КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио - Преображенский Константин Георгиевич (книги регистрация онлайн TXT) 📗
— А счет в ресторане брать? — спросил я с надеждой в голосе.
Из чтения множества оперативных дел я уже знал, что советскому разведчику брать в ресторане счет все же не подобает, чтобы втихую вербуемый иностранец не догадался, что тому предстоит в конце месяца финансовый отчет в резидентуре.
— Что ж, возьми! — небрежно заметил Николай, давая понять, что эта первая моя встреча будет проверочной не столько для Сэймона, сколько для меня самого…
Еще я почувствовал, что на первый раз следует ограничиться только этими вопросами, и поднялся из-за стола. На прощанье мы любезно улыбнулись друг другу, что было так не похоже на отношения, принятые в военной среде.
Узнать домашний телефон Сэймона оказалось проще простого: он был членом многочисленных научных обществ, в списках которых с японской тщательностью были указаны все сведения о нем, вплоть до совершенно не нужных. На их основе я даже составил объемистое письмо в Москву, содержащее дополнительные биографические данные о Сэймоне. Оно помогло заполнить анкету будущего агента, а в разведке КГБ всякая новая бумажка в досье ценится очень высоко, гораздо выше, чем живая разведывательная работа.
Подняв трубку телефона, Сэймон тотчас узнал мой голос и пустился в восторженные приветствия. Должно быть, ему вспомнилась свобода и непринужденность, характеризовавшие наше кратковременное приятельство.
Я предложил встретиться, и Сэймон, не мешкая, согласился. Указав место и время встречи, я тотчас повесил трубку, чтобы не искушать судьбу чересчур долгим телефонным разговором, к которому неизвестно кто еще может подключиться. Надо ли говорить о том, что ради этого звонка я поехал на многолюдную центральную улицу Гиндзу, поскольку телефоны-автоматы вокруг представительства ТАСС также могли прослушиваться полицией.
Для первой встречи с Сэймоном я выбрал небольшой ресторан на зеленом островке Токио Ёёги, облюбованном ныне золотой молодежью.
До войны здесь располагались загородные дома аристократии, сделанные из бумаги и тонких досок, как это было всегда принято в Японии Во время бомбардировок все они сгорели дотла. После капитуляции здесь, на образовавшемся пустыре, вырос квартал особняков для американских офицеров, получивший название «Вашингтонская высота». Но через несколько лет завершилась оккупация, и Ёёги был снова сравнен с землей. Со временем здесь стали появляться новые дома, на первых этажах которых размещались недорогие рестораны, и потому этот район облюбовали студенты. Такой район не единственный в Токио, но только здесь сохранились парки, разбитые относительно недавно на месте простиравшихся тут прежде полей и, кажется, еще хранящие в себе приторный аромат риса. По вечерам их свежее дыхание придает опьяневшим гостям столь необычное для многих из них чувство деревенской свободы.
Большинство здешних ресторанов специализируется на европейской кухне, однако в той или иной степени трансформированной с учетом японского вкуса. Ощущение европейского шика достигается за счет сервировки, нарочито дорогой. У каждого прибора лежит по несколько ножей и вилок и даже специальный крошечный прибор с пружинкой для выжимания сока из дольки лимона. В такой «двойственной» обстановке японцы чувствуют себя очень уютно, да и цены в Ёёги не особенно высоки.
Разумеется, помощнику министра появляться здесь все-таки не пристало. Но ведь пригласил его сюда я, намекая на свой молодой возраст и как бы не зная об истинном, весьма высоком общественном положении Сэймона.
Он пришел туда точно в назначенное время. Мы издали увидели друг друга и с радостью отвесили глубокие поклоны.
Сэймон окинул меня доброжелательным и открытым взглядом, как бы желая понять, насколько я изменился и повзрослел за эти годы. Сам же он не претерпел каких-либо видимых изменений, как это свойственно людям монголоидной расы.
Мы сразу же прошли в ресторан, где, опускаясь на стул, Сэймон демонстративно посмотрел на часы.
— Один час вы можете мне уделить? — поспешно спросил я, и он по-приятельски кивнул.
Как и все здешние профессора, Сэймон был одет в блеклый серовато-зеленый плащ и почти такого же цвета костюм. Плащ он немедленно снял и небрежно кинул на спинку стула.
— Ну, как дела? — с ходу спросил он.
Я начал рассказывать о своем корреспондентском житье-бытье, умалчивая, естественно, о принадлежности к советской разведке.
Тем временем официант принес объемистое меню в кожаном переплете. Листая его, я испытывал чувство гордости, ибо впервые в жизни не меня, бедного советскою человека, состоятельный иностранец пригласил в ресторан, а, наоборот, это делаю я, пусть и за счет нашего государства.
Первая страница изобиловала названиями блюд, существо которых было пока мне непонятно: о широком стеклянном бокале или супе «потаж» в чашке я еще ничего не знал.
Потом я понял, что это два типовых европейских блюда, принятые во всех ресторанах мира.
Наконец в меню мелькнуло отдаленно-знакомое слово «буйябэс». Кажется, так называется знаменитая французская уха, о которой нам рассказывали в разведывательной школе.
В памяти тотчас возник небольшой светлый зал с лепным потолком в одном из московских особняков, укрытом деревьями большого сада и потому почти совсем не видном с Садового кольца, день и ночь шумящего в непостижимой близи отсюда. До революции этот особняк принадлежал купеческой семье, но сразу был захвачен ЦК и долго находился в его владении, Во времена Сталина здесь жил генерал НКВД с семьей, остальное неизвестно, да и спрашивать об этом не полагалось.
В один из дней мне вместе с другими слушателями довелось побывать здесь. В застегнутых на все пуговицы пиджаках мы разместились в зале, где нам предстояло выслушать лекцию на весьма необычную тему. Записи мы по обыкновению будем вести в пронумерованных тетрадях, которые потом сдадим дежурному.
За кафедрой — пожилой профессор. Как и все советские разведчики, немало поездившие но свету, он в своих лекциях тоже уделяет внимание еде. Особый упор он делает на французской кухне, из чего можно заключить, что больше всего лет он провел именно во Франции.
Сейчас, строго глядя куда-то вдаль, он описывает буйябэс.
— Ничего более вкусного на свете не существует! — диктовал профессор разведки, твердо отчеканивая слова. — В эту французскую уху входит множество видов рыб, а также моллюсков, которых во Франции называют морскими фруктами. Отведав буйябэс, ваш друг иностранец придет в благодушное настроение и будет готов для вербовки. Поэтому, если вы хотите установить с иностранцем агентурные отношения, непременно заказывайте буйябэс…
Лектор умолк. Взгляд его стал тоскливо-мечтательным. Очевидно, он вспомнил сладкую французскую жизнь, ставшую теперь для него недоступной.
Ведь старых разведчиков, если они не занимают руководящих постов, уже никогда не посылают за границу. Кроме, впрочем, тех редких случаев, когда после многолетнего перерыва вдруг потребуется восстановить связь с полузабытым агентом.
Тогда разведчика, который завербовал его тридцать лет назад, моментально отыскивают по картотеке, усаживают в самолет и отправляют в Париж, кажущийся ему несбыточным видением из потустороннего света. Он в считанные часы возвращается во времена молодости, повязывает щегольской платок на морщинистой шее и отправляется в гости к старому знакомому, о ком французская контрразведка и не подозревает, а может быть, давно уже сбросила его со счетов.
Оба дружески ударяют друг друга по-старчески дряблым плечам и идут в ресторан, где готовят их излюбленный буйябэс…
Но очень скоро к ним подсаживается молодой здоровяк из советского посольства и переводит разговор на себя.
— Это мои юный друг, он теперь будет с вами постоянно встречаться. А меня неотложные дела снова зовут в Москву. — упавшим голосом объясняет старик, и француз, как это свойственно наивным европейцам, искренне верит этому…
— Вы не возражаете, если я закажу буйябэс? — вкрадчиво спросил я Сэймона.
