Смерть на берегу Дуная - Андраш Ласло (книги онлайн полностью .txt) 📗
- Я только об этом и думала. Схватят меня и повесят, схватят и повесят. Я даже сказала это Фреди. «Дура,- ответил он,- они такие же люди, как ты или я. К тому же
ты будешь говорить им правду. Правду во всем, кроме одной детали. Ты пришла ко мне, спала у меня всю ночь, к Хуньору не ездила. Если мы благополучно доберемся домой, все будет в порядке». Домой мы действительно доехали благополучно, на улице не было ни души. Мы поднялись в квартиру, Фреди надо было снова спуститься, чтобы отвести машину, но у меня началась истерика, я просила его не оставлять меня одну, взять с собой. Он влепил мне пощечину - разве можно сейчас рисковать, когда мы дома и в безопасности?! Так он и ушел, это было в пятом часу, а минут через сорок вернулся. Я сидела, дрожа от холода, и никак не могла согреться. Фреди затащил меня под горячий душ, и я долго стояла, пока наконец не согрелась под струями теплой воды, потом он дал мне кофе.
- В своих первых показаниях вы очень подробно рассказывали о том, что делали в ту ночь у него на квартире. Значит, все это была выдумка?
- Нет, не выдумка. Фреди говорил без умолку. Он сказал, что милиция, вероятно, будет меня допрашивать. Я должна показать, что Хуньор был в магазине, и я обещала приехать к нему, но за мной зашел Фреди, и я провела у него всю ночь. Тогда они будут допрашивать его, и он скажет то же самое. Теперь-то мы знаем наверняка, что нас никто не видел, что мы дома и никуда не выходили всю ночь. «Если меня будут допрашивать,- сказал он,-я подтвержу, что ты спала у меня». Он спросил, помню ли я точно, что мы делали последний раз, когда я спала у него. Я сказала, что помню. «Тогда и рассказывай об этом».
И он заставил меня дважды все повторить. Отдельные детали он просил уточнить, как на допросе. «Мне это тоже нужно,- сказал он,- чтобы не запутаться. Чтобы и я знал, что говорить». Так оно и было. Вы спрашивали, а я отвечала, как мы и договорились с Фреди. Я ничего не выдумывала, только все, о чем я рассказывала, произошло не в ту ночь, а двумя неделями раньше. Фреди еще предупредил, что нас будут допрашивать по одному, что вы будете говорить мне, будто наши показания расходятся, но все равно, даже если меня будут резать на куски, я не должна говорить ничего другого, кроме того, о чем мы договорились. «Если я даже попаду под трамвай или на голову мне свалился с крыши кирпич, если я умру, и меня похоронят в старой Буде, ты и тогда не должна говорить ничего другого, кроме того, о чем мы условились. Я поступлю точно так же, если что-либо случится с тобой. Никто не разлучит нас даже лосле смерти, дорогая. Никто нас не разлучит»,- сказал он и поцеловал меня.
- Я вам уже говорил, что Шоммер хотел бежать за границу и вы были в его руках лишь игрушкой. Я показывал вам его заграничный паспорт с австрийской визой.
- Я не могла этому поверить. Потом я подумала, что он хотел уехать, а попозже взять и меня к себе - ведь пока он жив, он не может освободиться от меня, потому что мы связаны друг с другом. Впрочем, я не верила ни одному вашему слову, даже тогда, когда вы сказали, что он мертв. Фреди предупредил меня, чтобы я не верила вам. Потом я увидела его труп. Но и тогда ничего не изменилось. Фреди говорил, чтобы и после его смерти я ничего другого не говорила. А раз все произошло так, как он предвидел, то я и вела себя так, как мы с ним условились. Я так и вела себя. А теперь мне безразлично. Ведь все равно меня повесят.
«Бедная и глупая девчонка,- размышляет Келемен,- но у этой глупышки оказалось достаточно ума, чтобы целую неделю водить нас за нос. Она не противоречила самой себе, в ее показаниях не нашлось ни одного слова, за которое мы могли бы зацепиться. По-своему хитро, примитивным способом она использовала все возможности и была упряма и последовательна даже в той дурацкой ситуации, когда показания Бориш Балог уже пошатнули конструкцию, которую вдолбил ей в голову Шоммер. Она интуитивно догадывалась о нашем правиле, что один свидетель-не свидетель, и тут же без обиняков рассказала обо всем, когда нам удалось добыть другого свидетеля, который видел их и узнал ее в пальто, шапке и сапожках».
- Допрос закончен,- говорит Еромош.- Уведите обвиняемую.
«Допрос закончен,- размышляет Келемен.- Дело Хуньора исчерпано, а за ним завершим и дело Шоммера».
Эдит Чаус поднимается со стула и стоит в растерянности, не зная, как вести себя дальше.
- До свиданья,- говорит она сконфуженно и идет к выходу под надзором дежурного. В дверях она оборачивается и спрашивает: - Скажите, пожалуйста, меня повесят?
- Меру наказания определит суд. Но если вы хотите знать мое личное мнение, вас не будут вешать. Закон не предусматривает смертного приговора за человеческую глупость.
«Ну вот,- вздыхает Келемен,- наконец и Еромоша прорвало. Я уже начал было зевать от его официального тона и нерушимого спокойствия».
12
«Ака-бана-атарака-талабака-бакалана-пицц». Десять часов двадцать семь минут. Он уже про себя и заклинание произнес. То самое заклинание из детской сказки, которое добрая фея Китрапута подарила Шимонке, чтобы исполнилось три его желания. Это было как три подписанных, но незаполненных чека. Келемен знал его наизусть с детства. Как-то раз из трех его желаний одно исполнилось: на день рождения он получил игрушечную железную дорогу с паровозом, который заводился медным ключом. Два других желания не исполнились, по-видимому, по техническим причинам. Но это не отбило у него охоту от заклинания, со временем он даже научился правильнее им пользоваться: обладая характером практическим, он не злоупотреблял им, не загадывал явно несбыточного, понимая, что и заклинанием надо пользоваться с умом. Заклинание взрослело вместе с Келеменом, хотя между ними и случались серьезные конфликты, особенно в тот период, когда формировалось научное мировоззрение Келемена и встал вопрос: совместимо ли заклинание с материалистической философией? Не предрассудок ли это? Обстоятельно все взвесив, он решил, что это не предрассудок. Заклинание осталось - между его материалистическим мировоззрением и заклинанием установился своеобразный модус вивенди. Келемен обращался к нему теперь только в том случае, если был уверен, что его желание исполнится наверняка. К тому времени он уже научился соразмерять свои желания с возможностями.
«Значит, я соглашатель и конформист,- терзался он угрызениями совести, потому что заклинание ничего не стоит, если к нему прибегают только при очевидном успехе».
Дело картежников Кутмана, Чолека и Хорвата подтвердило, что заклинание действительно ничего не стоит. Или стоит очень много. Их партнеры быстро сообраяили, в чем дело, отняли карты, и нашли на их рубашке крапление. Вернее, они думали, что нашли. А Чолек на допросе доказал, что карты были новыми, фабричными. Потом тут же вскрыли новую колоду, растасовали и раскинули карты, и за два часа он выиграл у прокурора, конечно условно, семнадцать тысяч форинтов. Не обнаружив крапления, суд был вынужден снять обвинение. Но Келемен не успокоился на этом - он произнес свое заклинаний, и оно не подвело его. Он внимательно изучил сорок новых колод и нашел на них те доступные только профессиональному глазу мельчайшие типографские ошибки, с помощью которых можно было безошибочно выигрывать. Шулеров Кутмана, Чолека и Хорвата осудили на три года, а способ расследования их дела вошел в криминалистику как метод Келемена. Заклинание помогло. Пришлось снять с себя и собственное обвинение в соглашательстве и конформизме. Заклинание осталось с ним, но каждый раз,когда он к нему прибегал, это не исключало упорного труда.
В половине седьмого он позвонил Манци и попросил, чтобы она не ждала его к ужину, Манци захныкала - ведь она уже взяла билеты в кино, как они и договорились. «Пойди с Андришем,- посоветовал Келемен.- Или пригласи Янку. Она ведь тоже одна, потому что Сипек тоже остается работать ночью. Нам надо закрыть дело Хуньо-ра - Шоммера».
