Глухая стена - Манкелль Хеннинг (библиотека книг .TXT) 📗
В одиннадцать пришел Мартинссон, принес список тех, кто имел ключи от трансформаторной подстанции. Их было пятеро. Валландер пробежал взглядом имена.
— Ключи у всех на месте, в целости и сохранности, — доложил Мартинссон. — В последние дни, кроме Муберга, никто из них на подстанцию не выезжал. Проверить, чем они занимались в то время, когда исчезла Соня Хёкберг?
— Нет, подождем. Пока судебные медики не дадут заключение, нам, в общем-то, остается только ждать.
— Что будем делать с Эвой Перссон?
— Допросим по полной программе.
— Сам займешься?
— Нет, спасибо. Думаю, надо поручить это Анн-Бритт. Я с ней поговорю.
В начале первого Валландер вместе с Анн-Бритт тщательно просмотрел материалы по делу Лундберга. Боль в горле поутихла. Но его по-прежнему одолевала усталость. Тщетно попытавшись запустить мотор, он позвонил в автосервис и попросил забрать машину. Оставил ключи у Ирены и пешком отправился в центр. Зашел в кафе, пообедал. За соседним столиком обсуждали ночную аварию. Потом он наведался в аптеку, купил мыло и таблетки от головной боли. А едва переступив порог полицейского управления, вспомнил про книгу, которую собирался забрать в магазине, и хотел было пойти за ней, но раздумал — ветер уж очень противный. Машина со стоянки исчезла, и он позвонил мастеру, но там еще не успели отыскать дефект и на вопрос, дорого ли обойдется ремонт, вразумительно ответить не смогли. Он закончил разговор и решил, что с него хватит, машину надо менять.
Некоторое время комиссар сидел за столом. И вдруг подумал, что, вне всякого сомнения, Соня Хёкберг оказалась на этой подстанции отнюдь не случайно. Как не случайно и то, что данная подстанция — один из главных узлов всей сконской энергосети.
Ключи, думал он. Кто-то привез ее туда. И этот кто-то имел в своем распоряжении самые важные ключи.
Но почему калитка-то была взломана?
Он придвинул к себе мартинссоновский список. Пять человек, пять комплектов ключей.
Олле Андерссон, линейный монтер.
Ларс Муберг, линейный монтер.
Хильдинг Улофссон, начальник службы эксплуатации.
Артур Валунд, ответственный за безопасность.
Стефан Мулин, технический директор.
Как и в первый раз, эти имена ничего ему не сказали. Он набрал номер Мартинссона, тот сразу же снял трубку.
— Я насчет парней с ключами. Ты часом не проверял по нашим базам, у нас ничего на них нет?
— А что, надо было проверить?
— Да нет. Просто я привык к твоей скрупулезности.
— Могу посмотреть прямо сейчас.
— Подождем пока. От патологоанатомов ничего не слышно?
— Вряд ли они что скажут раньше завтрашнего утра. А может, и к утру не управятся.
— Тогда все-таки займись «ключниками». Если есть время.
Не в пример Валландеру, Мартинссон нежно любил свои компьютеры. Если у кого-нибудь в управлении возникали проблемы с новой техникой, все шли именно к Мартинссону.
Валландер снова засел за материалы по убийству шофера. В три часа сходил за кофе. Насморк особо не донимал, горло болеть перестало. От Ханссона комиссар узнал, что Анн-Бритт до сих пор допрашивает Эву Перссон. Все идет своим чередом, думал он. В кои-то веки успеваем как положено.
Он снова склонился над бумагами, когда на пороге возникла Лиза Хольгерссон. С вечерней газетой в руке. По ее лицу Валландер тотчас понял: что-то случилось.
— Ты это видел? — Она положила перед ним газету, открытую на развороте.
Валландер смотрел на снимок: Эва Перссон на полу комнаты для допросов. Явно свалившаяся со стула.
Когда он прочел текст, внутри у него все сжалось:
Знаменитый полицейский жестоко избил девочку-подростка. Мы располагаем фотографиями.
— Кто снимал? — недоверчиво спросил Валландер. — Там же не было журналистов?
— Выходит, были.
Валландер смутно вспомнил, что дверь была приоткрыта и за ней мелькнула какая-то тень.
— Это случилось незадолго до пресс-конференции, — сказала Лиза Хольгерссон. — Может, кто-то пришел пораньше и шнырял украдкой по коридору?
Валландер совершенно окаменел. За тридцать лет полицейской службы ему не раз доводилось вступать в рукопашную, но всегда при поимке опасных преступников. Во время допросов он никогда руки не распускал, даже в ярости.
Так вышло один-единственный раз. И, как выяснилось, в присутствии фотографа.
— Неприятности нам обеспечены, — сказала Лиза Хольгерссон. — Почему ты молчал?
— Девчонка набросилась с кулаками на мать. Я дал ей затрещину, чтобы защитить мать.
— По фотографии этого не видно.
— Я объясняю, как было дело.
— Почему ты молчал?
Валландер не ответил.
— Надеюсь, тебе понятно, что придется назначить внутреннее расследование?
В ее голосе сквозило разочарование. Это его возмутило. Она мне не доверяет, подумал он.
— Ты, наверно, хочешь отстранить меня от работы?
— Нет. Но я хочу точно знать, что произошло.
— Я же рассказал.
— А Эва Перссон сказала Анн-Бритт кое-что другое. По ее словам, ты набросился на нее без всякой причины.
— Она лжет. Спроси ее мать.
Лиза Хольгерссон помедлила с ответом, но в конце концов сказала:
— Мы спросили. И она отрицает, что дочь била ее.
Валландер молчал. Всё, думал он, ставлю точку. Ухожу из полиции. Ухожу из управления. И никогда больше не вернусь.
Лиза Хольгерссон ждала. Но Валландер не говорил ни слова.
И она вышла из кабинета.
9
Валландер немедля убрался из управления.
Он и сам толком не понимал, что это было — бегство или попытка успокоиться. Конечно, он знал, все произошло так, как он сказал. Но Лиза Хольгерссон не поверила, чем возмутила его до глубины души.
На улице комиссар мысленно чертыхнулся — нет машины. Обычно, когда ему случалось выйти из себя, он садился за руль и кружил по дорогам, пока не успокаивался.
Валландер зашел в винный магазин, купил бутылку виски. А оттуда двинул прямо домой, выдернул телефон из розетки и сел за кухонный стол. Откупорил бутылку, отхлебнул несколько щедрых глотков. Мерзкий вкус. Но он считал, что выпить необходимо. Единственное, перед чем он всегда чувствовал себя беззащитным, — это несправедливые обвинения. Лиза Хольгерссон прямо ничего не сказала, однако явно подозревала его, он же не слепой, видел. Наверно, Ханссон все-таки прав, сердито думал он, под началом бабы работать нельзя. Опять глотнул виски. Вроде бы полегчало. Он уже пожалел, что ушел домой. Ведь это могут истолковать как признание вины. Включил телефон в розетку и сразу же по-детски разозлился, что никто не звонит. Набрал номер управления. Ответила Ирена.
— Я только хотел сказать, что ушел домой. Простуда у меня.
— Ханссон тебя спрашивал. И Нюберг. И газетчики.
— Чего они хотели?
— Кто? Газетчики?
— Ханссон и Нюберг.
— Не знаю, не сказали.
Наверняка она видела газету, думал Валландер. И она, и все остальные. В управлении небось только об этом и судачат. И кое-кто явно злорадствует, что этот треклятый Валландер схлопотал по шапке.
Он попросил соединить его с Ханссоном. Тот ответил не сразу. Не иначе как корпит над своими хитроумными игорными системами, от которых неизменно ждет громадного выигрыша, но, увы, в лучшем случае остается при своих. Наконец Ханссон отозвался.
— Как там с лошадьми? — спросил Валландер.
Спросил, чтобы обезоружить. Чтобы показать: газетная писанина не выбила его из колеи.
— С какими лошадьми?
— Разве ты не играешь на бегах?
— Не в данный момент. А что?
— Да так, пошутил, но неудачно. Ты что звонил-то?
— Ты в кабинете?
— Дома. Я простужен.
— Я хотел доложить, что тщательно проверил, в котором часу наши патрули проезжали по той дороге. И с ребятами поговорил. Соню Хёкберг никто из них не видел. Они четыре раза проехали туда и обратно.
