Волга впадает в Гудзон - Незнанский Фридрих Евсеевич (книга регистрации TXT) 📗
– Слава, – нежно поинтересовался Александр Борисович, – скажи мне, ради бога, чем ты был занят вчера, когда я тебе звонил насчет Дениса?.. И я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы видеть, что тебя мучает нечто связанное со следствием, но ты об этом ни гугу... А?
Вячеслав Иванович молча поглядел на Турецкого. Потом вздохнул и слегка поерзал в своем любимом кресле, в котором просидел все совещание.
– Ничего я не скрываю, – буркнул он в конце концов. – Просто пытаюсь вспомнить и не могу... То есть частично все-таки вспомнил...
– Да о чем вспомнил-то? – не сдержался Турецкий.
– Вчера, когда ты звонил насчет Дениса, я на Лубянке был.
– Где-где?.. На Лубянке? – Александр Борисович недоуменно уставился в свою очередь на друга. О Дубинском они оба забыли. – И за каким лешим тебя туда понесло?
– Помнишь эту запись от Вагина, которую Галка принесла? Ну ту, которая с этим Тараном, Григорием?..
– Не просто помню – могу наизусть процитировать.
– Я тебе тогда говорил, что голос бандюка мне вроде бы знаком?
– Говорил, – кивнул Турецкий.
– В общем, я вспомнил, где именно его слышал: на последнем совещании спецслужб. Помнишь, месяц назад?
– И кто?
– Коли б я знал кто! Помню, что там, а кто... Ну вот я и решил побродить там по их кулуарам, попросил знакомого, он мне пропуск заказал...
– Похоже, зря потерял время, – предположил Александр Борисович, а Слава в ответ уныло кивнул головой, но тут же нахмурился:
– Все равно вспомню! Помнишь, мы заподозрили, что они кого-то из своих подозревают в сливе информации?
– Между прочим, мысль эту высказал как раз Померанцев, – не преминул вставить Турецкий, но Грязнов-старший только отмахнулся:
– Неважно! И так всем было очевидно... Беда в том, что совещание, которое я упомянул, было совместным с представителями СМИ, речь шла об освещении в прессе и на телевидении терактов... Ты ж понимаешь, эти журналюги, особенно с телевидения, все время вопят, что мы чуть ли не в цензоры метим... Ну вот и решено было собрать все заинтересованные стороны вместе, поговорить, наладить хоть что-то похожее на взаимопонимание...
– Насколько знаю, – внес свою лепту Турецкий, – сейчас готовится такое же совещание международное: проблема-то у всех, а у демократически развитых стран особенно, одна и та же. Ну и что? Теперь, если следовать твоей логике, тебе придется погулять и в газетно-телевизионных коридорах? Только учти: войдя один раз в то же Останкино, ты рискуешь заблудиться и пропасть там навсегда, как в Бермудском треугольнике!
Александр Борисович хихикнул, а Грязнов-старший в очередной раз обиделся:
– По-твоему, я такой темный и не знаю, что там у них целый город в городе? Я что, по ящику никогда не выступал и не знаю про их вечный бардак?!.. К тому же ни в какие походы по СМИ я не собираюсь! А вот на Лубянку еще парочку раз наведаюсь обязательно, вдруг повезет?
– Основания?
– Все те же, сформулированные твоим любимчиком Померанцевым!
– Н-да... – Александр Борисович неуверенно покачал головой. – Ну не знаю... Версия вообще-то на воде вилами писана. Давай, Слав, попытаемся проделать эту операцию «Ы» другим методом?
– У тебя что, есть предложения получше?
– Ну попытаться-то можно... Знаешь, Кирилин все-таки неплохой мужик, поверь, там есть гораздо хуже.
– Охотно верю! – бросил Вячеслав Иванович.
– Плохо, что ты мне сразу не сказал, где, по твоим предположениям, слышал этот голос. Я бы еще позавчера с ним повидался.
– А сегодня что?
– Сегодня генерал отбыл дня на три куда-то с инспекцией. Ладно, не страшно. В конце концов, с Вагина теперь глаз не спускают, но даже если ни на чем противоправном не застукаем, пока что это не горит...
– Откуда ты знаешь, что отбыл?
– Видишь ли, официальный ответ на запрос по поводу общественных офицерских объединений они нам прислали. Но у меня тут же возникла масса вопросов. Насколько знаю, у тебя тоже...
Вячеслав Иванович кивнул.
– Ну я и собирался предложить ему встретиться, так сказать, на нейтральной полосе...
– В ресторане, что ли?
– Может быть, и в ресторане, а может, и вовсе в гости пригласить, Ирина была не против... Еще лучше – пока на улице тепло-светло, выехать втроем на шашлычки. Уж на берегу-то нашего озера он точно будет откровеннее, чем в том же ресторане.
– Жди – авось дождешься... Впрочем, я его, в отличие от тебя, почти не знаю, раскланиваемся при встрече, и на этом все. Ладно, уговорил, считай, что твой план принят!
В этот момент в своем углу смущенно кашлянул позабытый ими Володя Дубинский. Друзья переглянулись, и Турецкий смущенно посмотрел на следователя:
– Извините, Владимир Владимирович, сами видите – очередная нетрадиционная ситуация. Я хотел у вас выяснить последнее: когда, на ваш взгляд, мы все-таки удостоимся чести лицезреть Сибиркина?
– Я, Александр Борисович, собирался сегодня после совещания к нему нагрянуть – не для опроса, а, так сказать, проведать больного. Думаю, после этого сумею ответить на ваш вопрос.
– Что ж, разумно... В таком случае, друзья, думаю, можно временно разбегаться. Слава, ты, насколько понимаю, займешься частью, в которой служит Слепцов-младший?
– Сейчас буду связываться с командиром, – кивнул Вячеслав Иванович, – поеду к нему сам. Постараюсь прямо сегодня.
– Отлично! Володя, пока болен Сибиркин, сориентируй своего Калину на сбор всех возможных сведений о семье Слепцовых, они должны быть у меня максимально быстро. Скажем, не позднее послезавтрашнего утра. Все постановления и запросы на твоей совести...
13
Всякий раз как Валерию Померанцеву по долгу службы приходилось посещать современные школы, у него неизменно портилось настроение. Уж очень разительно отличались они от тех двух школ, в которых в свое время довелось поучиться ему. И дело было не только в появившейся повсюду серьезной охране, не позволяющей забывать, что в любой момент здесь может сложиться трагическая ситуация: после драмы Беслана об этом и так будет помниться десятилетиями.
Дело в первую очередь было в самих учениках. Валерий с нежностью вспоминал своих одноклассниц, одна из которых являлась его первой любовью. И первенствующее место в этих воспоминаниях занимал облик девчонок, одетых в старомодную, наивную школьную форму, позаимствованную в свое время советской школой у дореволюционных гимназий. Словом – где вы, гимназисточки, сбивающие снег с каблучка? Увы!
Нынешние грудастые девицы, разгуливающие по школьным коридорам в юбчонках, едва прикрывающих попы, вызывали у Померанцева, который отродясь не был ханжой, горечь и раздражение. Словно нечто жизненно важное отняли у него самого – лично... В точности так же казались ему не просто чужими, а чуждыми людьми молодые учителя, учительницы в особенности, почти не отличающиеся внешне от старшеклассниц. Поэтому свое профессиональное общение он всегда начинал с директора школы, как правило представителя старшего поколения.
На этот раз, как Валерий определил с первого взгляда, ему особенно повезло: войдя в директорский кабинет, он увидел не просто пожилую, а очень пожилую женщину, что само по себе по нынешним временам было большой редкостью.
При виде Померанцева Валентина Георгиевна с некоторым трудом поднялась из-за стола и любезно указала ему рукой на стул для посетителей. От своей секретарши она уже знала, что ее школу осчастливил «важняк» из Генпрокуратуры, но на лице старой учительницы не было и следа тревоги.
– Присаживайтесь, Валерий Александрович, – она улыбнулась, – и давайте, если можно, сразу к делу: через полчаса мне нужно уезжать в РУНО...
– Надеюсь, я вас не задержу. – Померанцев тоже улыбнулся, глядя на директрису с искренней симпатией. И вслед за этим приступил к краткому изложению обстоятельств, которые привели его сюда. То, что визит связан с гибелью Мансурова, скрывать от Валентины Георгиевны он не стал. Директриса слушала его очень внимательно, и, когда было названо имя Марины Нечаевой, в ее глазах мелькнула какая-то искорка, что от привыкшего следить за реакцией своего собеседника Померанцева не укрылось.
