На повестке дня — Икар - Ладлэм Роберт (читаемые книги читать .TXT) 📗

— Пожалуй что так, — согласился Иаков Мандель.

— Должно быть, он имеет большое влияние на Кендрика, — вновь вступил в разговор Сандстрем, делая какие-то записи в своем блокноте. — Не так ли, Милош?

— Полагаю, что так. Я всегда считаю своим долгом информировать вас о том, чего не знаю.

— Должен заметить, он действительно ценное приобретение, — произнес Самуил Уинтерс. — Причем во всех отношениях. Продолжайте, мистер Варак.

— Да, сэр. Будучи совершенно уверенным в том, что никакая информация не выйдет за пределы этой комнаты, я подготовил досье на конгрессмена в виде снятого на слайды текста. — Варак нажал на кнопку пульта дистанционного управления, и изображение Кендрика в арабском одеянии на улицах Маската сменилось страницей текста, напечатанного крупным шрифтом через три интервала. — Каждый слайд, — продолжал Варак, — соответствует четверти обычной страницы. Все негативы, естественно, уничтожены у нас внизу, в лаборатории. Я всесторонне, насколько возможно, изучил нашего кандидата, однако определенные детали, которые могут представлять интерес для некоторых из вас, мною опущены. Поэтому не стесняйтесь задавать мне вопросы. Я буду следить за вами, поэтому, когда прочтете весь текст и сделаете необходимые записи, кивните, и я дам следующий слайд. Перед вами как бы пройдет вся жизнь конгрессмена Эвана Кендрика, начиная со дня его рождения вплоть до минувшей недели.

Первым заканчивал чтение Эрик Сандстрем. Маргрет Лоуэлл и Иаков Мандель боролись за честь оказаться последними, поскольку вели пространные записи, как и Гидеон Логан. Председательствующий Самуил Уинтерс почти ничего не записывал — он уже принял решение.

Спустя три часа и десять минут Милош Варак выключил проектор. Еще через два часа и пять минут Варак закончил отвечать на вопросы и ушел.

— Итак, принимая окончательное решение, воспользуемся приемом, предложенным нашим другом, — сказал Уинтерс. — Кивок означает согласие, покачивание — несогласие. Начнем с Иакова.

Один за другим члены общества «Инвер Брасс» склонили головы в знак согласия.

— Решение принято, — сказал Уинтерс. — Конгрессмен Эван Кендрик станет следующим вице-президентом Соединенных Штатов Америки. Через одиннадцать месяцев после переизбрания нынешнего президента он заменит его на этом посту. Дадим ему кодовое имя Икар, как предупреждение, чтобы он не пытался, подобно многим, слишком приблизиться к солнцу, а затем рухнуть в море. Да поможет нам Бог!

Глава 17

Член палаты представителей от девятого округа штата Колорадо Эван Кендрик сидел за письменным столом в своем кабинете и смотрел на строгое лицо своей секретарши, делавшей сообщение о корреспонденции, которую нужно срочно отправить, о повестке дня заседаний палаты представителей, о различных документах и общественных мероприятиях, на которых ему обязательно нужно присутствовать. Она стрекотала как пулемет, и частота издаваемого ею звука измерялась килогерцами.

— Вот, конгрессмен, это — график работы на неделю.

— Ты молодец, Энни. Но нельзя ли просто разослать всем письма на бланке с уведомлением о том, что я подхватил опасное инфекционное заболевание и не хочу их заразить?

— Прекратите, Эван, — сказала Энн Малкей О'Рейли, весьма решительная особа среднего возраста, много лет проработавшая в государственных учреждениях Вашингтона. — На вас здесь наводят критику, а мне это не нравится. Знаете, о чем болтают в конгрессе? Мол, вам на все начхать, что вы тратите бешеные деньги, чтобы только познакомиться с такими же богатыми девицами, как и вы сами.

— И ты этому веришь?

— Как я могу в это поверить, если вы никогда никуда не ходите и ничего такого не делаете? Я бы отбила поклоны всем святым, если б вас застукали в постели с какой-нибудь сногсшибательной красоткой! Тогда бы я точно знала, что вы не паинька.

— А если я не хочу ничего такого?

— Но вы должны, черт возьми! Я печатала ваши предложения по ряду вопросов и заметила, что они в тысячу раз разумнее предложений восьмидесяти процентов местных политиков, однако никто почему-то не обращает на это внимания.

— Их замалчивают, Энни! Потому что они непопулярны. И я тоже непопулярен. Меня не принимают ни в тот, ни в другой лагерь. Те несколько человек с обеих сторон, заметившие меня, навешали столько хвалебных ярлыков, что никто не обращает на них внимания. Они не в силах больше меня рекламировать и решили похоронить, но это трудно сделать, поскольку я не высказываю по этому поводу возмущения.

— Бог свидетель, я частенько высказываю вам свое несогласие и знаю, что такое думающий человек, когда вижу, как вы работаете... Ладно, забудьте об этом! И все-таки что вы скажете по поводу моих предложений?

— Попозже, хорошо? А Мэнни не звонил?

— Я дважды отфутболила его. Столько дел накопилось, сами видите... А вам все некогда.

Кендрик подался вперед, взгляд глаз стал холодным.

— Энни, запомните на всю оставшуюся жизнь — для меня нет ничего важнее этого человека.

— Прошу прощения, шеф! — О'Рейли опустила глаза. — Извините и вы меня! — сказал Эван. — Мне не следовало повышать голос. Вы стараетесь, а я вам не помогаю. Мир?

— Мир! Эван, я прекрасно знаю, что значит для вас мистер Вайнграсс. Я, конечно, не имела права вмешиваться. Но с другой стороны — я верчусь как белка в колесе, а с вами, конгрессмен, не так-то легко работать. — Энн О'Рейли поднялась со стула и положила папку с документами Кендрику на стол. — Тем не менее, я считаю, что вы обязаны ознакомиться с предложением вашего коллеги, сенатора от Колорадо. Кажется, он собрался взорвать вершину горы и, устроив там озеро, возвести многоэтажный кондоминиум.

— Вот сукин сын! — воскликнул Эван, с раздражением открывая папку.

— А я тем временем соединю вас с мистером Вайнграссом.

— Опять называете его мистером Вайнграссом? — заметил Эван, листая страницы. — Не хотите сменить гнев на милость? Насколько я знаю, он неоднократно просил вас обращаться к нему запросто — Мэнни.

— Иногда я так и делаю, хотя порой бывает сложно.

— Отчего же? Уж не оттого ли, что он всегда громко кричит?

— Да ну что вы! Разве могу я, будучи замужем за неотесанным полицейским, к тому же ирландцем, обижаться на это?

— Тогда в чем же дело?

— В той дурацкой шутке, которую он всякий раз повторяет. И делает это постоянно, особенно когда я обращаюсь к нему официально. «Детка, — говорит он, — давай разыграем мелодрамку, пьеску под названием „Ирландочка Энни и дружок ее Мэнни“. Что на это скажешь?» — «Ничего не скажу, Мэнни», — говорю я, а он продолжает: «Бросай-ка ты, милая, это грубое животное, с которым живешь, и давай улетим отсюда. Твой мужлан поймет мою неумирающую страсть к тебе». А я отвечаю, что этот неотесанный коп и о своей-то собственной страсти не догадывается.

— Только не рассказывайте об этом мужу, — посоветовал, усмехнувшись, Кендрик.

— Уже рассказала. Он тут же заявил, что бежит покупать билеты на ближайший рейс. Это и понятно — они пару раз лихо наподдавались с Вайнграссом.

— Напились, что ли? Даже не знал, что они знакомы.

— Это моя вина, должна признать. Знакомство состоялось примерно восемь месяцев назад. Вы тогда улетели в Денвер.

— Припоминаю. Мэнни все еще находился в больнице, и я попросил вас навестить его и передать парижскую «Интернешнл геральд трибюн».

— Я так и сделала. Я, конечно, не красотка с обложки журнала, но, знаете ли, боюсь по вечерам ходить одна по улицам, и взяла мужа с собой. Должна же от него быть хоть какая-то польза!

— И что дальше?

— Эти двое забулдыг тут же нашли общий язык. Спустя пару дней я допоздна задержалась на работе, и мой благоверный решительно заявил, что пойдет в больницу один.

— Простите, Энни, я ничего не знал об этом, — сказал, качая головой, Эван. — Я не собирался навязываться, а Мэнни и словом не обмолвился об этой истории.

— Скорее всего, из-за флаконов с «Листерином»...