил, что следователи не такие уж ограниченные люди, как о нас думают. Я бы с удовольствием послушал и симфонические, и хоровые, и камерные произведения Чюрлениса. Но в этот раз давайте ограничимся его органной музыкой, чтобы не слишком утомлять вас.
– Я вам поставлю его концерт «Море» – для оркестра и органа. Очень величественная и одновременно романтическая поэма.
– А у меня как раз есть среди репродукций его цикл «Cоната моря», присаживайтесь рядом, вместе посмотрим. Хотелось бы убедиться, что Чюрленис хотел картинами выразить музыку, а красками стремился передать музыкальные звуки. Во всяком случае, так считает искусствовед, написавший о нем статью для этой подборки репродукций. Вы помните – ведь у него даже художественные произведения часто носят музыкальные названия – фуга, прелюдия, соната...
Каледин с интересом слушал Турецкого, настороженность и беспокойство немного отпустили его.
– Вы так свободно владеете музыкальной терминологией... Только не говорите, что следователи получают еще и консерваторское образование.
– Не знаю, как другие следователи, но у меня такого образования нет. Зато моя жена пианистка, когда-то выступала с концертами. Сейчас педагог-музыкант. Постоянно занимается моей музыкальной культурой. Раз в месяц на концерты ходим всенепременно.
Каледин сел наконец рядом со следователем, и, слушая органный концерт, Турецкий стал передавать ему репродукции.
– Вот, смотрите, Чюрленис даже свои картины называет частями сонатных циклов. – Скупая улыбка появилась на лице Каледина, и он внимательно изучил одну за другой репродукции: цикл «Соната весны» и «Соната моря» с указанием частей – Аллегро, Анданте, Скерцо, Финал. – Какая гармония... – тихо проговорил он, наслаждаясь звуками музыки и рассматривая картины.
– Да, он один из тех редких художников, которые чувствуют музыку в природе, – подтвердил свои ощущения Турецкий. – Я очень люблю море, хотя, к сожалению, редко удается выезжать туда на отдых. И, вы знаете, море мне иногда снится – его бескрайность, уходящая к горизонту, даже всплески волн слышу...
А вы любите море, Андрей Борисович?
– Да, люблю, – как-то неуверенно ответил математик.
– А вам оно снится?
– Очень редко, – неохотно ответил Каледин. Что-то в его лице неуловимо изменилось, и Турецкий почувствовал перемену, только не мог себе объяснить ее причину.
– Спасибо вам большое, не стану больше злоупотреблять вашим гостеприимством. – Турецкий стал собирать все репродукции в папку, наконец встал с дивана под заключительные аккорды органа с оркестром. Хозяин дома пошел провожать гостя, и лицо его выражало нескрываемое облегчение. Они вежливо пожали друг другу руки, и Турецкий уважительно заметил:
– У вас такие большие и крепкие руки, жаль, пропадают зря. Держать ручку в такой руке просто грех, вам бы борьбой заниматься. Не ходите в спортзал?
– Я абсолютно неспортивный человек. Да к тому же, скажу вам честно, всякие там силовые приемы не для меня. Я даже в детстве никогда не дрался. Сейчас уже можно признаться – боюсь боли. Когда-то сломал руку, упал в гололед, так пока мне делали укол новокаина перед укладкой в гипс, потерял сознание. А зубы лечить для меня каждый раз все равно что на эшафот всходить. И боли от укола не выношу, и без укола не выдерживаю. Нашел одну клинику, где под общим наркозом лечат, только туда и хожу. Правда, когда потом просыпаюсь, голова болит, тошнит, но все лучше, чем боль терпеть.
– Сочувствую вам, сам не люблю зубы лечить. Ну, извините за то, что отнял у вас время. Всего вам хорошего. После такого замечательного вечера у меня будет отличное настроение. Может, и на завтра хватит.
– И вам спасибо, – вежливо ответил хозяин. – Мне тоже было приятно провести время с вами, к тому же поучаствовать в такой замечательной культурной программе.
Турецкий сбегал по ступенькам как на крыльях, держа драгоценную папку с репродукциями у своей груди. Не было у него сейчас большей ценности, чем эта папка. И он был уверен, что Каледин отдал бы все золото мира, чтобы вернуть ее себе, знай он, с какой целью Турецкий приносил ее.
В одиннадцать часов следующего дня стало известно, что отпечатки пальцев Каледина на репродукциях картин Чюрлениса совпадают с отпечатками пальцев на стенке лифта в первом эпизоде и на часах убитой в третьем эпизоде расследуемого дела. Турецкий ликовал и ходил как именинник.
– Витя, пора просить у прокурора санкцию на обыск квартиры Каледина. Мне не дают покоя даты совершения изнасилований и убийств. Должно же быть этому объяснение. Уверен, мы у него найдем какие-то записи, если он не действовал проще – просто отмечал в календаре свои «выходы».
– Пока прокурор даст санкцию на обыск, распоряжусь снять по секторам все патрули и назначить наружное слежение за его домом. Подключим несколько человек для слежения за ним в течение всего дня, если он будет покидать дом. Возьмем его в тиски, чтоб не выскользнул ни на секунду. – Гоголев набрал номер телефона и стал отдавать распоряжения.
Андрей Борисович все еще находился под впечатлением удачной защиты диссертации. Он не сомневался, что до конца следующего года Высшая аттестационная комиссия утвердит его новую степень – доктора математических наук. Бывали случаи, когда на утверждение ученой степени уходило меньше времени. На его памяти двое его коллег получили степень уже через девять месяцев. Но нужно набраться терпения, а пока можно продолжать научную работу, благо – лето впереди, время отпуска, не нужно будет вставать спозаранку в университет. Каледин предавался приятным мечтам и ел пирожное под музыку ирландских баллад. В дверь позвонили, и он досадливо поморщился. Что-то в последнее время его одолели незваные гости. Точнее, гость был один и тот же, и это совсем не нравилось Андрею Борисовичу. Но не выгонять же его.
Он неохотно поднялся с кресла и пошел открывать двери. В дверном глазке маячило знакомое лицо, но Каледин для порядка спросил:
– Кто там?
– Cвои, – услышал он и уже не удивился ответу. Каледин повернул в замке ключ, открыл дверь и застыл в изумлении. Рядом с Турецким стояли еще двое незнакомых мужчин. Лица их не выражали дружелюбия, только Турецкий смотрел на него не так жестко. Каледин попытался что-то сказать, но почему-то не находил слов. Наконец он выдавил:
– Чем обязан?
– Уголовный розыск, – спокойно представился полноватый, со слегка поредевшими рыжими волосами мужчина. Военная выправка и статность его фигуры выдавали службиста высокого чина. Каледин молча прошел вперед и стал посреди комнаты как вкопанный.
– Присядьте, Андрей Борисович, – сдержанно предложил ему Турецкий. – Боюсь, мы надолго.
– Что-то случилось? – Лицо Каледина стало покрываться красными пятнами.
– Случилось, и давно. Да вот только сейчас мы наконец к вам добрались, – холодно ответил рыжеволосый. – Кстати, я Вячеслав Иванович Грязнов, начальник управления по расследованию особо важных дел МВД. А это Владимир Владимирович Яковлев, старший следователь, – указал он на коллегу, крепкого высокого мужчину, который не отрываясь смотрел в лицо Каледину.
– Я бы попросил объяснений. – Каледин уже овладел собой и с вызовом смотрел на пришедших.
– Андрей Борисович, вы все-таки посидите, посмотрите телевизор. А мы пока делом займемся. Хотим тут у вас кое-что поискать, – успокаивающим тоном обратился к нему Турецкий. – Вот санкция прокурора на обыск. Так что все по закону, согласно статье 165-й Уголовного кодекса.
