Мания расследования - Топильская Елена Валентиновна (книги онлайн полностью txt) 📗
— Что ж, она так и стоит бесхозная? Если родственников нету, значит, имущество выморочное.
— Ну, а мне-то что? Впрочем, узнаю Марию Сергеевну с активной жизненной позицией. Вы все время чьи-то интересы отстаиваете, похвально.
Я вдруг поймала его взгляд, царапавший перстенек с сапфиром на моем безымянном пальце.
— Голубой бриллиант? — вскользь поинтересовался он, приподняв бровь.
— Нет. Сапфир.
Ермилов сдержанно хмыкнул, давая понять, что имеет собственное мнение на этот счет, и у меня как-то нехорошо екнуло в душе. С чего бы это вдруг он обратил внимание на мое недорогое простенькое украшение? И назвал камень так, как мне советовал представлять его Костя Барракуда? Неужели Горчаков был прав, и доброжелатели уже чешут языки? Вот и Ермилов ехидно так намекнул на то, что я все защищаю интересы представителей организованных преступных сообществ, а судя по голубому бриллианту на моем пальце, вряд ли делают это бескорыстно. Ну что ж, мне не привыкать, все эти сплетни особого значения не имеют, только вот откуда в данном контексте возник голубой бриллиант?..
Ермилов продолжал отвечать на мои вопросы, еле заметно усмехаясь, и мне стало казаться, что усмешка его имеет значение превосходства безупречного служащего над небезупречным. Я поспрашивала его насчет допросов работников ресторана, узнав, что он допросил тех, чью явку обеспечили ему ОРБ-шники, осуществлявшие оперативное сопровождение.
— А гардеробщики? А охранник?
— Я же сказал, кого мне привели, я тех и допросил.
Следующий мой вопрос был о дистанции выстрела, но Ермилов и ухом не повел.
— Неблизкая дистанция, а что?
— А почему вы вопрос не поставили эксперту об этом?
— Мария Сергеевна, — терпеливо разъяснил мне Ермилов, — вы понимаете, что такое неблизкая дистанция? Мне лично этого было вполне достаточно.
— А все же? Вас не интересовало конкретное расстояние, с которого был произведен выстрел?
— Я не понимаю, — дрогнул он уголком рта, — вас не устраивает формулировка эксперта? Назначьте дополнительную экспертизу. Мне ответили, что выстрел был произведен из пистолета Марголина, с неблизкого расстояния, чего вам еще? Это же глухарь!
— Хорошо-хорошо, — ответила я, совсем как мой ребенок, когда он желает отвязаться от назойливых замечаний взрослых. Не будем заострять на этом внимания. Неблизкая так неблизкая. Марголина так Марголина.
Далее господин Ермилов снисходительно сообщил мне, что убийство Нагорного и его жены он лично считает делом рук киллера Бородинского, но связываться с этим опасным типом он не хотел, да и мне не советует. Последнюю фразу он произнес с нажимом, вкладывая в нее дополнительный смысл.
— Кстати, вы в курсе, что в момент исчезновения Нагорного Бородинский находился в следственном изоляторе? — спросила я.
Мой собеседник пожал плечами, давая понять, что это не самая важная деталь расследования.
— А в деле, между прочим, я не увидела справки об этом, — не унималась я.
Господин Ермилов возвел очи горе.
— Значит, оперативники не предоставили справки. Все, что они мне принесли, я в деле подшил, — разъяснил он. — И вообще, что это за претензии? Мое руководство дело смотрело, у них претензий не было, а районный следователь мне тут пальцы гнет!
Мне казалось, что пальцы гнул как раз он, но я тактично промолчала.
— Вот вы знаете, Мария Сергеевна, почему вы никогда не будете работать в Управлений по расследованию особо важных дел? — продолжал Ермилов.
Потому что не хочу, ответила я про себя как профессор Преображенский, а вслух говорить этого не стала, изобразив на лице почтительную заинтересованность.
— Потому что вы не умеете читать между строк, а для того, чтобы быть хорошим следователем, надо проявлять определенную гибкость, — просветил меня важняк. — Все версии по делу прилично отработаны, а большего и не требуется.
— Кому не требуется? — осмелилась я подать голос. Меня разбирал смех.
— Никому не требуется, — раздраженно выкрикнул Ермилов.
— Это вы так считаете или кто-то вам об этом сказал? — я все еще пыталась сохранять почтительность в голосе.
— Господи, да как вы не понимаете! Не все должно говориться прямым текстом. Но, если хотите, моему руководству дали понять, что нет Нагорного, и хорошо. Пока раскрытие по этому делу не нужно.
Я изо всех сил проявляла гибкость, только чтобы Ермилов не понял, что я откровенно издеваюсь над ним.
— Не нужно? — вытаращила я глаза. — А я думала, что раскрытие нужно по каждому делу.
— В конце концов, им виднее, — сказал Ермилов, указав пальцем на потолок.
— А почему?
— Ну, есть какие-то политические соображения, — он покрутил рукой в воздухе, — там порешали все, на мое руководство выходили генералы из главка…
Он откинулся в кресле, давая понять, что и так слишком много сказал.
Из кабинета следователя по особо важным делам Ермилова я вышла, так и не получив ответа на криминалистические вопросы. Но зато получила ответ на политический вопрос: кто управлял расследованием. Было понятно, что Ермилова, как куклу, дергали за веревочки сотрудники ОРБ, умело направлявшие его активность в нужное русло. А поскольку в данном следователе чинопочитание развитое сверх меры, достаточно послушать, с каким придыханием он произносит словосочетание «мое руководство», опера, судя по всему — не дураки, не впрямую ему это сказали, а зашли на него как раз со стороны руководства. Их генералы, как Ермилов выразился, позвонили начальникам в следственную часть (а может, встретились в непринужденной обстановке) и намекнули, что из высших политических соображений не надо пока тревожить осиное гнездо. Без сомнения, Ермилов старательно допросил тех, кто нужен был этим ОРБ-шникам, и не добрался до тех, чьи показания были тем же персонажам совершенно не нужны. И вообще послушно не совал нос дальше, чем требовалось по политическим соображениям.
Выводы из всей этой печальной ситуации были такие: во-первых, мне придется проводить все расследование заново. Если некие оперативники формировали список лиц, подлежавших допросу, то почему не допустить, что они же влияли и на существо показаний? И во-вторых — не эти ли оперативники засветились в истории со стриптизершей? Фамилии этих оперов — Спивак и Захаров — я выудила у Ермилова, в момент, когда он утратил бдительность и упивался собственным величием.
Но какой осел! Подумать только, дистанция выстрела его не интересует!
Сев к Кораблеву в машину, я назвала ему фамилии Спивака и Захарова. Кораблев, глядя прямо перед собой, состроил такую гримасу, которая вполне заменила мне личные дела этих сотрудников.
— А они-то на похоронах были? — спросила я.
— В первых рядах, — ответил Ленька, выруливая из двора городской прокуратуры. — Только я не пойму, чьи они — то ли Нагорного ребята, то ли прямо у Карапуза из рук ели.
— Уж, во всяком случае, не Костины. Не Бородинского.
— Ах, он вам уже Костя, — хмыкнул Кораблев, правда, вполне по-доброму.
Не ответив на подколку, я вспомнила, что во время беседы со следователем меня мучил один вопрос: Кораблев работал по исчезновению Нагорного с самого начала, выполнял поручения следователя, задерживал охранника; пропавшего Валерия Витальевича, искал свидетелей. Но господин Ермилов ни разу не упомянул УБОП и Кораблева лично, зато ссылался на каких-то сотрудников ОРБ, которые якобы обеспечивали оперативное сопровождение и даже получили от него ключи от квартиры, Нагорного, кои у них и осели.
— Леня, а как делятся полномочия между ОРБ и УБОПом? Раньше был один РУОП, и все было понятно. А теперь наплодили структур, я их путаю все время.
Кораблев хмыкнул.
— УБОП работает только по Санкт-Петербургу. А ОРБ — по всему Северо-Западу, у нас отделы специализируются по предметам — поя лидерам организованных преступных сообществ, по экономической организованной преступности и так далее, а их работа строится по зональному принципу. Весь Северо-Запад им подчиняется.
