Синий рыцарь - Уэмбо Джозеф (книги онлайн полные версии TXT) 📗
– Ошибаешься, Бампер. Я и так могу охмурить любого богатого мужика и содрать с него весьма солидный куш.
– Жаль, что ты так заговорила, Лейла.
– У-у, старый медведь, – рассмеялась она, когда я начал растирать онемевшее лицо. – Я знаю, Ахмед сказал тебе, что я проститутка. Для арабов это смертный позор. Ты ведь знаешь, как они все тонко чувствуют. Яссер не так давно намекал, что неплохо бы мне сменить имя, раз уж я занялась шоу-бизнесом. Мол, Хаммад – имя слишком уж обычное, надо бы придумать другое, более американское на слух. Уж такие они деликатные, словно пинок в задницу. Как насчет «Фейнберг» или «Голдштейн», Бампер? Готова поспорить, они не станут возражать, назови я себя Лейлой. Это ведь объяснит для всех арабов, почему я стала проституткой, верно? Они даже смогут пустить слух, будто моя мать была еврейкой.
– А какого черта ты все это рассказываешь мне? – внезапно разъярился я. – Сходи к священнику или психологу, или же отправляйся в мечеть и поговори с Пророком, но почему я? На меня и так сегодня навалилась куча проблем. Теперь еще и ты?
– Ты отвезешь меня домой, Бампер? Мне очень надо с тобой поговорить.
– Сколько тебе еще осталось выходов сегодня? – спросил я и понял, что если опрокину еще стаканчик, то вряд ли смогу усидеть в кресле прямо.
– На сегодня у меня все. Марша заменит меня в следующем выходе. Я сказала Ахмеду, что меня схватили судороги. Лейла отправилась дожидаться меня на стоянку, а я отыскал Ахмеда и распрощался с ним. Я дал Барбаре пятнадцать долларов чаевых, потом проковылял на кухню, поблагодарил Яссера и поцеловал его в большие усы, а он в это время стискивал меня руками и заставил пообещать приехать к нему домой в ближайшие пару недель.
Лейла ждала меня на стоянке, пытаясь по мере возможности игнорировать приставания двух хорошо одетых пьяных мужчин в черном «линкольне». Когда же они заметили меня, зигзагами пересекающего стоянку в их направлении, водитель тут же рванул с места, оставив на асфальте следы от шин, и умчался во весь дух.
– Господи, не могу обвинить их в трусости, – рассмеялась Лейла, – очень уж у тебя был дикий и свирепый вид, Бампер. Где это ты заработал царапины на лице?
– Мой «форд» вон там, – сказал я, шагая, словно чудовище Франкенштейна – иначе я не смог бы выдерживать ровный курс.
– Все та же старая машина? О, Бампер. – Она по-детски рассмеялась, положила мою руку себе на плечо и подволокла к моему «форду», но со стороны пассажирского сиденья. Затем похлопала меня по карманам, отыскала ключи, вытащила их, запихнула меня в машину и захлопнула за мной дверь.
– Легкие у тебя пальчики, – пробормотал я. – По карманам никогда не доводилось шарить?
– О чем это ты, Бампер? – спросила она, садясь за руль и заводя мотор.
– Да так, ни о чем, – промычал я, снова растирая лицо.
Я задремал, пока Лейла вела машину. Она включила радио и начала подпевать. Оказалось, что у нее ко всему прочему еще и неплохой голос. Я от всего этого даже заснул, и ей пришлось трясти меня, когда мы добрались до ее квартиры.
– Сварю-ка я тебе крепкого турецкого кофе, а потом мы поговорим, – сказала она, помогая мне вылезти из форда. Тротуар тут же метнулся мне навстречу, но я тут же зажмурился и немного постоял, пока все не пришло в норму.
– Готов одолеть лестницу, Бампер?
– Как всегда, малышка.
– Тогда пошли, – сказала она. Она повела меня наверх, моя рука лежала на ее плече – она была крупная сильная девушка. Ахмед просто псих, подумал я, она стала бы ему отличной женой, да и не только ему, а любомумолодому парню.
Пришлось немного попыхтеть, но мы все же добрались до третьего этажа ее весьма шикарного многоквартирного дома. На самом деле здесь было три Г-образных здания, бессистемно расположенных вокруг двух плавательных бассейнов олимпийского размера. Такой район больше подходит для слоняющихся без дела холостяков, и это напомнило мне о ее младших сестрах.
– Девочки дома? – спросил я.
– Во время учебного года я живу одна, Бампер. Надия живет в общежитии Южнокалифорнийского университета, она на первом курсе. А Далал в пансионе при монастыре Рамона. Она будет в следующем году поступать в колледж.
– Монастырь Рамона? А я думал, что ты мусульманка.
– Я никто.
Мы вошли в квартиру, и Лейла провела меня мимо мягкой кушетки, на которой наверняка неплохо бы спалось, и усадила на кухонный стул с прямой спинкой, сняв перед этим мой спортивный пиджак и повесив его в шкаф.
– Ты носишь оружие даже после дежурства? – спросила она, когда молола кофе.
– Да, – ответил я, целую минуту не понимая, о чем она спрашивает, настолько я привык к своему револьверу. – Моя работа сделала из меня труса. – В этом городе я никогда не выхожу без него на улицу, разве что в бар Гарри или куда-нибудь недалеко от дома.
– Если бы я увидела все то, что довелось видеть тебе, может, и я бы боялась выходить на улицу без оружия, – пожала она плечами.
Я так и не заметил, что снова задремал, и очнулся лишь после того, как Лейла меня растолкала. Прямо передо мной она держала блюдце с крошечной чашечкой черного и густого кофе по-турецки. Я с удовольствием вдохнул аромат кофе и снова ощутил прикосновение ее прохладной ладони. Ее широкий рот улыбнулся.
– Может, тебя напоить с ложечки, пока не протрезвеешь?
– Да я в порядке, – отозвался я, растирая ладонями лицо и голову.
Я как можно быстрее выпил кофе, хоть он был обжигающий. Она наполнила мне еще одну чашку, но я извинился, зашел в туалет, отлил, умылся холодной водой и причесался. Вернувшись, я все еще был пьян, но по крайней мере перестал вести себя как зомби.
Должно быть, Лейле показалось, что я в достаточно хорошей форме.
– Позволь мне включить музыку, Бампер, потом мы поговорим.
– Ладно. – Я прикончил вторую чашечку почти так же быстро, как первую, и налил себе третью.
Мягкий голос арабской певицы на секунду заполнил всю комнату, потом Лейла убавила громкость. Это был плачущий заунывный звук, временами почти переходящий в плач, но он добирался до самой души, по крайней мере, так было со мной, и всегда вызывал в воображении храмы в Карнаке и Гизе, улицы Дамаска и еще одну картину. Однажды я видел бедуина, стоявшего на утесе из розового гранита под слепящими лучами солнца и смотревшего на Долину Царей. По его лицу я понял, что хоть он наверняка и неграмотный, но историю знает лучше, чем я когда-либо буду ее знать, и я пообещал себе, что, став стариком, приеду сюда умирать. Правда, если я станустариком.
– Я все еще люблю старинную музыку, – улыбнулась Лейла, кивнув в сторону стерео. – Большинству людей она не нравится. Если хочешь, я могу включить что-нибудь другое.
– Не надо, не трогай, – ответил я. Лейла посмотрела мне в глаза и, кажется, обрадовалась.
– Мне нужна твоя помощь, Бампер.
– Ладно, какая?
– Я хочу, чтобы ты поговорил обо мне с моим инспектором.
– Так на тебе висит испытательный срок? За что?
– За проституцию. Голливудские детективы в штатском сцапали нас троих в январе. Меня признали виновной и приговорили к испытательному сроку.
– Так о чем же мне надо поговорить?
– Я получила не суммарный испытательный срок, как обещал мой вшивый тысячедолларовый адвокат. Мне достался паршивый судья, и теперь мне два года придется регулярно отмечаться у инспекторши. Мне хочется кое-куда уехать, а для этого требуется разрешение.
– Куда собираешься?
– Туда, где можно родить. Мне хочется куда-нибудь уехать, родить ребенка, оформить его на себя и вернуться.
Я подумал: «Почему я? Почему, черт возьми, я?»
– Бампер, для этого нужен именно ты. Я не хочу, чтобы мои сестры что-либо знали. Ничего, слышишь? Они хотят лишь помогать растить ребенка, и бог свидетель, в этом грязном мире вырастить ребенка достаточно трудно. У меня есть план, и все мое чертово племя лишь тебя одного выслушает, не задавая вопросов. Они тебе полностью верят. Я хочу, чтобы ты сказал Яссеру, Ахмеду и всем остальным, что, по-твоему, мне не следует зарабатывать на жизнь танцами, что у тебя есть друг в Нью-Орлеане, который может предложить мне хорошо оплачиваемую конторскую работу. А потом чтоб повторил то же самое моей инспекторше и убедил ее в том, что это правда. Затем я исчезну на семь или восемь месяцев, вернусь и скажу всем, что мне не понравилась работа или еще что-нибудь. Они, конечно, все разъярятся, но дело будет сделано.
