Зеленый король - Сулицер Поль-Лу (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Черные Псы и в самом деле стали наведываться к Сеттиньязу. Все они были удивительно похожи друг на друга, во-первых, в подавляющем большинстве они оказались евреями румынского происхождения (особенно в начале пятидесятых годов, когда речь шла о сделках, осуществляемых в Европе и Соединенных Штатах; затем контингент стал попестрее), но сходство, если даже оно не касалось внешности, все же проявлялось по-иному: в настороженном поведении, разговоре, ограниченном строго необходимой информацией, мафиозном виде, убийственной серьезности и безоглядной верности Климроду. Ни с одним из них Сеттиньяз не имел возможности (да и желания) завязывать какие бы то ни было контакты, помимо служебных. Прошло очень много лет, прежде чем он узнал, например, о Берковичи, которого более четверти века встречал очень часто, и узнал случайно, что он хороший семьянин, имеет жену и четверых детей, по характеру застенчив и мягок, с увлечением коллекционирует фарфор и, кроме того, заядлый книгочей.
Братья Петридис, Ник и Тони, мало чем отличались друг от друга. Они всем руководили и принимали решения, но главное — официально представляли все панамские и либерийские фирмы, а также их руководство. Но при этом ничуть не уступали Лернеру или Берковичи по части сдержанности в словах да и трудоспособностью отличались почти столь же могучей.
С годами появились другие люди, чьи функции и обязанности были примерно такими же. Они были не просто Черными Псами, но чем-то вроде министров или баронов…
Такими, например, оказались француз Поль Субиз, Тудор Ангел, Франсиско Сантана…
В других сферах выплыло еще несколько имен, прежде всего потому, что эти люди сумели сохранить дистанцию и постепенно наравне с другими стали полноправными Приближенными Короля. Это швейцарец Алоиз Кнапп (и сменивший его Тадеуш Тепфлер), китаец Хань, ливанец Несим Шахадзе — сказочный знаток валютных операций, одновременно отвечавший за связи со странами Востока.
Что же касается гостиничной сети, то здесь был не барон, а баронесса — англичанка Этель Кот.
Разумеется, существовала и латиноамериканская команда, представленная аргентинцем Хайме Рохасом — не путать с Убалду Рошей, бразильцем, выполнявшим почти наравне с Диего Хаасом совершенно особые поручения, а также двумя бразильскими адвокатами: одним — из Рио, по имени Жоржи Сократес, другим — из Сан-Паулу, его звали Эмерсон Коэлью.
Только один человек занимал особое, даже исключительное положение, наравне с Сеттиньязом. Он, без сомнения, знал о Короле не меньше, чем тот, но совсем в других областях, и до самого конца оставался кем-то вроде личного и тайного советника Климрода. Этим человеком был Джордж Таррас.
Он приехал незадолго до 20 апреля и, наскоро осмотрев помещения (они занимали два этажа, третий был оборудован лишь к 1964 году), вернулся в кабинет Сеттиньяза, где они и закрылись. Покачав головой, Таррас заметил:
— Что с нами происходит, Дэвид? Без месяца шесть лет назад, при обстоятельствах, которые я назвал бы исключительными, мы познакомились со странным мальчишкой; он произвел тогда на нас обоих одинаковое впечатление… И вы его узнали, когда он снова появился перед вами, не так ли? Кстати, когда это было?
Сеттиньяз замялся, сердясь на себя за это и почти стыдясь своей подозрительности:
— 16 июля прошлого года. В день моего рождения "to свадьбы. Да, я его узнал в первую же секунду.
— А я увидел его в сентябре, 8-го или 10-го, кажется. И тоже сразу узнал. Более того, я тут же вспомнил его фамилию и двойное имя, вспомнил, как он стоял в моем кабинете в Маутхаузене и разглядывал страшные фотографии.
Таррас посмотрел на Сеттиньяза, помолчал секунду и вдруг рассмеялся:
— И вот прошло шесть лет, а мы с вами знаем друг друга двенадцать или тринадцать лет, и на тебе — боимся открыть рот, чтобы не выдать одну из ужаснейших тайн Его Величества Реба Михаэля Климрода! Мы сами сошли с ума, Дэвид, или он заразил нас своим безумием?
— Похоже, — сказал Сеттиньяз, в свою очередь рассмеявшись. — Определенно так. Рад видеть вас, Джордж.
— Я тоже, малыш. Вы всегда были моим любимым учеником, несмотря на отсутствие у вас чувства юмора. Кстати — это «кстати», разумеется, ничего не означает, — я только что вернулся из Японии. И ездил туда не для прогулки. Это он меня посылал, к он же попросил меня прийти и поговорить с вами. Я обязан все вам рассказать. Слушайте и записывайте, ученик мой Сеттиньяз: «Урок Четырнадцатый, или Как Создать Самую Крупную в Мире Флотилию Танкеров, Не Потратив Ни Одного Су из Своего Кармана».
В течение следующего часа, в точности тем же тоном, каким когда-то в Гарварде он объяснял, что Право всегда было лишь «комплексом хитроумных правил, внутренне противоречивших друг другу и не имевших иной цели, кроме стремления придать видимость разумности самым чудовищным деяниям», Таррас рассказал о недавнем начинании Реба Климрода и тех практических делах, которые за ним последовали.
— Онасис, в частности, вместе с другими греками решил прощупать почву на месте бывших немецких верфей, в районе Гамбурга, Бремена, Киля и других городов. И, конечно же, тевтонцы, которые действуют неуверенно, но все же пытаются возродиться, приняли его с распростертыми объятиями, они будут строить и уже строят множество кораблей для упомянутых греков. Реб сказал себе, что и другая страна, также получившая взбучку во второй мировой войне, может быть преисполнена такого же благорасположения. Например, Япония, ученик мой Сеттиньяз. А место называется Куре. Мой юный Дэвид, когда японцы затеяли в Тихом океане войну, они бросили против нас самые крупные, таких еще и не видели на море, броненосцы «Ямато» и «Мусаси» водоизмещением семьдесят две или еще сколько-то там тысяч тонн. Мы, кстати говоря, их потопили, но японцы понимают, что значит построить корабль. И они согласились сделать это для Реба, который заказал им шесть танкеров, два из которых — сидите спокойно, — два из которых водоизмещением пятьдесят тысяч тонн. Это будут самые крупные танкеры в мире.
— А деньги? — спросил неисправимо практичный Сеттиньяз.
— Ник Петридис зайдет к вам и передаст все договора. Если не углубляться в детали, сделка выглядит таким образом: Ник заключил с «Шелл» или с «Галф», а может быть, с обеими компаниями разом, долгосрочные контракты по фрахтованию. На пятнадцать лет, для шестнадцати танкеров, принадлежавших в прежние времена Майореску. А это кругленькая сумма. И главное, гарантированный доход, под который Реб выторговал дополнительные кредиты, они и пойдут на финансирование японского проекта. А поскольку он заранее подписал и другие договора на более короткие сроки — от трех до пяти лет в том или ином случае — и эти договора касаются трех судов из тех шести, что недавно были им заказаны, то благодаря этой серии контрактов он сумел отхватить новый кредитный куш… что позволит ему либо выкупить, либо… Ну не сердитесь же так, студент Сеттиньяз…
— Это безумие.
— А чего другого вы ждали от него, черт возьми? Я продолжаю: либо выкупить, либо сделать заказ на строительство новых судов, но на этот раз у нас, в Америке. Речь идет о верфях в Спароус-Пойнт и в Бетлем-Стил, если я правильно понял. На что потребуется примерно триста миллионов долларов. Он идет на безумный риск.
— Знаю, — лаконично ответил Сеттиньяз.
Когда Таррас умолк, на языке у Сеттиньяза завертелись фразы типа: «И вы еще не все знаете, Джордж» или «Если бы он рисковал только в этой сфере, я бы не дрожал, как осенний лист, всякий раз, когда мне приносят новое досье».
Но он промолчал, будучи связанным обещанием никому не доверять, «даже Джорджу Таррасу».
Таррас же с улыбкой продолжал:
— Ясно, Дэвид. Прошу суд не принимать во внимание вопрос, который я чуть было не задал. Вы пообедаете со мной?
— Мне очень жаль…
Таррас встал. Он все еще улыбался, хотя по его лицу пробежала легкая тень досады.
— До скорой встречи.
Они расстались; и тот, и другой почувствовали первую трещину, наметившуюся в их безупречной до сего момента дружбе, трещина эта со временем не расширилась, но за четыре последующих года устранить ее совсем стало уже невозможно.
