Синий рыцарь - Уэмбо Джозеф (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Все это могло бы сделать Лос-Анджелес местом, где работать полицейским значит постоянно впадать в отчаяние, не будь того факта, что Запад в целом не контролируется разными политиканами благодаря тому, что наши города столь растянуты и молоды. И это означает, что за двадцать лет я смог арестоватьлюбого сукина сына, который того заслужил, и не заработал за все это время ни одного обвинения в неправомочном аресте или превышении своих полномочий, если не считать того единственного случая, когда я оштрафовал одного несносного французского дипломата за езду в нетрезвом состоянии после того, как он грязно меня обругал. Позднее я отрицал, стоя перед своими боссами, что он говорил мне о своей дипломатической неприкосновенности.
Но несмотря на все жалобы полицейских, есть и такое, что вы не можете отрицать: это до сих пор лучшая из существующих систем, и хоть она и неуклюжа с точки зрения копа, кто согласился бы стать участковым в Москве или Мадриде или же в любом месте между ними? Большинство из нас знает, что копов в большинстве своем нигде не любят, и я всегда говорю – если хочешь, чтобы тебя обожали, записывайся в пожарники.
Я начал понемногу вслушиваться в уже идущее предварительное расследование. Подсудимым на нем оказался высокий, приятный на вид мужчина лет двадцати семи по имени Джон Трэффорд, здесь же находилась и красивая женщина, вероятно, его жена. Он постоянно поворачивался к ней и принимал мужественный вид, но все это не особо впечатляло судью Марту Редфорд, несговорчивую, сурового вида старую деву, которую я по своему опыту знал как честного судью как по отношению к обвиняемым, так и по отношению к закону. Давал показания пострадавший – какой-то гомик. Он утверждал, что этот чисто выбритый и симпатичный молодой человек подцепил его в баре гомосексуалистов, потом приехал к нему домой и там, после неописуемого полового акта, молодой обвиняемый, которого гомик называл Томми, едва не отрезал ему голову кухонным ножом. После этого он ограбил его квартиру и украл три сотни пропитанных кровью долларов, которые были позднее обнаружены в его кармане двумя полицейскими, арестовавшими его в пригороде в районе Пятой и Мейн-стрит за появление на улице в пьяном виде и незаконную парковку машины.
Адвокат обвиняемого затем принялся издеваться над гомиком, женоподобным маленьким человечком примерно сорока лет, владельцем фотостудии, а сам потерпевший не скрывал симпатии к обвиняемому и бросал нервные взгляды на своего дружка «Томми», и я подумал, насколько типичен этот мрачный юмор ситуации. Слабые люди настолько нуждаются в других людях, что готовы простить им что угодно. У меня создалось впечатление, что адвокату защиты не удастся свести дело к минимуму, представив его как еще одну склоку между гомиками, потому что в справке из больницы упоминались массированное переливание крови и более сотни стежков, потребовавшихся, чтобы сшить раны на шее.
Молодой обвиняемый снова повернулся и бросил долгий печальный взгляд на молодую красивую женщину, и когда судья Редфорд вынесла решение о том, что ему предстоит отвечать на обвинения в попытке убийства и грабежа, его адвокат попытался уговорить ее снизить сумму залога, потому что парня раньше никогда не арестовывали, за исключением единственного раза за избиение жены.
Тогда судья Редфорд посмотрел на обвиняемого, вглядываясь в его красивое лицо и спокойные глаза, и я заметил, что она не слушает прокурора, возражающего против снижения залога и указывающего на жестокость, с какой были нанесены раны. Она просто смотрела на молодого пижона, а он смотрел на нее. Его светлые волосы были аккуратно причесаны, он был одет в скромный полосатый костюм.
После этого она отклонила просьбу о снижении залога, оставив прежнюю огромную сумму, и я был уверен, что она разглядела на лице того парня то же, что увидел я. Он был один из тех, с кем считаются, и в презрительно-холодном выражении его лица читались умеренность и ум. И властность. От его взгляда даже по мне пробежал холодок. Можете называть его психопатом и говорить, что он воплощение зла, но кем бы он ни был – это смертельный Враг, и я призадумался, сколько других подобных случаев с его участием заканчивались кровью. Быть может, именно он зарезал ту черную проститутку, которую в прошлом месяце откопали в мусорной куче на Седьмой улице, подумал я.
В подобных людях следует уважать способность наносить вред, а самой способности следует бояться. Я чертовски уверен, что она испугала судью, и когда она отказалась уменьшить сумму залога, он улыбнулся ей очаровательной мальчишеской улыбкой, а она отвернулась. Потом он снова посмотрел на свою заплаканную жену и улыбнулся ей, потом почувствовал на себе мой взгляд и встретился со мной глазами, и я осознал, что сам улыбаюсь, а взгляд мой говорил: я тебя знаю. Очень хорошо знаю. Он спокойно смотрел на меня несколько секунд, потом глаза его словно затуманились. Его вывели из комнаты суда. Теперь, когда я знаю, что он слоняется по пригороду, подумал я, я стану высматривать этого парня на своем участке.
Судья покинула свое кресло, и ОП, юноша с бачками и усами, которые никак не сочетались вместе, принялся читать иск, готовясь к рассмотрению моего дела.
Помощник шерифа ввел в комнату моего обвиняемого, Тимоти Лэндри. Его дело вел общественный защитник, поскольку Лэндри считался безработным, хотя, по оценкам Майлса, он украл тысяч десять или около того.
Это был высокий мужчина сорока четырех лет с длинными черными крашеными волосами, вероятно, на самом деле седыми, и желтовато-болезненным цветом лица, у некоторых людей после выхода из тюрьмы оно больше никогда не становится розовым. Тюремное прошлое читалось во всем его облике. Несколько лет назад, сразу после выхода из Фолсома, он играл мелкие роли в кино, в основном в вестернах.
– Ладно, офицер, – сказал молодой ОП, – а где следователь?
– Он сейчас занят в другом деле. Я Морган, полицейский, который арестовал обвиняемого. Я сам буду вести это дело. Его виновность не вызывает сомнений. У вас не возникнет никаких проблем.
У прокурора было, по моим прикидкам, всего пару месяцев практического опыта в суде. Этих стажеров-прокуроров посылают на предварительные слушания, где они ведут несколько дел в день и набираются живого опыта, а этот, как я предположил, не провел здесь и двух-трех месяцев. Я его никогда раньше не видел, хотя и провожу много времени в судах, поскольку делаю много арестов.
– А где другой свидетель? – спросил ОП, и тут я впервые огляделся и заметил Гомера Доуни. Я успел почти позабыть, что его тоже вызвали повесткой в суд. Я не стал утруждать себя разговором с ним ради того, чтобы убедиться, что он знает и что должен подтвердить, ведь его роль в этом деле была настолько незначительной, что он тут вообще почти не был нужен. Следовало лишь подтвердить, что у меня были основания войти в номер отеля и провести арест.
– Посмотрим, – пробормотал ОП, поговорив несколько минут с Доуни. Потом сел за столик и принялся читать иск, приглаживая длинными пальцами копну темно-русых волос. Общественный защитник был похож на аккуратно подстриженного члена респектабельного клуба, а ОП, теоретически олицетворяющий закон и порядок, оказался чуть ли не стилягой. Он даже носил круглые старушечьи очки.
– Доуни – менеджер отеля?
– Да, – ответил я читающему мой рапорт ОП.
– Тридцать первого января вы вошли в отель «Орхидея», дом восемьсот двадцать семь по Шестой восточной, выполняя свои повседневные служебные обязанности?
– Верно. Я собирался осмотреть вестибюль и выгнать оттуда алкашей, которые могли там слоняться. Двое из них спали в вестибюле, и я разбудил их, собираясь арестовать, и тут один из них вдруг побежал вверх по лестнице. Я почувствовал, что за этим кроется нечто большее, чем просто пьянство, велел второму оставаться на месте и погнался за первым. Он свернул на третьем этаже в холл направо, я услышал, как захлопнулась дверь, а я был почти полностью уверен, что он забежал в номер триста девятнадцать.
