Игра Люцифера - Биркенфельд Брэдли (полная версия книги .TXT) 📗

«Три года в каталажке и еще три года испытательного срока? Боже…»

— Кроме того, мистер Биркенфельд немедленно выплатит в пользу Соединенных Штатов особую компенсационную выплату в сумме ста долларов.

«А это еще за что? Кому-то на обед?»

— Есть ли у защиты какие-либо возражения к способу или процедуре, в которых проводилось слушание или был оглашен приговор, мистер Майер?

— Нет, ваша честь, — ответил Майер.

— Мистер Биркенфельд?

Я заколебался, но затем все же сказал:

— Нет, ваша честь.

Конечно, возражения были, но я понимал, что хожу по очень тонкому льду и могу вступить в конфликт со специально подобранным для этого дела судьей — настырным придурком. Злох мог увеличить мой тюремный срок одним росчерком пера.

Он повернулся к Даунингу.

— Комментарий со стороны правительства?

— Нет, ваша честь, — сказал Даунинг, с трудом пряча победную ухмылку.

— Мистер Биркенфельд, вы должны приехать для отбытия срока в федеральное учреждение, назначенное Бюро тюрем, не позднее полудня 8 января 2010 года. Хочет ли что-то сказать представитель защиты?

— Нет, ваша честь, — ответил Майер.

— Представитель правительства?

— Нет, ваша честь, — сказал Даунинг.

— Хорошо, советник. Суд благодарит вас за ваши усилия.

Злох поднял свой молоток и ударил им по деревянному подиуму со звуком, очень похожим на выстрел. Затем он улыбнулся.

— Всем хороших выходных. Заседание суда окончено.

Хороших выходных. Я не мог поверить тому, что он действительно это сказал. Я чувствовал себя Алисой в гребаной Стране чудес. Я не помню в деталях, что было после этого, за исключением того, что мне пришлось подписать кучу бумаг и отдать больше сотни долларов наличными, видимо, за расходы на копировальный аппарат. Даунинг что-то сказал Майеру относительно возможности сотрудничества со мной вплоть до даты начала тюремного срока. Эта парочка осталась в зале суда и принялась болтать. Когда адвокаты противоборствующих сторон обсуждают вашу судьбу, это обычно не приводит ни к чему хорошему, и я не хотел этого слышать.

Но я расслышал, как Даунинг довольно грубо отозвался о моих прежних адвокатах, Гекторе и Моране, которых я уволил годом ранее: «Вот что бывает, когда вы нанимаете людей, которые не умеют работать». Спасибо за отличную рекомендацию, Боб Беннетт!

Я вышел вместе с Дугом в полуденную жару и духоту. Мой брат был так разгневан, что даже говорить не мог. Мы сели в машину, сорвали с себя галстуки, врубили кондиционер и направились в гостиницу. Я повернулся и посмотрел на квадратную челюсть своего брата и его яростные глаза, смотревшие куда-то вдаль.

— У всего этого есть и хорошая сторона, братец, — вздохнул я. — Теперь с моей ноги снимут это чертово украшение.

Глава 14 / Курорт

Федеральное исправительное учреждение Скулкилл — 2012 г. Воскресным солнечным утром Лопес попытался бежать. Не совсем так, как в фильме «Великий побег» [91], но все же довольно драматично. Сначала он где-то спрятался в укромном углу, затем отчаянно пробежал милю в своих тяжелых тюремных ботинках и, наконец, выбил замок пожарной двери и устремился в леса. Тут же перед нами появился толстый охранник, которого мы звали Уоддлс [92]. Ему было трудно ходить, дышал он тяжело, со свистом. На поясе он носил связку ключей и дубинку. Было понятно, что Лопеса ему не поймать — тот слишком быстро бегал.

Я покосился на Уоддлса и вернулся к чтению статьи на тему апелляций о снижении срока в газете Prison Legal News. Одному из моих приятелей по Курорту, Норми, предстояло слушание, но для офисного служащего он был не слишком подкован в области права и нуждался в моей помощи, чтобы как-то аргументировать снижение срока. Я с удовольствием делал это для многих ребят, у меня даже образовалась определенная «клиентура» из числа заключенных. Я изучал их дела, писал брифы, находил адвокатов, готовых работать бесплатно, и выискивал слабые места в глупых обвинениях, по которым их упрятали за решетку. Для меня это был приятный способ борьбы с системой. Товарищи по несчастью воспринимали меня, как Клэренса Дарроу [93]— лучше уж такой общественный защитник, как я, чем никакой.

К моей камере подошел заключенный по имени Анвар. Это был довольно милый пожилой человек из Филадельфии, который получил 12 лет за то, что при нем нашли полпакета крэка. Когда в бараке вырубали свет, мы с ним любили петь песенки времен лейбла Motown [94]. Лежа на койке, я запевал:

— Кто эта дама-а-а?..

А он отзывался из темноты своим нахальным баритоном:

— Эта милая дама-а-а… [95]

Я поднял на него глаза.

— Привет, Анвар. Что там с Лопесом?

— Чувак, этот парень вышел из себя и толкнул Уоддлса.

— О нет! Что за дурак!

— Да, плохо дело.

В Скулкилле вам могло сойти с рук почти все, кроме рукоприкладства по отношению к охранникам. Заключенных ловили с незаконными мобильными телефонами, наркотиками, выпивкой, порнухой, всеми возможными видами контрабанды, и все это обычно заканчивалось одиночкой в корпусе усиленного режима или ограничением свиданий. Но поднять руку на тюремщика? За это ваш срок мог увеличиться на многие годы, и Лопес это знал.

— Теперь он попал, — сказал я.

— Беда, — ответил Анвар. — Ему оставалось всего-то месяцев 30.

Мы никогда не измеряли свои сроки годами — только месяцами. «Мне осталось двадцать два». «Ральф разменял шестой десяток». Годы заключения приводили нас в уныние, а с месяцами еще можно было мириться. Они истекали куда быстрее. Парни, отбывавшие большие сроки, сначала получали камеры в корпусах строгого или умеренного режима — обычные тюремные камеры, прогулки по расписанию или запрет прогулок, шмоны и одиночки. Если за это время они не доставляли больших хлопот охранникам, то после того, как до конца срока оставалось не больше 120 месяцев (10 лет), их переводили туда, где сидел я — на Курорт. Лопес сидел в тюрьме уже 13 лет, до конца срока ему оставалось не больше трех лет — и такой залет.

Мы называли наш корпус Курортом, потому что режим в нем был намного легче, чем в остальных. В двух корпусах Курорта, которые назывались Лагерь 1 и Лагерь 2, сидело триста человек. Они располагались примерно в миле от корпуса среднего режима на покрытом травой поле размером с футбольное. Там не было заборов с колючей проволокой или сторожевых башен, на которых дежурили тупицы с винтовками, однако лагерь был окружен многими километрами густых лесов. Иногда заключенные выбирались в леса — на прогулку или для встречи с наркокурьерами или своими подружками, которые умели ориентироваться по карте. Один парень даже смог договориться, чтобы ему привозили и вешали на определенное дерево в лесу блюда из китайского ресторана. Но все они возвращались. Если вы не возвращались и вас ловили, то ваши последние несколько месяцев Курорта могли тут же превратиться в несколько лет строгого режима.

Бетонная стена высотой в полтора метра делила наш Лагерь 1 на два ряда отсеков. В каждом из отсеков размещалось по паре коек, два шкафа, письменный стол, полки и кресло.

Поднявшись с утра, мы топали на завтрак в пищеблок, получали свои рабочие задания, возвращались туда на обед, затем проводили время в спортивном зале или на баскетбольном поле, шли на ужин, а вечером отдыхали. По вторникам нам крутили кино. По выходным счастливчики получали свидания в корпусе общего режима. Каждую ночь мы засыпали под хор храпящих заключенных, напоминавший какую-то странную симфонию джунглей. По сравнению с тем, что я пережил, как кадет в Норвиче, это действительно был курорт.