Экспансия – I - Семенов Юлиан Семенович (серия книг TXT) 📗
Именно поэтому, дав задание еще раз посмотреть все, что успели собрать его люди по Мюллеру, генералу Полю, Шелленбергу, Кальтенбруннеру, Эйхману, генерал отправился в Альпы на еженедельную прогулку, как всегда пригласив с собой Мерка; тот сделался незаменимым компаньоном во время этих путешествий; он прекрасно, думающе слушал, позволял себе возражать, что Гелен ценил более всего, делал это, однако, в высшей мере тактично, соблюдая субординацию; именно во время этой воскресной прогулки Гелен и понял, отчего его так заинтересовал неведомый штандартенфюрер Штирлиц (сколько их было в СД!).
— Как вы думаете, Мерк, что скажут американцы, если мы, именно мы, наша организация, сможем обнаружить Мюллера и его цепь, разбросанную по миру?
— Они скажут спасибо, — ответил Мерк. — Только я думаю, что Мюллер погиб.
— Очень жаль, если он погиб. Когда честные немцы, то есть мы, отдаем в руки правосудия немца-изувера, то есть Мюллера, это не может не поднять наш авторитет. Поэтому Мюллера должны найти мы. Это укрепит наши позиции по отношению к Аденауэру, который строит свои отношения с американцами значительно более независимо и жестко, чем мы. Он, конечно, умный человек, но я не хочу, чтобы он стал единственным законодателем политической моды на немецком горизонте. Я хочу, чтобы моду диктовали те люди, которых мы выведем на политическую арену, мы, но не Аденауэр.
— Мне кажется, вы всегда были полны респекта по отношению к старому господину, — заметил Мерк.
— Я действительно полон к нему респекта. Но он сугубо гражданский человек, следовательно, он может, при определенных обстоятельствах, пойти на второе Рапалло и установить контакт с Москвой. Ни один военный стратег на это более не пойдет и правильно сделает.
— Вы отвергаете любую форму компромисса с русскими?
— Я… Мы сделаем все, чтобы исключить возможность такого рода компромисса. Немцы единственная нация в Европе, которая может гарантировать тот мир, условия которого мы с вами будем формулировать. Мы, и никто другой. Для того чтобы гросс-адмирал Редер и гросс-адмирал Денниц сделались героями для будущего поколения немцев, а они будут ими, мы, именно мы, должны отдать миру чудовищного Мюллера. Я иду дальше, Мерк… В документах промелькнуло нечто о том, что Мюллер предполагал контакт этого самого Шти… Как его?
— Штирлица.
— Спасибо. Так вот, он предполагал контакт Штирлица с секретной службой русских и тем не менее не бросил его в подвал, как должен был сделать, не повесил на рояльной струне, но, наоборот, держал подле себя. Зачем? Не знаю. Да и не хочу знать. Но если мы докажем миру, что гестапо Мюллер был связан — через этого самого Штирлица — с большевиками, тогда мы добьемся того, чего еще не удавалось никому. Понимаете меня?
— Не просто понимаю, но восторгаюсь.
— Восторгаются голландской живописью, — усмехнулся Гелен. — Не надо мною восторгаться, надо спорить со мной, чтобы концепция была абсолютно выверенной. Смотрите, что можно сделать… Мы знакомим Кемпа с теми материалами, которые имеются в нашем распоряжении по поводу Штирлица…
— Мы не обладаем материалами оперативного значения, генерал. Надо сформулировать идею, а Кемпу поручить сделать грубую работу. Но ее не сделаешь, не имей он на руках парочки бомб, которые загонят Штирлица в угол.
— Не загонит, — согласился Гелен. — А мне надо добиться того, чтобы этот самый Штирлиц выполнял все то, что мы ему запишем в нашем сценарии. Роль будет завидная, ее надо работать вдохновенно, но под нашим постоянным контролем. Запросите всех наших друзей: может быть, у них есть какие-то материалы на Штирлица… Надежды, конечно, мало, но кто не ищет, тот не находит, ищущий да обрящет… Смысл моего предложения сводится к тому, чтобы передислоцировать Штирлица в Латинскую Америку. Там самая сильная колония национал-социалистов, там сокрыты наиболее интересные связи, оттуда можно подобраться к Мюллеру, если он жив, и когда к нему подберется Штирлиц, мы прихлопнем их двоих. Но перед этим мы постараемся дать возможность Штирлицу наладить контакт с русскими. Это будет такой залп, от которого Кремлю не оправиться: альянс с гестапо Мюллером это такая компрометация, которую им не простит история… Каково?
— Грандиозно, — ответил Мерк. — Только очень страшно, генерал. Русские вправе стать на дыбы. Может быть, медведя стоит дразнить до определенной степени?
— Его не надо дразнить вообще. Его надо отстреливать, Мерк.
Через три недели Мерк положил на стол Гелена документы шведской полиции, связанные с розыском доктора Бользена, обвиняющегося в преднамеренном убийстве фрау Дагмар Фрайтаг, обнаруженной мертвой на пароме, следовавшем в Швецию из Германии в марте сорок пятого года; последним человеком, с кем она входила в контакт, был доктор Бользен, он же Штирлиц, он же Максимо Брунн.
А еще через восемь дней Мерк сообщил Гелену адрес фрау Рубенау в Женеве. Она якобы когда-то делала заявление полицейским властям Швейцарии, что в гибели ее мужа Вальтера Рубенау виноват именно СС штандартенфюрер Штирлиц.
— Пошлите к ней Барбье, — сказал Гелен. — Пусть он как следует прощупает ее и привезет официальное заявление этой несчастной, адресованное не швейцарским властям, а нашей частной организации по расследованию нацистских злодеяний.
— Это невозможно.
— Почему?
— Фрау Рубенау жена еврея. Барбье просто-напросто не сможет с ней говорить, он патологический антисемит.
— А вы передайте ему приказ, Мерк. И напомните, что невыполнение приказа чревато. Я тоже не сгораю от любви к евреям, но это не мешает мне поддерживать дружеские отношения с директором банка, который переводит мне деньги, а он по национальности отнюдь не испанец.
Барбье — I (1946)
Фрау Еву Рубенау ему удалось найти в Монтре, как и предполагал Мерк, поскольку именно там была самая сильная еврейская община, оформившаяся после того, как Гитлер развязал антисемитскую кампанию, лишив евреев права заниматься научной и общественной деятельностью; бойкоту подверглись парикмахерские, рестораны, швейные и обувные мастерские; евреи, работавшие на заводах и фабриках, были арестованы сразу же после прихода нацистов к власти, ибо подавляющее большинство состояло в рядах коммунистической или социал-демократической партий; многие из тех, кто успел уехать из рейха, осели именно там, в Монтре.
Во время конспиративной встречи человек, пришедший от Мерка, вручил Барбье шведский паспорт со швейцарской визой на имя Олафа Бринберга, триста швейцарских франков и билет до Берна; «дальше поедете на автобусе, вполне пасторальные виды, отдохнете; через три дня вы должны вернуться, я буду ждать вас на вокзале в Базеле; если мы заметим что-либо подозрительное, я в ваше купе не сяду. Езжайте домой, я найду возможность с вами связаться».
Назавтра Барбье приехал в Берн; первое, что он сделал — зашел в ресторан и заказал роскошный обед; как жаль, что Регина и дети, Клаус и Ута, лишены этого; я привезу им ящик с едой; как же хорошо быть нейтральной страной, черт возьми; сначала он съел татар-азу, три порции желтого масла, бульон с гренками, шницель по-венски, заказал к кофе сыры и заключил пиршество двойной порцией сливочного мороженого.
В Женеве, перед тем как сесть на автобус, следовавший на Лозанну и далее, в Монтре, он снова зашел в маленький ресторанчик, что помещался наискосок от вокзала, спросил, есть ли айсбайн, выслушал несколько удивленный ответ официанта, что, конечно же, есть, попросил сделать очень большой кусок, затем, смущаясь самого себя, заказал масла (необходимо для зрения, витамин «А» в чистом виде) и ветчину — «хочу подзаправиться перед горячим, пропустил обед, был в дороге, а впереди неблизкий путь в горы».
Приехав в Монтре, он остановился в пансионе мадам Фроле; та была поражена произношением шведского гостя — «у вас истинно южный акцент, никогда не жили в Лионе?! Вы явный лионец, я сама родом оттуда, я бежала, когда пришли боши и начали свой кровавый шабаш!».
