Левый берег Стикса - Валетов Ян (онлайн книга без txt) 📗

— Диссидентского творчества начитались, Андрей Викторович? Или бульварной литературы? Зовут меня Александр Сергеевич, как Пушкина. Запомните легко. А это все, действительно, ваше дело. С года 1979, когда вы ещё в школе учились, и по сей день. Только по нашему, с позволения сказать, ведомству. Впечатляет?

— Есть немного. Читается интересно?

— Как роман. Вы любите романы, Андрей Викторович?

— А как же, Александр Сергеевич! Жаль, времени на все не хватает, но самое интересное и сейчас проглатываю. У меня к чтению болезненное пристрастие. С детства. У вас разве там не написано?

— Написано, — сказал Миронов без тени усмешки, — и это написано, и многое другое. Жаль, вам читать не положено, а то б знаете, как удивились? Тут и, гм-гм, — он откашлялся, — свидетельства некоторых ваших знакомых, и незнакомых, но осведомленных граждан, и рапорты, и прочие любопытные документы. И все о вас.

— Могу догадываться. Интересно, наверное?

Миронов опустил глаза и перевернул несколько страниц.

— Интересно. Очень. Вы знаете, Александр Викторович, а мы с вами однокашники?

— Да что вы? Не припоминаю, честно говоря.

— Я шел позже вас. На два года. Истфак университета. Я даже вас помню. По КВНу. Застал в восемьдесят третьем, восемьдесят четвертом.

— Конечно, — сказал Тоцкий. — Последний сезон. В восемьдесят четвертом, как я полагаю, по согласованию с вашим нынешним ведомством, нас и прикрыли.

— Ну, это только в рамках города. На факультетах оставили, чтоб не перегибать. А в восемьдесят седьмом, с разрешения нашего ведомства, опять открыли.

— Я этого не помню. Я, к этому времени в магазине работал. Грузчиком. Со мной лично — перегибов не опасались.

— У господина Марусича?

— У господина Марусича.

— Неплохое место, надо сказать.

— Особенно, когда вылетаешь пробкой с пятого курса. Самое то.

— Тут, — он постучал пальцем по папке, — пишут, что господин Марусич вам покровительствовал. Относился с особой симпатией. Что связь эта сохранилась до наших дней. Что структуры Михаила Михайловича и сейчас обслуживаются у вас в банке.

— Сейчас уже не обслуживаются, — сказал Тоцкий. — Скажу вам, Александр Сергеевич, по большому секрету, что в настоящий момент у нас в банке никто не обслуживается. Там об этом не написано?

— В конце, — сказал Миронов, — в самом конце — в качестве выводов. И рекомендаций. Что вы несправедливо обиженного разыгрываете, Андрей Викторович? При всех моих личных симпатиях к вам — вы преступник. Самый настоящий.

— Послушайте, коллега, — сказал Тоцкий насмешливо, — я понимаю, что на истфаке этому не учат, но в Высшей школе КГБ вам, наверное, сообщили, тоже по большому секрету, что есть такое понятие в юриспруденции — презумпция невиновности. Аксиома из Римского права. Его, конечно, у нас не празднуют, царица доказательств нам ближе, по классовому принципу, но, ради Бога, воздержитесь, по крайней мере, пока, называть меня преступником. Или суд уже состоялся? Заочно?

— Пока — нет.

— Вот видите.

— Но суть от этого не меняется. На мой взгляд, Андрей Викторович, на мой частный, совершенно субъективный взгляд, вы, все-таки, преступник.

— Как ни жаль, Александр Сергеевич, но это всего лишь ваше частное мнение. Не более.

— Пока.

— Разумеется, пока. Но решать это будет суд. Самый гуманный суд в мире.

— Рискованно шутить — это у вас плохая привычка, или линия поведения?

— Вам виднее. Вы же меня детально изучили, — Тоцкий показал взглядом на папки, — по доносам и прочей белиберде.

— В прошлом это вам сильно вредило. Это, гм-гм, — он опять откашлялся, — оказало, как бы это сказать, негативное влияние на вашу судьбу.

— Негативное? Вы так полагаете? Забавно. А что касаемо настоящего времени… Есть у меня впечатление, уважаемый Александр Сергеевич, что на настоящий момент, что бы я ни делал — целовал вас в десны, хамил или пытался вас загрызть — на мою судьбу это влияния уже не окажет.

— Почему не окажет?

— Вы в любом случае заказ отработаете.

— Заказ? — недоуменно спросил Миронов.

— Послушайте, господин Добрый Следователь, — сказал Тоцкий, — давайте договоримся, чтобы не тратить зря время. Вы — не разыгрываете святую невинность, а я не изображаю полной неосведомленности.

— Ну, это у вас вряд ли получится…

— Скажу честно, и у вас тоже. С вашим званием и на вашем месте… Это, как девственница в солдатском борделе — невероятно и, все равно, смешно.

— С выдержкой у вас все в порядке, Андрей Викторович. Вы в такой ситуации в первый раз?

— Арест? Вся эта, — Тоцкий обвел рукой вокруг, — обстановочка? Наручники и прочая? Да, обычно в кабинетах вашего и не только вашего начальства, в последние несколько лет, я бывал, как гость. И желанный. Но все, когда-то случается в первый раз…

Миронов помолчал, разглядывая Тоцкого. Он мало походил на следователя, со своей круглой, добродушной физиономией, но Андрей имел достаточно опыта, чтобы не обманываться. Да и в глазах Миронова, во всем его поведении, проглядывал «мент» — интеллигентный, образованный, неглупый, но от этого только более опасный. Беспринципность, возникшая, как результат раздумий, значительно страшнее, чем врожденная.

— Если я скажу вам, что это не заказ, вы мне все равно не поверите?

Тоцкий покачал головой.

— Это не заказ, Андрей Викторович. Это просто команда «фас». Разницу понимаете?

— По-вашему, есть разница?

— Конечно, есть.

— И в чем?

— В том, что если я, представим гипотетически, нарушал и нарушаю закон, то его служители не должны ждать команды «фас», чтобы мою преступную деятельность прекратить. А когда они, зная, что у меня рыльце в пушку, ждут при этом команду сверху, это уже заказ. Понятно объяснил?

— У каждой системы есть особенности.

— Так и я о том же. Об особенностях. Вот, например, вы когда были готовы меня арестовать?

— Видите ли, доказательная база…

— Стоп, стоп… Доказательной базы у вас и сейчас нет, однако я здесь.

— Вы уверены, на счет доказательной базы, господин Тоцкий?

— Александр Сергеевич, я не уверен, я абсолютно уверен. У вас на меня, кроме догадок, предположений и косвенных улик ничегошеньки нет. Ну, разве что — пару доносов в загашнике. Просто, обстоятельства переменились. Я, вообще, удивлен, что меня взяли вы, а не ваши коллеги, из ОБЭП. Локти, наверное, кусают.

— Скучаете?

— Не так, чтоб очень. Вот беседую с однокашником, достаточно интеллигентным человеком. Вы меня за прошедшее время ни разу ни по матушке не обозвали, по морде, опять таки, ни разу не ударили. Просто удивительно.

— Чего вы удивляетесь? У нас для этого есть другие люди.

— Ах, да… Вы у нас сегодня добрый следователь, по образу. Вместо того, чтобы сразу приступить к допросу — беседуете.

— Всему свое время.

— Не сомневаюсь. Хотите — предложение?

— Деньги будете предлагать?

— Господь с вами! За что? И зачем? Это не ваш уровень решения вопросов. Что вы можете решить, кроме приличной камеры в вашем СИЗО?

— Иногда, и это бывает важно.

— Можем обсудить стоимость услуги.

— Опять иронизируете?

— Совсем чуть-чуть. Так что, будете слушать?

— Почему нет?

— Отлично. Пока не для протокола?

— Договорились.

— То, что вам нужно, я вам говорить не собираюсь. Тем более что конституция позволяет на себя показания не давать. И адвоката приглашу. А сейчас, под протокол, я могу сообщить об убийстве.

Миронов откинулся на спинку кресла и уставился на Тоцкого с удивлением.

— Вы о Краснове? Так нам известно о его гибели. Хотя и не все понятно.

— Нет, я не о Косте. Убит Артур Гельфер, его зам.

— Я знаю, кто такой Гельфер, — сказал Миронов, озабоченно. — По нашим сведениям он пропал, будучи в командировке, в Москве. С чего вы взяли, что он убит? Может быть, он скрылся?

— Не более четырех часов назад я лично видел его тело.

Тоцкий пытался сдержать эмоции, но при воспоминании об обезображенных останках Артура, оставшихся в кухне Костиной дачи, на глаза у него навернулись слезы.