Смерть на берегу Дуная - Андраш Ласло (книги онлайн полностью .txt) 📗
Кстати, Манци была единственным человеком, которому он в минуту волнения, сжигаемый пламенем любви, накануне помолвки признался, что, перед тем как попросить ее руки, он произнес заклинание. «Надо бы тебе отказать. Ты заслужил это»,- смеясь, ответила Манци, и они поцеловались. Келемен научил и ее заклинанию, но теперь он не уверен, помнит ли она его, потому что за восемнадцать лет супружеской жизни никто из них не произносил его вслух. Заклинание не игрушка. А может быть и игрушка. Только к ней нельзя привыкать.
Итак, пятница, седьмое февраля, десять часов двадцать семь минут вечера.
В четверг, тридцатого января, в восемь часов утра Долгович снова сменил Фекете и продолжал наблюдение за Шоммером. После десяти Шоммер вышел из дому один- что совпадает с показаниями Эдит Чаус, которая сказала, что, когда она проснулась в половине двенадцатого, Шом-мера уже не было. Она пошла домой, переоделась и,4 как они договорились, к двум часам пришла на работу в магазин. Шоммер побывал в австрийском посольстве, потом зашел в кафе «Венгрия», сел за столик. В три часа Шоммер направился на киностудию и вышел оттуда с женщиной. Они сели в машину и поехали на улицу Габона. Машину вела женщина. Здесь их уже поджидал Фекете, который вновь сменил Долговича. В девять часов вечера они вышли, и женщина отвезла Шоммера на улицу Авроры. Он поднялся в уже знакомый нам дом и не выходил оттуда до самого утра. В квартире на улице Габона он не оставался один ни минуты, поэтому Шмидт не смог зайти.
В пятницу, тридцать первого января, Шоммер вновь направился в австрийское посольство, где задержался недолго. Потом он взял такси и поехал в бюро «Интурист». Вышел оттуда нескоро. Таксист ждал его, потом отвез в банк и здесь тоже продолжал его ждать. Теперь за Шоммером наблюдал Долгович, которого он не знал в лицо. Из любопытства Долгович вошел вслед за ним в банк и увидел, как у кассы ему обменивали форинты на какую-то иностранную валюту. Потом Шоммер вышел, сел в такси. Долгович следовал за ним в «трабанте», но на перекрестке Бульварного кольца такси проскочило на зеленый свет, а ему пришлось остановиться перед желтым. Он следил за такси и думал, что уже потерял его из виду. Когда загорелся зеленый свет, он наугад выбрал улицу Барош-и удачно. Такси стояло неподалеку, и Шоммер как раз расплачивался с шофером. Потом он вошел в сберегательную кассу, заполнил приходный ордер и достал из портфеля деньги. Долгович вошел вслед за ним и увидел, что стофоринтовые банковские билеты не были перевязаны пачками и он в беспорядке доставал их из черного, окантованного бронзовой полосой портфеля. Из сберегательной кассы Шоммер направился на площадь Матяша, остановил свободное такси и поехал на улицу Габона. В дом он вошел один, но Долгович не решился звонить Шмидту, потому что таксист остался ждать у подъезда и Шоммер мог в любую минуту улизнуть. Так оно и было-Шоммер вскоре вышел, сел в такси и поехал на улицу Авроры. Здесь он отпустил такси.
Фекете и Долгович в один голос подтверждают тот факт, впрочем известный в следовательской практике, что наблюдать на машине за человеком, который идет по будапештским улицам пешком, чрезвычайно трудно, почти невозможно. Причем следить так, чтобы не вызвать у человека подозрений. Основное препятствие-это запрещающие знаки и одностороннее движение на многих улицах. Стоянку найти очень трудно, особенно на главных магистралях, а движение на малой скорости вызывает подозрение. Им просто здорово везло, что они не потеряли из виду Шоммера. Да и Щоммер, как это ни странно, не заметил, что за ним следят. По крайней мере ничто не говорило о том, что он намеревался отделаться от «хвоста». Если бы он захотел, он мог бы легко это сделать. Но он не сделал. Фекете и Долгович не раз жаловались на эти трудности Шмидту, который обещал им по триста форинтов за каждый день их «дежурства». Следовать за автобусом, троллейбусом или трамваем значительно легче- тут нужно только не прозевать, когда человек сойдет, и поставить машину так, чтобы потом можно было сразу же двинуться за ним. Идти за машиной на машине - пустячное дело, исключая, конечно, те случаи, когда машина ускользает йа зеленый свет, а тебе приходится останавливаться перед, желтым или красным.
Из телефонной будки на площади Матяша Долгович позвонил Шмидту, который сидел в кафе. Через двадцать минут он уже был в «трабанте» и, выслушав рассказ о похождениях Шоммера в первой половине дня, распорядился продолжать наблюдение. А сам вернулся в кафе. В восемь часов вечера Долговича сменил Фекете, но Шоммер всю ночь не выходил из дому.
Из рассказа Долговича Шмидт понял, что Шоммер, набив карманы валютой, собирается удрать за границу, и притом в ближайшее время. По мнению Долговича, он внес в сберегательную кассу по крайней мере двадцать тысяч, а может, и больше…
- Тридцать,- уточняет Еромош.- Продолжайте.
- Ну вот! Лишь слепой не мог догадаться, что он хочет удрать, прихватив с собой японский фотообъектив. А мне одна только слежка влетела в тысячу восемьсот форинтов. Разве это бизнес? А потом меня всего переворачивает, когда кто-нибудь удирает. Я очень покладистый, господин капитан, мне достаточно одного хорошего слова, но когда человек удирает, то я очень быстро завожусь и могу нахамить. Меня не проведешь. Возможно, я и погорю, но сам руки в наручники не суну. У этого Фреди из каждой дырки торчат сотенные бумажки, а мне сунул паршивые пятьсот форинтов. Если бы я разрисовал ему рожу, я погорел бы. Он выдал бы меня, набрал бы ноль семь - и привет! Увиливал, гад. Позвони, говорит, через неделю, дел по горло, очень занят. А сам в австрийское посольство, в «Интурист», в банк за валютой. Тут и ахнуть не успеешь, как он смоется. Что ж, прикажете сбросить его в последний момент с поезда? Тогда меня за решетку, а он через два дня снова на поезд. И еще зубы оскалит. Но у меня есть жалость, господин капитан, даже к такому подонку, как этот Шоммер. Пусть не упрекают меня в том, что я поступил с ним по-свински.
- Хватит болтать, Антал. Что произошло в субботу?
- Сейчас доложу, господин капитан. Как раз об этом я и хотел рассказать. Без четверти десять он вышел из дома на улице Авроры. Там, должно быть, живет какая-то
женщина, которая готовит для него жратву. С восьми я сам засел в «трабант», закрыл подбородок шарфом, чтобы он меня не узнал. На автобусной остановке он садится на
«девятку» и едет до площади Верёшмарти. Мы с Трясуном за ним. Он выходит из автобуса, покупает газету, идет в закусочную. «Держись,- говорю я сам себе,- не перестарайся». Смотрю на часы - без восьми десять. Он не спешит. «В десять у него наверняка свидание с какой-нибудь бабой»,- говорю я себе, потому что с Трясуном говорить об этом бесполезно. Значит, я могу пока потолковать с ним самим, потому что мне его жаль. Трясун останавливает у закусочной, я вылезаю из «трабанта», вхожу в зал. Он читает газету. Я подхожу к столику. «Чао, Фреди»,- здороваюсь я. Он пялит на меня глаза, отвечает: «Чао».- «Можно присесть?» - «Некстати. У меня свидание. Вот-вот придет дама». Я все же сажусь рядом. «Я не помешаю, нам надо срочно поговорить. За ту штуку, что ты дал мне
всего пятьсот форинтов, я могу получить пять тысяч, мне предлагают».- «Так я дал тебе лишь задаток. Мы еще поговорим об этом, позвони в среду, а сейчас иди».- «Но мне
срочно нужны деньги»,- настаиваю я. «Сейчас некогда, Антал,- говорит он:- Уходи и позвони в среду». - «А ты меня не надуешь, Фреди? Ведь мы кореши». Он смотрит на меня, смеется: «Конечно, кореши. С какой стати мне тебя обманывать. Валяй. Чао».- «Чао», - отвечаю я, встаю и иду к выходу. А внутри у меня все кипит. Надует. Денег у него полны карманы, а не заплатит. Оттягивает до среды.
Келемен зевает, он устал и хочет спать. От рассказа Антала Шмидта несет невыразимой скукой. Дома, на столике у дивана, цветной суперобложкой вверх лежит раскрытая книга «Случай с торговцем коврами из Алеппо». Он дошел уже до последней главы, а убийца все еще не известен.
А здесь известен. Здесь все известно. Как только Шом-фаи увидел на столе Бакоца носовой платок, последний из дюжины, все стало ясным. Выяснилось и то, что Брюзга, то есть Антал Шмидт, с середины сентября до начала декабря работал в хирургическом отделении одной больницы и, конечно, он легко мог достать галотан.
