Танцы на льду - Кивинов Андрей Владимирович (книга бесплатный формат TXT) 📗
Обстава наверняка не только от Рябининой, но и от возможных казусов. Мало ли ситуаций, мало ли подглядят. И если вдруг нагрянут враги, то вряд ли они разберутся. Очередная подвальная шушера разливает самопальную водку. Водку изымут, шушеру разгонят, а на бормотал даже внимания не обратят. И все!
Поэтому сейчас наши ОМОНы, ОНОНы и всякие прочие ШМОНы наверняка найдут в «Стиксе» кучу бутылок, этикеток, пробок. А может, уже нашли.
– Ты успел стукануть?
– Еще вчера. Так что перед Блюмингом я чист. Я не буду копать дальше, как и обещал. Но ты не дослушал. Рябинина по уши втрескалась в Блюминга. Может, он рассчитывал на это, может, нет. Наверняка для нее он был одиноким, трепетным мужчинкой, ищущим счастья. Да вот же я, Аркаша, счастье твое. Блюминг отвечал опять с оговоркой. Давай, любовь моя, о наших отношениях не трепаться, на людях не целоваться и рекламы по телеку не давать.
Неделю назад они идут в универмаг покупать Аркаше галстук. Аркаша не смотрит под ноги и на выходе бьет стекло лбом. Дальше согласно руководящей директиве в дело вступаю я.
А Блюминг, испортив себе праздничное настроение, портит его и Рябининой. Может, из-за безвкусного галстука, может, из-за того, что Ирина записалась в понятые, а может, еще из-за чего. Мало ли в современном мире катаклизмов. Короче, в морды вцепились, сопли размазали.
На следующий день Блюминг, утерев сопли, покупает розы и бежит к обиженной мадонне. Прости, прости меня, дурака, хочешь я сейчас станцую, как Майкл Джексон. На пороге «Стикса» «танцор» сталкивается со мной. Я, к сожалению, был нерасторопен и простодушен, поэтому поздоровался да еще сдуру объяснил, что хотел бы увидеть нашу общую знакомую.
Дальше одни догадки. Блюминг снова рассвирепел, закипел и танцевать перед мадонной не стал. Ну а чтоб мадонна никуда не побежала или мне, к примеру, ничего лишнего не брякнула, необходимо и достаточно нейтрализовать ее каким-нибудь несчастным случаем. Что наверняка и было проделано, потому что вряд ли Рябинина сама легла под колеса, как Анна Каренина. Скорее всего ее уже мертвой или полумертвой положили, а потом переехали. Блюминг не мог рисковать, слишком серьезные люди завязаны в этой афере с бормоталом. Получить лицензию без всяких преград и проверок… Правильно, очень высокий уровень.
Вот, пожалуй, и все. Такой «Фаворит», понимаешь. Правильно Михалыч сказал: чтобы распознать дерьмо, надо в него ступить. И главное ведь, не руби мы «палки», торговал бы Блюминг своим опупеном, подрывая здоровье нации. Парадокс системы. Вроде плохо, но… хорошо! Все у нас получится! Лишь бы народ почаще падал на льду. А мы уж разберемся, кто нечаянно, а кто специально.
Одно обидно, что ни связь со «Стиксом», ни убийство Рябининой нам Блюмингу не доказать. Увы, догадки в судах в расчет не берутся. Поэтому верно – пусть мотает срок по хулиганству, тем более вряд ли ему дадут досидеть спокойно. Попадет он где-нибудь нечаянно под спиленную сосну или перегреется в зоновской бане. Светлая память.
Запиликал Валькин навороченный телефон. Щеглов снял трубку.
– Это тебя.
Через минуту я положил трубку на место.
– Ну, чудаки, предупреждал ведь: ничего в рот не брать. Как дети малые. Разнесли в пух и перья «Стикс», всех по полу разложили, но зачем опупен-то пробовать на зуб? Двоих то ли из ОМОНа, то ли из ОНОНа пришлось на «скорой» отправлять, чтобы желудки промыть. Иначе ведь втянутся. Ладно, Валь, я пойду Михалычу доложусь да материал подготовлю для дознавателя. Придется еще раз в универмаг сгонять, по новой персонал допросить. С учетом неожиданно открывшихся обстоятельств. Тебе к Новому году ничего прикупить не надо? Туалетную воду «Пако рабанне» или галстук от Версаччи? Могу по пути.
Михалыч сидит за своим столом и держится за голову. Увидев меня, он нервно дергается и вскакивает.
– Ага! Ты где был?
– Да у Щеглова сидел, с материалом обрешались.
– Ты что ж, умник, за адресную программу вчера дал?
У меня учащается пульс в предчувствии чего-то нехорошего. Так и тахикардию нажить можно.
– Из красной книги. Мне Черненко сказал, что у Маркова там контингент записан.
– Контингент, да не тот! – Михалыч барабанит костяшками пальцев по столу. – Тот контингент записан в зеленой книге. А в красной – стукачи и сочувствующие! Как мне теперь людям в глаза смотреть?! За то, что они нам помогали, им сегодня ОМОН ребра обломал! Хороша благодарность! Ты по своей территории всю агентурную сеть, годами создаваемую, на корню развалил! Будешь теперь заново организовывать. Черт, дал бы два-три адреса и хватит, так нет – почти всю книгу переписал.
– Я думал, чем больше, тем лучше.
Михалыч открывает было рот, но его прерывает телефонный звонок.
– Так, так. Понял. Молоток. Давай домой, отсыпайся. Если с женой возникнут неприятности, позвони, я объясню.
Положив трубку, Зимин меняется в настроении.
– Наконец-то. Я, честно сказать, и не надеялся. Молоток Витька, опер, что сказать.
Я ничего не спрашиваю, боясь опять навлечь на себя гнев. Михалыч, однако, завелся в положительную сторону и отвечает, не дождавшись вопроса:
– Наставник твой чего две недели из штопора не выходил? У нас тут рядом общаги рабочие. Какой-то упырь по вечерам караулил возле них баб одиноких. Там кочегарка есть. Он за нее тетку затащит, трахнет и замочит. Два эпизода за месяц. Витька тогда одну деваху из общаги склеил и к ней подселился. Деваха выпить не промах, Витьке тоже пришлось в роль вживаться. Хорошо, не впустую. Вычислил сегодня суку. Из той же общаги оказался. Вечером тормознем.
Михалыч довольно потер руки и принялся кому-то названивать, полностью забыв и про меня, и про красно-зеленые книги.
Я постоял немного и незаметно вышел.
Вечером я решил заглянуть к Татьяне. Вещей ее я пока не нашел, да и вряд ли когда найду.
Я и сам не знаю, зачем туда иду. Где-то чувствую себя виноватым, где-то жалею ее… Не знаю. Просто иду.
В цветочном магазине выбираю три розы в красивой упаковке, покупаю их и направляюсь к выходу. В дверях небольшая толчея, всем требуются цветы. Улыбнувшись полной даме, я делаю шаг за порог магазина, нога резко проскальзывает вперед, я падаю на шпагат, вою от боли и ударяюсь головушкой о стекло витрины.
Сволочи! Где дворник?! Связки растянуты, я даже подняться не могу. Сверху на лицо обрушивается град стеклянных осколков, больно царапая шкуру. Где-то за спиной охи и вздохи.
«Господи, который человек уже падает, помогите, помогите ему. Молодой человек, вы не ушиблись? У вас лицо в крови».
Розы лежат рядом на снегу в осколках стекла. Срочно вызвать гражданина Пикассо! Пейзаж пропадает.
Я кое-как поднимаюсь. Ко мне плывет женщина в платье со значком «директор». Сейчас придется оправдываться за их же разгильдяйство. Будто песка нет.
И тут краем глаза я замечаю, как молоденькая, симпатичная девочка, только что продавшая мне розы, крутит диск телефона… О Боже! А что я делал в магазине? Покупал цветы. Для кого? Для Татьяны. Какой Татьяны? У которой украли личное имущество, которое странным образом нашлось…
Это означает одно – бомба. На меня можно накопать. На всех можно накопать! Есть повод! Есть зацепка! Сволочи!
Эти бредовые мысли промелькнули в моей ушибленной голове за какую-то долю секунды. В следующее мгновение я отталкиваю полную даму, хватаю упаковку с розами и, несмотря на растянутые связки и опаснейший гололед, раскинув в стороны руки, со всех ног бегу, бегу, бегу…
