Тот, кто знает - Маринина Александра Борисовна (читаемые книги читать .txt) 📗
Наташа принесла кофе, подала Ире чашку и смотрела, как та судорожными глотками пьет горячий ароматный напиток. Ира со стуком поставила чашку на столик, достала сигареты, закурила, глубоко вдыхая дым.
– Ну все? Успокоилась? Выговорилась? – ласково спросила Наташа, присаживаясь рядом с ней.
По лицу Иры быстрыми ручейками текли слезы, но она уже не всхлипывала и не задыхалась.
– Просто противно, – проговорила она, – я всегда думала, что меня два человека предали, мама и отец, которого посадили. А теперь оказывается, их было трое. И никому из троих я не была нужна. Думаешь, мне не обидно? Ну скажи, Натулечка, что во мне такого плохого было, что они все меня бросили? Я бы еще понимала, если бы они от меня отказались, когда мне было пятнадцать или шестнадцать, тогда да, тогда меня любой нормальный человек на три буквы послал бы, и я бы его поняла. Только такая святая, как ты, могла все это терпеть. Но в годик, в два, в три – кому я что плохого сделала? Почему они меня не любили? Почему мама не брала меня на руки, не ходила со мной гулять, не играла со мной? Только пила и шлялась, пила и шлялась. Почему отец допустил, чтобы его посадили? Ведь если бы он меня любил, он бы все время помнил, что у него маленький ребенок, и надо вести себя правильно, чтобы ребенок не остался без родителей. Почему он об этом не подумал? Почему не вернулся к нам после отсидки? Ему на меня наплевать было. А про козла американского я вообще не говорю. Самовлюбленный эгоист, других слов у меня для него нет.
– Но ты была нужна мне, – мягко возразила Наташа, обнимая Иру и гладя ее по волосам. – И ты была нужна Бэлле Львовне. Мы обе тебя любили. Не надо думать о горьком и обидном, думай о хорошем. И выпей быстренько лекарство, у тебя уже глаза распухли.
Ира тыльной стороной ладони вытерла глаза и полезла в сумку за таблетками. Остаток вечера прошел спокойно, уже не было истерик, но были тихие слезы светлой печали по человеку, которого обе любили и рядом с которым прожили всю свою жизнь.
На девятый день Наташа позвонила Марику и после обычных слов соболезнования спросила, есть ли у него претензии на наследство.
– Это все твое, – грустно ответил Марик, – это по праву принадлежит тебе, если, конечно, у мамы не было других пожеланий. Мне ничего не нужно.
– Бэлла Львовна хотела, чтобы я взяла книги, а все остальное отошло бы Ирочке. Ты не возражаешь?
– Как я могу возражать? Раз мама так хотела, пусть так и будет. Спасибо тебе за все, Туся. Звони, не пропадай.
– Ты тоже звони, – дежурно ответила Наташа, в глубине души понимая, что Марик никогда больше ей не позвонит. Ему не интересны ни она сама, ни его собственная дочь. И Наташа тоже звонить не станет. Еще одна часть ее жизни оторвалась и улетела в бездну…
Через две недели после смерти Бэллы Львовны Андрей заявил:
– Я рассчитал домработницу.
– Что случилось? – испугалась Наташа. – Она сделала что-то не так? Что-то с деньгами?
– Нет-нет, что ты, – улыбнулся Ганелин, – Тамара – честнейшая тетка, ни копейки лишней в карман не положит. Просто она больше не нужна. Бэллы Львовны нет, а содержать помощницу по хозяйству для двух вполне самостоятельных женщин и одного молодого мужчины я не считаю правильным. Людмила на пенсии, свободного времени у нее много, вот пусть и занимается всем, чем положено, для себя и своей дочери. Сашка у тебя тоже вполне самостоятельный и зарабатывает на своей фирме неплохо, с какой стати держать для него домработницу? Финансово помогать ему – это другой вопрос, мы с тобой это и делаем. А ходить для него в магазин и стирать его носки – это ему будет слишком шикарно. Ты не согласна?
– Да нет, – растерялась Наташа, – в целом ты прав, конечно, но… Как-то неожиданно… Выходит, пока Бэлла Львовна была жива, ты считал, что это нормально, когда Сашка пользуется услугами домработницы.
– Наталья, не передергивай. Я никогда так не считал. Но, нанимая помощницу для Бэллы Львовны, было бы неприличным оставить в стороне всех остальных. Теперь же ситуация в корне иная. И кроме того, мы с тобой, кажется, договаривались, что будем постепенно приучать наш четвертый этаж жить самостоятельно. Уже полтора года, как они обходятся без тебя. Первый шаг сделан, пусть теперь обходятся без домработницы.
– Андрюша, это жестоко, – простонала Наташа. – Они же ничего не умеют, они никогда ничего не делали.
– Это не жестоко, это правильно, – твердо сказал Ганелин. – Считай, что это хирургическая операция. Больно, страшно, но необходимо.
– Но Люся и Катя не проживут на одну пенсию и одну стипендию! Мы с тобой платили домработнице и давали ей деньги на продукты, а что теперь будет? На что они будут жить?
– Будешь давать им деньги, только и всего, – пожал плечами Андрей. – Но ходить в магазин они будут сами, и у плиты стоять, и у раковины тоже будут сами. И полы мыть, и стирать, и пылесосить. Я не понимаю, чего ты так боишься. Ты же делала это всю жизнь – и ничего, не сломалась, не развалилась. Так почему они не могут? Не умеют? Научатся. Не вижу никакой катастрофы.
Наташа и сама понимала, что Андрей прав, ну куда это годится – содержать домработницу для двух здоровых молодых студентов и одной пенсионерки, тоже вполне здоровой и совсем еще не старой, всего-то шестидесяти одного года. Может быть действительно пора прекратить заниматься этой благотворительностью? Одно дело деньги, и совсем другое – повседневная работа по дому. Деньги она будет давать по-прежнему, а все остальное пусть делают сами.
Ей трудно было примириться с новым положением вещей, ночью Наташа спала плохо, в мозгу всплывали нелепые картины: квартира на четвертом этаже постепенно покрывалась пылью, крупные лохмотья которой свободно летали по воздуху, на кухне день ото дня росла, превращаясь в Монблан, гора невымытой посуды, а оконные стекла чернели от грязи до тех пор, пока в комнатах не делалось абсолютно темно. Утром, готовя завтрак для Андрея, Алеши и себя, она все время думала о том, что будут есть сегодня утром Люся, Катя и Сашка. А вдруг у них ничего нет? Они ведь еще не приспособились к тому, что нужно обо всем заботиться самим, наверное, даже в магазин вчера не сходили, по привычке полагая, что домработница все купит и все приготовит.
Она уже проводила Андрея на работу и сына в институт и одевалась, чтобы ехать на съемку, когда позвонила Люся.
– Наташа, что это значит? Тамара мне вчера сказала, что вы ее уволили. Я была уверена, что она пошутила. Но сегодня утром она не явилась к нам. Как это понимать?
– Так, как она сказала. Мы ее рассчитали. Она больше не будет у вас работать.
– С какой это стати? Почему ты за нас решаешь? Она же у нас работала, а не у тебя. Какое ты имеешь право…
– Материальное, дорогая, – насмешливо ответила Наташа. – Пока я оплачиваю ее труд, я имею право решать, работать ей у вас или нет. Возьми себя в руки и посмотри правде в глаза. Домработницу я нанимала только для Бэллочки, потому что обязана была о ней позаботиться. А о тебе должна заботиться твоя дочь, а не я. Вам с Катей просто повезло, что вы жили рядом с Бэллочкой, поэтому и вам перепала возможность бездельничать. Но теперь с этим покончено. Я буду каждый месяц давать вам деньги на продукты, но ни на что большее вы рассчитывать не должны. Я доходчиво объяснила?
– То есть ты хочешь сказать, что мы с Катюшей должны будем обслуживать твоего оболтуса? – зашипела в трубку Люся. – Или ты собираешься забрать его в свои хоромы?
– Не собираюсь. И обслуживать Сашу не нужно, он сам себя покормит, тем более что он и дома-то почти не бывает, только спать приходит. Убирать места общего пользования будете по очереди, как положено в коммуналке. Ты, помнится мне, раньше этого не делала, мама тебя берегла, и в нашу очередь уборкой занималась либо она, либо я. Вот и попробуй для разнообразия, может быть, это придаст новый импульс твоему литературному творчеству. Заодно и Катю приучишь заниматься хозяйством, ей это тоже пойдет на пользу, в семейной жизни пригодится. Извини, Люся, мне нужно бежать, я опаздываю.
