Слепой Агент [Последний долг, Золотой поезд] - Майоров Сергей (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Я чувствовал прилив сил. Казалось, я ухватил удачу за хвост и смогу её удержать.
На самом деле я был попросту слеп.
В понедельник я позволил себе чуть опоздать. На всякий случай заготовил историю о сломавшемся автобусе, которой пользовался, ещё служа в милиции. Я надеялся таким образом намекнуть об авансе, но ничего не потребовалось.
Как и в прошлый раз, секретарша возлежала на своём рабочем столе, обратив к входной двери часть тела, для которой придумано кресло, и жарко шептала в трубку. У меня мелькнула мысль, что она подхалтуривает сексом по телефону, но долетевшие до меня обрывки разговора были весьма прозаическими, связанными с каким-то новым солярием и секцией шейпинга.
Антон тоже оказался на своём рабочем месте, сидел за столом и читал скучную финансовую газету. Перед ним была чашечка кофе. За воскресенье он успел подстричься и основательно загореть — видимо, осваивал с секретаршей новый солярий, а может, и шейпингом с ней занимался. На нём была ослепительно белая рубашка с широкими пёстрыми подтяжками, он благоухал одеколоном и улыбнулся мне с таким радушием, будто каждый понедельник был для него праздником и ему не терпелось начать работу.
— Кофе будешь?
— Не откажусь.
Он сам налил мне чашку и достал из тумбочки сахарницу.
— Ничего больше нет.
— Я привык к чёрному.
Антон отложил газету, нахмурил брови, углядев какой-то заголовок, и повернулся ко мне.
— Кстати. Ты деньги получил?
— Какие?
— Как какие? Зарплату, естественно!
— Нет.
— Нет? Что, Аркадий тебе ничего не дал?
— Даже разговора не было… Я бы, честно говоря, не отказался.
Глядя на Красильникова, я думал, что сейчас он назовёт Аркадия негодяем и подлецом. Такое у него было выражение лица. Он же несколько секунд молчал, хмуря лоб и недоверчиво косясь на меня, и потом высказался о моём бывшем наставнике откровенно тюремными словами.
Закончив монолог, он схватился за телефон. Я пил кофе и смотрел на него. Эта сцена мне не нравилась, слишком театрально она выглядела. У меня создалось впечатление, что Антону давно было известно, что никаких денег я и в глаза не видел, а свой всплеск возмущения он разыграл специально для меня, изображая справедливого, доброго хозяина.
— Деньги ещё в бухгалтерии. — Он бросил трубку и пригладил волосы. — Чтобы тебе время не терять, я их сам получу, вечером тебе завезу. Дотерпишь до вечера?
— Хоть до завтрашнего.
— До сегодняшнего. Сегодня вечером получишь. А сейчас… Когда кофе допьёшь, конечно! Отправляйся в старый Гостиный Двор. Видел там, наверное, наших ребят? Найдёшь Витю Горохова, он сегодня там старший. Скажешь, что от меня, он уже предупреждён. Он объяснит, что тебе делать. А часиков в пять-шесть я заскочу.
Направляясь к выходу, я, естественно, посмотрел в сторону секретарши. Она перестала соблазнять телефон и, сидя на вертящемся стульчике, который обычно использовала в качестве подставки для ног, что-то чертила красным фломастером на куске ватмана, высунув от напряжения язычок.
Наверное, готовила стенгазету.
В старом Гостином Дворе я отработал около двух недель. Работа была необременительная и малоинтересная — контролировать вход и поддерживать какое-то подобие порядка, хотя какой может быть порядок на огромной, постоянно расширяющейся территории, на каждом метре которой шла торговля всем, от ввезённого челноками турецкого и китайского ширпотреба до оружия и наркотиков. Я старался придерживаться своего старого правила: извлекать уроки из всего, с чем сталкиваешься, и, совершенно к тому не стремясь, получил такое количество информации, что любой оперативник отдал бы за неё несколько месяцев своей работы. Но сейчас меня это не трогало. Я твёрдо решил, что у меня началась новая жизнь и вступили в силу новые правила игры.
Потом я охранял какие-то банки, офисы и мотался по городу с поручениями, подобными первому, данному мне Аркадием.
Самого Аркадия я не встречал. Красильников как-то обмолвился, что его всё-таки не уволили и работает он теперь в Петровске. Я вспомнил слова Силантьева и подивился: неужели моего наставника посадили вместо девочки отвечать на телефонные звонки и принимать факсы? По прошествии времени я относился к своему первому наставнику без прежней злобы.
Вернулась от родственников Наталья. Днями, пока я был занят на работе, она просиживала в библиотеке, готовясь к предстоящей зимней сессии. Вечерами мы встречались, хотя нередко я, придумав что-то срочное, уклонялся от встреч — по причине нехватки финансов и по какой-то ещё, которую сам до конца объяснить не мог.
Во второй половине декабря Антон вызвал меня в свой офис и объявил, что стажировка моя успешно завершена.
3
У меня оказалось два свободных дня, необходимых, по словам Антона, для оформления каких-то бумаг. Он выдал мне премию — около миллиона рублей, улыбнулся, и мы расстались. Деньги в моём положении — астрономические. Теперь я мог окончательно рассчитаться с долгами и даже как-то отметить начало новой жизни.
По дороге домой я заглянул в супермаркет и с лёгкостью истратил почти треть суммы, набрав два пакета всяких вкусных вещей. Наталье я купил плюшевую обезьянку. Она обожала мягкие игрушки, и хотя в последний месяц в моих с ней отношениях что-то изменилось, я искренне хотел её порадовать.
Вечер мы провели неплохо, правда, я здорово набрался. Не надо было этого делать, но моя новая работа Наталье совсем не нравилась, и в самые неподходящие минуты она как-то замыкалась. Я ей наговорил лишнего, она, скорее всего, обиделась. Заснул я один на диване в своей «гостиной», ночью мы помирились, а утром, страдая с похмелья, я опять наговорил гадостей. В душе всплывали старые, позабытые обиды, и в редкие минуты просветления я сам поражался, откуда берётся моя злоба.
Наталья ушла. Я этому не препятствовал, хотя путь к трамвайной остановке лежал через пустыри и в другой раз я ни за что не отпустил бы её одну, даже утром.
Я стоял у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу. Она удалялась от дома, прижимая к себе подаренную мной обезьянку и не обращая внимания на снегопад. Сначала я почувствовал что-то вроде лёгкого укола в сердце, потом на душе стало невыносимо противно, я вернулся к столу и налил себе полную рюмку. Звонить Наталье я не стал и весь день провёл, глядя на телефон и «леча подобное подобным».
Вечером, прихватив бутылку, я направился к Мишке Рыбкину. Он был дома, и, как обычно, есть у него было нечего — не по причине отсутствия денег, а из-за непроходимой лени и неумения организовать свой быт. По дороге я приложился к двум банкам «джин-тоника», и печаль моя утихла. Я был весел и не в меру хохотлив, падал у Мишки в коридоре, смеясь и разбрасывая извлекаемые из карманов мятые купюры.
Литровую бутылку водки мы раздавили у него на кухне, закусывая солёными огурцами и запивая томатным соком. После второй или третьей стопки я начисто утратил связь с реальностью. Я что-то доказывал Мишке, а он хлопал меня по плечу и орал в ухо: «Все нормально, Ильич! Ну, я тебе говорю, что все нормально, ты понял?» Я не отвечал, продолжая бубнить своё и раз за разом наполняя ёмкости. Помню, что я бил кулаком по столу, Мишка ловил прыгающую посуду, а я кричал: «Я же опер! Понимаешь, я опер! Я не хочу на них работать! Не хо-чу! Их самих сажать надо. Но не могу, понимаешь, не могу! Мне ведь жить на что-то надо. У меня девушка есть, мы два года встречаемся, а пожениться никак не можем, денег нет… Они сами меня прогнали, сами!» Рыбкин опять бил меня по плечу, поправляя сползавшие с потного носа очки, и растерянно повторял: «Ну все, все. Хватит! Все правильно, Ильич, все нормально будет!» Потом были ещё какие-то разговоры, такие же содержательные, и я всплакнул под душевную песнь по радио.
Домой я шёл долго и путано, распахнув пальто и скользя по сугробам. С пустыря опять доносились какие-то крики, и я направился туда, горя желанием помочь слабым. Неизвестно, чем бы это благое дело закончилось, если бы я в очередной раз не провалился по пояс в сугроб. Пока выкарабкивался, крики стихли, и я, нарезав несколько кругов по соседним дворам, ввалился в квартиру. Я бы, пожалуй, уснул за развязыванием шнурков, но звонок телефона заставил меня допрыгать на одной ноге до тумбочки и схватить трубку.
