Самый жестокий месяц - Пенни Луиз (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Но Одиль знала одну вещь, не известную больше никому. Ее маленькую тайну. Все эти люди на спиритическом сеансе боялись злых привидений, тогда как она знала, что монстр обитает вовсе не в загробном мире, а в этом. И Одиль Монманьи знала, кто это.
Когда Мадлен вернулась, Хейзел показалась ей какой-то рассеянной.
– Никак не могла уснуть, – сказала Хейзел, наливая обеим по чашке чая. – Видно, волнуюсь перед приездом Софи.
Мадлен помешала чай и кивнула. Хейзел всегда немного нервничала в ожидании Софи. Приезд Софи неизменно нарушал спокойное течение их жизни. Не то чтобы Софи была гулякой или шумной девицей. Нет, дело было в чем-то другом. В каком-то напряжении, которое вдруг возникало в их уютном доме.
– Я отнесла обед бедной миссис Беллоус.
– Как она? – спросила Мад.
– Лучше, но спина все еще болит.
– Вообще-то, все это для нее должны были бы делать ее муж и дети.
– Но они же не делают, – сказала Хейзел.
Ее иногда удивляла эта жесткая нотка в Мадлен. Люди были ей чуть ли не безразличны.
– Ты добрая душа, Хейзел. Надеюсь, она тебя поблагодарила.
– Благодарность я получу на небесах, – сказала Хейзел, театральным жестом поднося руку ко лбу.
Мадлен рассмеялась, а с ней и Хейзел. Вот за такие качества Мадлен и любила Хейзел. Не только за ее доброту, но и за нежелание относиться к себе серьезно.
– У нас будет еще один спиритический сеанс. – Мад обмакнула печенье в чай и быстренько засунула его в рот, мягкое, напитавшееся влагой. – В воскресенье вечером.
– Что, со всеми призраками зараз не удалось управиться? Договорились, что они будут являться посменно?
– Напротив, их было слишком мало. Экстрасенс сказала, что обстановка в бистро слишком радостная.
– Она не намекнула, что с голубизной?
– Это возможно. – Мад улыбнулась. Она знала, что Хейзел и Габри были хорошими друзьями и много лет вместе работали в Обществе женщин англиканского вероисповедания. – Но никаких привидений сегодня не было. Так что мы проведем еще один сеанс в старом доме Хадли.
Она посмотрела на Хейзел поверх чашки. У Хейзел расширились глаза. Мгновение спустя она заговорила:
– Ты уверена, что это разумно?
– Ты был здесь? – крикнула Клара из своей мастерской.
Питер замер – в этот момент он как раз давал Люси печенье на ночь. Люси размахивала хвостом с возрастающей частотой, ее голова чуть наклонилась, глаза вперились в это волшебное печенье, словно одним желанием можно передвигать предметы. Если бы дела обстояли таким образом, то дверца холодильника всегда стояла бы открытой.
Клара высунула голову из мастерской и посмотрела на Питера. Хотя на ее лице не было ничего, кроме удивления, он услышал обвинительную нотку. Мысли его метались, но он знал, что не может ей солгать. По крайней мере, в этом.
– Я заходил, когда ты была на спиритическом сеансе. Ты возражаешь?
– Возражаю? Да я в восторге! Тебе что-то было нужно?
Сказать, что ему понадобился желтый кадмий? Кисточка номер четыре? Линейка?
– Да. – Он подошел и обнял Клару за талию. – Мне хотелось увидеть твою работу. Извини, нужно было дождаться, когда ты вернешься, и сначала спросить разрешения.
Он ждал ее реакции. Сердце его упало. Она смотрела на него, улыбаясь.
– Ты правда хотел ее увидеть? Питер, это замечательно!
Он внутренне сжался.
– Заходи. – Она взяла его за руку и провела к полотну в центре комнаты. – Скажи мне, что ты думаешь.
Она сняла материю с мольберта – и он снова увидел ее.
Прекраснейшую из картин, какие он когда-либо видел.
Прекрасную до боли. Да. Он снова видел ее. Боль, которую он ощущал, шла снаружи. Не изнутри. Нет.
– Клара, это удивительно. – Он взял Клару за руку и заглянул в ее ясные голубые глаза. – Это лучшая твоя работа. Я горжусь тобой.
Клара открыла рот, но не произнесла ни слова. Всю свою жизнь она ждала этого: чтобы Питер проникся духом одной из ее работ. Чтобы он увидел больше того, что нарисовано на полотне. Реально почувствовал это. Она знала, что ей не следует так уж волноваться из-за этого. Она знала, что это слабость. Знала, что ее друзья-художники, включая и Питера, говорят: художник должен творить для себя и не думать о том, что скажут другие.
Она и не думала о других, только об одном человеке. Она хотела, чтобы человек, которому она отдала душу, мог увидеть мир ее глазами. Ну хотя бы раз. Один раз. И вот оно случилось. И главное, это была та самая картина, которая для нее была важнее других. Та, которую она всего через несколько дней собиралась показать самому влиятельному галеристу в Квебеке. Картина, которой она отдала сердце.
– Вот только верны ли цвета? – Питер склонился к мольберту, потом отступил, не глядя на Клару. – Нет, точно верны. Ты лучше знаешь, что делаешь.
Он поцеловал ее и прошептал ей в ухо:
– Поздравляю.
После этого он вышел.
Клара сделала шаг назад и уставилась на полотно. Питер был одним из самых уважаемых и успешных художников в Канаде. Может быть, он прав. Картина казалась ей вполне достойной, но все же…
– Что ты делаешь? – спросил Оливье у Габри, глядя на него сонными глазами.
Они стояли посреди ночи в общей комнате их гостиницы. Проснувшись, Оливье протянул руку, и оказалось, что место Габри пустое и холодное. Оливье затянул кушак шелкового халата и пошел искать своего партнера.
Габри, в мятых пижамных штанах и тапочках, держал в руке круассан, как будто собирался взять его на прогулку по комнате.
– Я избавляюсь от всех злобных привидений, которые могли пристать ко мне после спиритического сеанса.
– С помощью круассана?
– У нас нет горячих крестовых булочек, так что это наилучший выбор. Ведь полумесяц – символ ислама, верно?
Габри, с его неожиданной глубиной и его бесконечной глупостью, не переставал удивлять Оливье. Тряхнув головой, Оливье вернулся в кровать, надеясь, что к утру все злые привидения и круассаны исчезнут.
Глава седьмая
Рассвет в пасхальное воскресенье был серым, но оставалась надежда, что до охоты за яйцами дождь не начнется. Во время церковной службы родители не обращали внимания на священника – они слушали, не застучит ли дробь по крыше Святого Томаса.
В церкви пахло ландышами. На каждой скамье лежали букетики этих маленьких белых колокольчиков с зелеными листьями. Это было мило.
Пока маленькая Полетт Лего не кинула букет в Тимми Бенсона. И тут начался ад. Священник, конечно, притворялся, что ничего не замечает.
Дети носились по короткому проходу, родители либо пытались остановить их, либо делали вид, что ничего не происходит. Результат в обоих случаях был одинаковый. Священник прочел небольшой отрывок из обряда изгнания бесов. Прихожане произнесли «аминь» и бросились вон из часовни.
Ланч был организован Обществом женщин англиканского вероисповедания, которое возглавлял Габри. Вокруг деревенского луга расставили садовые столики, накрытые красными в клетку скатертями.
– Счастливой охоты! – прокричал священник и помахал на прощание рукой, когда его машина поднялась на Дю-Мулен.
Он направлялся в следующую часовню в его следующем приходе. Он был абсолютно уверен, что его маленькая служба не спасла ни одной души. С другой стороны, ни одной души она и не погубила, и уже это было хорошо.
Рут стояла на верхней ступени церковного крыльца, стараясь не уронить с тарелки сэндвичи с ветчиной на еще теплом хлебе из пекарни Сары, домашний картофельный салат с яйцами и майонезом и большой кусок сладкого пирога. К ней подошла Мирна, неся на голове обрезок доски, нагруженный книгами, цветами и шоколадом. Жители деревни гуляли по лугу или сидели за столиками; женщины были в больших вычурных пасхальных шляпках, мужчины пытались изображать из себя кого-то, кем они не являлись.
Мирна стояла рядом с Рут, с трудом держа собственное тяжеленное блюдо с едой, и вместе они наблюдали за охотой. Дети носились по деревне, издавая радостные вопли и крики, когда им удавалось найти очередное деревянное яйцо. Один из братьев маленькой Розы Тремблей столкнул ее в пруд, и Тимми Бенсон принялся ее оттуда вытаскивать. Пока мадам Тремблей отчитывала сына, Полетт Лего стукнула Тимми. Явный признак влюбленности, подумала Мирна, радуясь, что ей самой уже не десять лет.