Зеленый король - Сулицер Поль-Лу (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
И он, подчиняясь всеобщему и почти непререкаемому мнению, стал считать нормальными эксцентрические выходки свояченицы.
Она располагала полной финансовой независимостью. Состояние фамилии Пейдж возникло целых четыре поколения назад, то есть, по североамериканским понятиям, почти во времена крестовых походов. Когда она достигла совершеннолетия, то унаследовала десять миллионов долларов. Она высокомерно отказалась от всех услуг, которые предлагали ей адвокаты, по семейной традиции распоряжавшиеся ее состоянием. Она намеревалась сама заняться этим. Ее видели у входа в Нью-Йоркскую биржу — она даже пыталась играть. Вызывая всеобщее удивление, она доказала, что не лишена чутья, присущего великим финансистам. Однажды она ворвалась в контору «Уиттакер энд Кобб» — еще до того, как там стал работать Сеттиньяз, — и устроила скандал по поводу одной биржевой спекуляции, которая, по ее мнению, была проведена плохо, во всяком случае, не по тем точнейшим указаниям, что были ею даны. Иона Уиттакер, достигший семидесяти лет с мудрой неторопливостью, которую проявлял во всех делах, несколько дней не мог прийти в себя, возмущенный несправедливыми, на его взгляд, упреками, а еще больше потрясенный тем, что эти упреки бросала ему женщина — вид животного, которое он встречал лишь в одном единственном экземпляре (собственной супруги) и которому надлежало рожать детей, готовить пудинг и вышивать коврики гладью, а если речь идет о дебилках, то крестом.
Одно время Чармен ездила верхом по Парк-авеню и Пятой улице, оставляя уздечку на решетке какого-нибудь особняка или в холле отеля «Уолдорф»; она пять раз была помолвлена и каждый раз покидала своего жениха на ступенях храма с каким-то язвительным постоянством; она съездила даже в Индию с честолюбивым, но так и не осуществленным намерением стать браминкой; потом приняла предложение одного голливудского продюсера, мечтавшего сделать из нее новую Аву Гарднер. (Чармен была очень на нее похожа); сценарий уже был готов, но на третий день съемок она отправилась в круиз по южным морям; на свадьбу своей старшей сестры с Дэвидом Сеттиньязом (Чармен буквально изводила его своей привычкой садиться на край ванны, когда тот там мылся в чем мать родила) она, учитывая савойские корни супруга, велела привезти из Франции на специальном самолете дюжину кругов швейцарского сыра и шесть фольклорных ансамблей, которые, играя все вместе, производили адский шум.
— Но в конце концов, Дэвид, разве это не забавно? — спросила Диана.
— Потрясающе забавно! — ответил мрачный и подавленный Сеттиньяз.
Это было весело или могло таковым показаться. Но было и другое, что тревожило Дэвида Сеттиньяза, которому казалось, будто он один это замечает — он не посмел бы сказать об этом никому из Пейджей — иногда в чудесных, чуть раскосых фиолетовых глазах Чармен Дэвид замечал какую-то странную, болезненную оцепенелость.
Чармен Пейдж пристально смотрела на Реба Климрода. И спросила:
— Мы ведь с вами уже встречались, не правда ли?
До этого мгновенья она сидела на большом канапе, стоящем в гостиной, потом встала, приблизилась, медленно обошла вокруг него.
— Вы по происхождению немец?
— Австриец.
— Неужели из Тироля?
— Из Вены.
Хотя Чармен была высокой девушкой, она едва достигала его плеча.
— У вас американское гражданство?
— Нет, у меня аргентинский паспорт.
Климрод перевел взгляд на Диану и Дэвида Сеттиньяза. Его глаза приняли мечтательное выражение; казалось, что его взгляд погружен во внутреннее созерцание.
Она большим и указательным пальцами пощупала ткань его рубашки под кожаной курткой, где-то у шеи. И спросила:
— Вы занимаетесь бизнесом?
— Что-то вроде этого.
— На Уолл-Стрит?
— Разумеется.
Она повернулась к нему лицом.
— Пойду поищу для вас эту книгу, — сказал Дэвид Сеттиньяз с какой-то нервозностью в голосе.
Он сделал несколько шагов в сторону своего кабинета и вдруг остановился, услыхав тихий, спокойный голос Климрода:
— На вашем месте я, конечно, не стал бы покупать двадцать тысяч акций «Континентал электрик».
Пораженный, Сеттиньяз обернулся. За свои пятнадцать встреч с ним Климрод ни разу не обмолвился, чем он занимается, вообще никогда не говорил, как живет и чем зарабатывает на жизнь. Действительно, Сеттиньяз, судя по одежде, предполагал, что он работает мелким служащим на набережных либо в каком-нибудь магазине. Ему также приходила мысль, что австриец (он не знал об афере с аргентинским паспортом) даже замешан в какие-то темные делишки. Дэвид сказал:
— Я и не знал, что вы интересуетесь биржей, Реб.
— Дэвид!
Чармен, повернувшись спиной к свояку, по-прежнему неотрывно смотрела на Климрода.
— Оставьте нас, пожалуйста, Дэвид. Тишина.
— Значит, я ошиблась с акциями «Континентал электрик»?
— Несомненно, — улыбнулся в ответ Реб Климрод. — Принесите мне обещанную книгу, Дэвид.
— Вы работаете на бирже, мистер Климрод?
— Нет.
— В маклерской конторе?
— Нет.
— Тогда, может, в банке?
— Нет.
Он рассмеялся:
— Я торгую «хот-догз» на улице. Рядом с Нью-Йоркской биржей. Справа от входа.
— И как идут дела?
— Жаловаться не на что, выходит от тридцати пяти до сорока долларов в день. Вместе с содовой. Да еще чаевые.
— Значит, торгуя «хот-догз», вы и выяснили, что я приобрела двадцать тысяч акций «Континента электрик»? .
Климрод взглядом проводил растерянного Дэвида Сеттиньяза, который скрылся в своем кабинете…
…и тут же вышел с книгой Чэндлера в руках.
— О нет, — ответил Климрод, — подобная информация не ходит среди сосисочников, там слышишь лишь об очень важных вещах, имеющих всеобщий интерес. Нет, я просто попросил навести о вас справки, мисс Пейдж. Ваше указание, отданное сегодня утром, хорошо лишь наполовину. Принцип не был лишен смысла, но вы слишком запоздали. Решение нужно было принимать раньше, позавчера. Зато пять недель назад акции «Уестерн» оказались неплохой идеей. Даже если вы напрасно аннулировали ваше распоряжение относительно акций «Каледониэн». Вам следовало бы довериться вашему чувству, вашему чутью. Спасибо, Дэвид. Что касается «Сан-Ясинто», то давайте не бояться слов, это глупость. Я верну вам книгу на будущей неделе, Дэвид.
Он спокойно положил книгу Чэндлера в холщовую сумку. Его взгляд впервые встретился со взглядом молодой женщины:
— На вашем месте я бы не стал делать ставку на гульдены. Через три недели можете снова попробовать. Сейчас я бы ставил на швейцарский франк.
Улыбаясь, он поклонился женщинам и удалился. Чармен Пейдж расхохоталась:
— Скажите, навел справки обо мне!
В ее глазах Дэвид Сеттиньяз вновь уловил тот странный, болезненный блеск, который так сильно его тревожил.
Обычно в киоске перед нью-йоркской биржей торговали два итало-американца, два очень веселых и сноровистых парня. Реб Климрод и Диего Хаас пришли около десяти часов. Реб велел ребятам пойти выпить кофе, словом, пойти куда-нибудь. И они должны ожидать его знака, чтобы вовремя вернуться на место.
— Я не умею готовить «хот-догз», — сказал Диего. — Мы, гордые идальго пампы, презираем ручной труд. На меня не рассчитывай.
— Но ты хоть сможешь открывать бутылки с содовой?
Это он умел. И занялся этим, стоя в какой-то нелепой бело-зеленой полотняной пилотке, думая про себя: «Если бы Мамита меня увидела, то, всплеснув руками, умерла бы на месте. Нужно наклеить поддельную бородку. И весело кричать: „Две содовых с лимоном! Две!“ Она приехала около одиннадцати. Это была самая красивая молодая женщина из тех, кого когда-либо видел Диего; толпа секретарш и служащих расступилась, давая ей дорогу.
— Пожалуйста, один сандвич, — попросила она.
— С горчицей? — осведомился Реб.
— Не слишком ли она крепкая?
— Такая женщина, как вы, выдержит все на свете, — ответил Реб.
— Выдержу и вас, будьте спокойны.
— А я и не волнуюсь, — сказал Реб.
