Самый жестокий месяц - Пенни Луиз (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Книга на французском, принадлежащая перу квебекского писателя, от которого Гамаш был в восторге.
Место Мадлен Фавро. Лучшее в комнате. Как было принято это решение? Она просто заняла его? Или Хейзел предложила ей это место? Была ли Мадлен бесцеремонной женщиной? Была ли Хейзел профессиональной жертвой?
Или просто они были добрыми друзьями, которые решали проблемы естественно и по-дружески и по очереди получали «лучшее».
– Не могу поверить, что ее нет, – сказала Хейзел, садясь так, словно у нее ноги подкосились.
Гамаш знал, что утрата именно так и действует. Ты теряешь не только близкого человека. Ты теряешь свое сердце, свои воспоминания, смех, мозг, даже собственные кости начинают тебе отказывать. Со временем все это возвращается, но уже в другом виде. Измененное.
– Вы давно знали мадам Фавро?
– Мне кажется, что всю жизнь. Мы познакомились в школе. У нас был общий классный руководитель в седьмом классе, и мы подружились. Я была застенчивой, но она по какой-то причине приняла меня. Жизнь моя стала легче.
– Почему?
– Потому что у меня появился друг, старший инспектор. Человеку и нужен-то всего один друг. И ваша жизнь меняется.
– У вас, вероятно, были друзья и прежде, мадам.
– Верно. Но таких, как Мадлен, не было. Когда она стала моим другом, произошло какое-то волшебство. Мир стал ярче. Вы меня понимаете?
– Понимаю, – кивнул Гамаш. – Снимается пелена.
Она благодарно кивнула ему. Он понял. Но теперь она чувствовала, как пелена медленно возвращается. Мадлен была мертва всего несколько часов, а тьма уже приближалась, а вместе с ней – пустота. Она занимала весь горизонт.
Одна умерла, другая осталась. Одна. Опять одна.
– Но вы ведь не всегда жили вместе?
– Нет, конечно. – Хейзел рассмеялась, удивив саму себя. Может быть, тьма была всего лишь угрозой. – После школы мы пошли каждая своим путем, но несколько лет назад снова встретились. Она прожила здесь почти пять лет.
– Мадам Фавро никогда не страдала избыточным весом?
Он уже привык к тому, что этот вопрос вызывает недоуменное выражение на лицах его собеседников.
– Мадлен? Нет, мне об этом неизвестно. После школы она набрала несколько фунтов, но ведь двадцать пять лет прошло. Это естественно. Однако толстой она никогда не была.
– Но вы много лет ее не видели.
– Это верно, – признала Хейзел.
– Почему мадам Фавро переехала сюда?
– Брак у нее сложился неудачно. Мы жили каждая своей жизнью, но вот решили жить вместе. Она в то время была в Монреале.
– Было трудно найти для нее место?
– Вы весьма дипломатично выражаетесь, старший инспектор. – Хейзел улыбнулась, и он понял, что она ему нравится. – Если бы она привезла с собой зубную щетку, у нас случилась бы катастрофа. К счастью, она ничего не привезла, кроме себя. И этого было достаточно.
Вот оно что. Просто, без принуждения, приватно. Любовь.
Хейзел закрыла глаза и снова улыбнулась, потом брови ее соединились.
В комнате вдруг повисло ощущение боли. Гамашу захотелось взять сцепленные пальцы Хейзел в свои. Любой другой старший офицер Квебекской полиции счел бы это не только слабостью, но и глупостью. Но Гамаш знал, что только такими способами и можно найти убийцу. Он слушал, что ему говорят, делал записи, собирал свидетельства, как и все его коллеги. Но он делал и кое-что еще.
Он собирал чувства. Собирал эмоции. Потому что убийство – дело глубоко человеческое. Его интересовало не то, что делали люди, а то, что они чувствовали, потому что именно в чувствах и кроется первопричина преступления. Некоторые чувства, прежде человеческие и естественные, вырождаются. Вырастают до невероятных размеров. Становятся горькими и мучительными, пожирают своего носителя. Человек практически перестает существовать.
Эмоция годами вызревает до этого состояния. Годы осторожного вынашивания, кормления, оправдания, забот, и наконец мы хороним ее. Живьем.
Но потом, в один не самый прекрасный день, что-то прорывается наружу, и оно ужасно.
И у него одна-единственная цель. Убить.
Арман Гамаш находил убийц, идя по следам дурнопахнущих эмоций.
Бовуар, сидевший рядом с ним, заерзал на диване. Не потому, подумал Гамаш, что он такой нетерпеливый. Пока еще нет. А потому, что диван словно вдруг зажил собственной жизнью и ощетинился тонкими иголочками.
Хейзел открыла глаза, посмотрела на Гамаша и слабо улыбнулась, видимо благодарная за то, что он не мешал ей.
Сверху до них донесся стук.
– Это моя дочь Софи. Приехала из университета.
– Кажется, вчера вечером она присутствовала на спиритическом сеансе, – сказал Гамаш.
– Это было глупо, глупо! – Хейзел ударила кулаком по подлокотнику кресла. – Я как чувствовала.
– Тогда почему же пошли?
– В первый раз я и сама не ходила, и Мадлен пыталась отговорить…
– В первый раз? – Бовуар выпрямился и почти забыл, что миллион маленьких иголочек впиваются ему в задницу.
– Да. А вы разве не знали?
Гамаша всегда удивляло и немного тревожило, что люди думают, будто полиция должна знать все и сразу.
– Расскажите нам об этом, пожалуйста.
– Был еще один сеанс в пятницу вечером. В Страстную пятницу. В бистро.
– И мадам Фавро на нем присутствовала?
– Вместе с кучей других людей. Ничего особенного не произошло, поэтому они решили попробовать еще раз. Теперь в том месте.
Гамаш спросил себя, намеренно ли Хейзел Смит не назвала старый дом Хадли, на манер актеров, которые называют «Макбета» «шотландской пьесой».
– А часто в Трех Соснах бывают спиритические сеансы? – спросил Гамаш.
– Это первый, насколько мне известно.
– Так почему два в один уик-энд?
– Это была вина той женщины.
Когда она сказала это, ее маска стала спадать, и Гамаш увидел то, что скрывалось под ней. Не печаль. Не утрата.
Гнев.
– Какой женщины, мадам? – спросил Гамаш, хотя и знал ответ.
Иголки все глубже и глубже вонзались в задницу Бовуара.
– Почему вы здесь? – спросила Хейзел. – Разве Мадлен убили?
– О ком вы говорите? О какой женщине? – твердым голосом повторил Гамаш.
– Об этой колдунье. О Жанне Шове.
«Все дороги ведут к ней, – подумал Гамаш. – Но где она?»
Глава пятнадцатая
Арман Гамаш открыл дверь в спальню Мадлен Фавро. Он знал, что ближе уже никогда не сможет подойти к этой женщине.
– Так Мадлен убили?
Эти слова догнали их еще раз наверху, у самой двери в спальню.
– Вы, вероятно, Софи, – сказал Бовуар, подходя к молодой женщине, которая и задала этот вопрос.
Волосы у нее были влажны после недавно принятого душа. Даже с расстояния в несколько шагов он ощутил запах свежего фруктового шампуня.
– И как вы только догадались?
Она широко улыбнулась, наклонила голову и протянула руку. Софи Смит была стройной девушкой, одетой в белый махровый халат. «Интересно, – подумал Бовуар, – знает ли эта молодая женщина, какое впечатление она производит?»
Он улыбнулся ей в ответ и решил, что, вероятно, она знает.
– Вы спрашивали об убийстве. – Бовуар напустил на себя задумчивый вид, словно серьезно рассматривал ее вопрос. – У вас много опасных мыслей?
Она рассмеялась, словно он сказал нечто крамольное и умное, и игриво толкнула его.
Гамаш проскользнул в комнату Мадлен, оставив Жана Ги Бовуара опробовать свое сомнительное обаяние.
В комнате слегка пахло парфюмерией, точнее, туалетной водой. Чем-то легким и изысканным. Здесь не было того сильного, головокружительного аромата молодых женщин, который Гамаш ощутил в коридоре.
Он внимательно осмотрел комнату. Она была маленькая и светлая даже при бледном солнце. На окне висели тонкие белые занавески, назначение которых состояло в том, чтобы отбрасывать легкую тень, а не преграждать дорогу свету. Комната была выкрашена свежей белой краской, а кровать застлана белым стеганым покрывалом. Кровать была двуспальная – Гамаш сомневался, что сюда можно втиснуть кровать бoльших размеров, – и медная. Это была хорошая антикварная вещь, и Гамаш не удержался, провел большой рукой по холодному металлу. На прикроватных тумбочках стояли лампы, на одной лежала стопка журналов и книг, на другой стоял будильник. Цифры показывали 16:19. Гамаш вытащил из кармана носовой платок и нажал кнопку будильника – циферблат замигал на семи часах утра.
