Идет розыск - Адамов Аркадий Григорьевич (бесплатные полные книги TXT) 📗
— Ясное дело. Потом уже приходила, записку оставляла. Сказала: «Пожалеет». Как же, ваш брат пожалеет. Ну, а мне, ужас, как жалко ее стало. В глазах-то слезы, я же вижу. Ну, я ей варежки связала. Отнесла.
— Куда?
— Домой. Она со мной, считай, рядом живет. На Плющихе тоже.
— В одном доме?
— Не. Рядом, говорю. Мой семнадцать, а ее тринадцать. Первый этаж. Мать ее тоже еще молодая. С ей вместе работает. А отец на грузовой рулит. Они про нашего и слыхом не слышали. Ну, и я тоже смолчала. Чего я буду людей тревожить? Людям покой нужон.
— Это точно, — согласился Виталий.
Он тяжело поднялся со своего места и стал прощаться.
— Завтра, пожалуй, зайдем, — сказал он. — Устал. Да и время уже…
— Ну, и ладно, и ладно, — закивала старуха-лифтерша.
Выйдя во двор, Виталий оглядел небольшую стоянку возле подъезда и запомнил крайний левый номер, выведенный на асфальте. Место это было по-прежнему пусто.
Потом он направился к воротам, ведущим на набережную.
Темная вода неслышно колыхалась и рябила внизу, в ней отражались бесчисленные огни. Ветер дул с прежней силой. За спиной с ревом проносились машины. Прохожих почти не было.
Виталий, размышляя, сунул руки в карманы пальто и медленно двинулся вдоль каменного парапета набережной.
Итак, Сева прорисовывается все больше и отнюдь не с самой лучшей стороны. Подозрительный тип. Но ухватить его пока не за что. Правда стали выявляться некоторые интересные связи. Во-первых, Валерий. Его называла еще Маргарита Евсеевна. Кто такой, пока неизвестно.
Во-вторых, Нина. Очень похожа на ту, из «Березки».
Скорей всего — она. Эта связь, похоже, уводит куда-то в сторону от интересующего его дела. Впрочем, посмотрим.
Затем еще одна женщина, беленькая Верочка. Тут первое, что настораживает, это место ее работы — бухгалтерия какого-то трикотажного предприятия. Правда, к лимонной кислоте это отношения не имеет. И все-таки..
Ведь Эдик говорил о каком-то трикотажном предприятии. Далее. Верочка считает, что Глинский должен бояться ссоры с ней. Видимо, что-то она знает, порочащее его.
И это уже бесспорно может представить интерес. Да, пожалуй, из всех выявленных пока связей Глинского эта самая интересная. Но как к той Верочке подступиться?
Как сделать, чтобы она рассказала все, что знает? Она сердита на Глинского, обижена им, оскорблена, даже, может быть, озлоблена. Но… возможно она его все-таки любит? И не захочет губить? Что же собой представляет эта Вера? То, что Виталий знает о ней, мало, очень мало, почти ничего. Значит, надо узнать больше. Это было всегда самое трудное и, пожалуй, самое интересное в его работе — узнавать людей, всяких — хороших и плохих, иногда совсем плохих. Но при этом всегда ему не хватало времени. Ведь за спиной было преступление, обычно жестокое, иной раз бесчеловечное, и впереди должна для кого-то последовать расплата, непременно должна, чего бы это ни стоило. Таков закон его работы, он сводится к одному грозному слову — розыск! Вот для чего нужны люди, самые разные люди, которые могут и должны помочь! Порой даже против своего желания.
И с Верой придется встретиться как можно быстрее — завтра же. Но сперва следует кое-что предпринять.
Виталий заметил, что интуитивно направился в сторону Плющихи. На Плющихе он отыскал дом № 13 и внезапно остановился. Около подъезда стояли красные «Жигули». Номер был тот самый.
Задача внезапно осложнилась. Больше того, она выглядела теперь почти неразрешимой. Выходит, Глинский восстановил отношения с Верочкой. Испугался? Скорее всего. Ведь он увлечен Маргаритой Евсеевной. Или это только она им увлечена? Но если предположить, что ему нужны были от нее лишь какие-то сведения, то он их уже получил. Зачем же продолжать отношения? Нет, Маргарита Евсеевна не такая женщина, чтобы в отношениях с ней ставить перед собой только деловые цели. И он продолжает за ней ухаживать. Конечно, продолжает. Свежие цветы у нее в доме, пачка сигарет, ее горячие ручательства… Что же выходит, два романа параллельно?
Нет, он не мальчишка. И, ведь, он в какой-то момент уже было порвал с Верой. И вдруг снова?.. Нет, нет, вряд ли.
Он, видимо, боится… боится… чего-то боится…
Виталий снова вышел на набережную и брел по ней, не замечая крупных хлопьев мокрого снега, вдруг поваливших с черного неба.
Так, так. И эта беленькая девочка верит ему? Возможно, хочет верить. Что же, все-таки, она собой представляет? Доверчивая, честная, хорошая, не понимающая, какой человек рядом с ней? Но она же что-то очень плохое знает о нем. Знает, и никому не говорит. Кроме того, это означает, что он ей что-то доверил важное, секретное. Зачем? Скорей всего, он добивался ее помощи. Выходит, не такая это хорошая девушка. И не втемную он ее использовал, как, допустим, Маргариту Евсеевну. Вот такая ситуация, значит. Между двух женщин оказался уважаемый Всеволод Борисович. Между двух женщин…
Виталий остановился. Торопливо посмотрел на часы и вздохнул. Да, все дела откладывались на завтра.
Утром, после оперативки, заручившись обещанием Цветкова всюду, где надо, договориться и получить необходимую поддержку, Лосев надолго исчез из управления.
Первый визит его был в ЖЭК дома, где жила Вера.
Там он, однако, не задержался, лишь перелистал домовую книгу и почерпнул оттуда самые необходимые сведения. После чего из ближайшего автомата позвонил Цветкову.
Уже через час Виталий оказался в комитете комсомола комбината верхнего трикотажа.
По дороге он еле сдерживал переполнявшее его нетерпение. Подумать только, оказывается Верочка Хрисанова работала в бухгалтерии того самого комбината, о котором говорил Эдик Албанян, где произошло хищение пряжи тоже по фальшивой доверенности. Это была не случайная удача. Все связано в этой жизни, все имеет свою логику.
Секретарю комитета комсомола, аккуратному пареньку в строгом костюме и белоснежной сорочке с модно затянутым полосатым галстуком, Виталий сказал, пожимая руку:
— Привет. Я Лосев.
— Звонили, — деловито отозвался секретарь. — Что тебя интересует?
— Работа с несоюзной молодежью. Готовим, понимаешь, материал. Давай, скажем, второй цех и бухгалтерию.
— Бухгалтерия-то зачем? — удивился секретарь.
— Нужны разные группы молодежи по своей ориентации, интересам, подготовке, ну и прочее. Понял?
— Понял, — не очень уверенно ответил секретарь. — По бухгалтерии я сейчас их комсорга приглашу. У меня в поле зрения, — он улыбнулся, — главным образом рабочий класс.
— Ну, правильно. Зови.
В комитете комсомола Виталий провел часа два. Когда очередь дошла до бухгалтерии, он внимательно выслушал строгую девушку в очках, аккуратно разложившую перед собой какие-то списки и тетради.
Под конец он спросил:
— Ну, а какой круг интересов, допустим… Раи Сочневой?
И, внимательно выслушав рассказ о неведомой ему Сочневой и даже сделав какие-то пометки в блокноте, снова спросил:
— А вот… — он посмотрел список, — ну, скажем, у Веры Хрисановой?
— Ой, какая тут активность, — неожиданно заулыбалась строгая девушка в очках. — У нее сейчас дикий роман.
— Вот, вот. Только и слышишь, — желчно заметил секретарь.
— Но это же так естественно, — пожала плечами строгая девушка-комсорг. — И неминуемо. Тут надо считаться.
— Настоящий роман должен помогать, а не мешать общественной активности, Светлова, — назидательно произнес секретарь комитета. — Сколько мы уже разговоров нa этот счет вели, — и, обращаясь к Лосеву, добавил: — Ты не представляешь. Женский коллектив. Восемьдесят три процента девчонок в организации. У одной роман, у другой свадьба, третья рожает, четвертая разводится, пятая после работы бежит к ребенку. Вот тут и добивайся активности. С ума сойдешь. Вот так и с Хрисановой. Девчонка как девчонка была, и вдруг роман, да еще дикий, — он усмехнулся.
— Ваш парень? — спросил Виталий у девушки в очках.
— Нет. Взрослый уже. Она говорит, хирург. Я их однажды встретила. Очень представительный дядя. Даже немножко седой. Но Верка просто с ума от него сошла. Ни о чем больше говорить не может.
