Рыцари свастики - Ломейко Владимир Борисович (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
И мы должны им помочь, Отто. Дело в том, что среди национал-демократов тоже есть разные течения. Некоторые предпочитают идти напролом. Вот послушай, что сообщили мне наши люди, которые следят за выступлениями ораторов НДП.
Рудольф вынул из папки, стоявшей, у кресла, толстый журнал и несколько листов бумаги.
— Четырнадцатого мая прошлого года на собрании НДП в мюнхенском ресторане «Матезер ам Хазенбергель» некто Ганс Модшидлер сказал в своем выступлении: «Эмигранты и борцы Сопротивления — предатели родины. В тяжелое время они, предав родину и сотрудничая с врагами Германии, не выполнили своего национального долга. Поэтому их надо отдать под суд».
Ты чувствуешь, Отто, что этот тип явно хватил через край. То, что он думает так, — это его дело, но заявлять об этом вслух — значит зря дразнить наших уважаемых социал-демократических гусей. В этом случае и Вилли Брандт и Герберт Венер чувствуют себя задетыми: ведь они тоже были в эмиграции. Зачем же наживать в их лице врагов и давать лишние шансы сторонникам запрета НДП?
Или послушай, что говорил оратор НДП Хайнц фон Арндт шестнадцатого августа прошлого года в Мюнхене: «Мы выдвигаем в Европе территориальные требования и хотим систему собственной чеканки. Мы победим, если останемся верными самим себе».
Слишком откровенно, не так ли, Отто? Я не говорю о существе вопроса. Здесь все верно. Это наши общие убеждения и общая цель. Но по форме?
Они сами себя загоняют в коричневый угол, и нам трудно возражать, когда такие пассажи вытаскивают на свои страницы восточноберлинские газеты и наши жертвы «третьего рейха» вроде «Ди Тат».
— Ты прав, Рудольф. Я согласен, что у них есть перехлест. Но, видимо, это неизбежные издержки.
— Так-то оно так, но корректировать их линию тоже надо. А то нашим дипломатам на раундах приходится тратить свое время не на выяснение интересующих их проблем, а на самооправдание. Я хочу тебе сообщить, что мы уже кое-что предприняли. Круг друзей НДП среди наших промышленников и финансистов поручил мне провести переговоры с редакцией журнала «Арбайтгебер» 31. Вот свежий номер журнала, где опубликована статья главного редактора доктора Юргена Хайнрихсбауэра: «Национальный — разве это несчастье?» Суть статьи в том, что она берет НДП под защиту от наскоков слева, но в то же время руководству партии дают понять, что нужно придать побольше внешнего демократического лоска их тоталитарным манерам. Вот послушай, что пишет Хайнрихсбауэр.
Рудольф открыл заложенную страницу в журнале, пригубил рюмку и с некоторым пафосом начал читать:
— «Мы вовсе не считаем, что НДП якобы является преемником гитлеровской фашистской партии, а ее представители, сторонники и избиратели — неофашистами, правыми радикалами, нацистами или националистами. Такого рода «анализы» НДП чересчур легковесны, так как они слишком односторонне излагают мотивы НДП или полностью заблуждаются насчет образа мышления ее избирателей».
Каково, Отто?
— Слишком высокопарно для простого читателя, но все ясно, — сказал фон Гравенау.
— Ты прав, дорогой, но ведь это адресовано не народу, а избранным, чьи деньги определяют политику нашей страны. Хайнрихсбауэр советует НДП избегать таких выражений, которые дают повод ее недоброжелателям называть ее фашистской партией. Вот послушай еще одно место: «Часть людей в НДП уже сегодня опять кричит на пресловутом жаргоне: «направить», «доложить», «распределить»; другие, кажется, поняли, что национальная сознательность и демократический строй отнюдь не исключают друг друга. Именно, эти люди тщательно стараются соблюдать демократические правила игры».
— Это интересное выступление, Рудольф. Я думаю, что в НДП правильно поймут его и всерьез займутся политической косметикой.
Отто фон Гравенау взял из вазы апельсин и, задумчиво глядя на него, стал осторожно снимать свежую кожуру.
— Конечно, поймут, — убежденно воскликнул Рудольф.
— Насколько мне известно от Леопольда, — заметил фон Гравенау, — у них не особенно густо с деньгами. Пожертвования поступают, правда, все актив-нее, но и партия растет, требует денег. Я думаю, нам следует решить этот вопрос.
— Обязательно, Отто. У меня уже есть план финансовой помощи НДП. Я думаю, круг друзей НДП рассмотрит его и выделит деньги. В конце концов каждый понимает, что на правофланговых всегда большая нагрузка и ответственность. Так что сам бог велел им помогать, тем более накануне съезда партии.
Таинственный пароход
Вальтера Биркнера мучил вопрос: кто такой Ганс Краузе? Прошло уже более года после их злополучной встречи в ресторане «Донизль», но он не мог найти его следов. Первые недели после выхода из больницы Биркнер пытался усиленно разыскать его.
Но удалось узнать немного. В списках баварского министерства культов значился штудиенасессор Ганс Краузе. Было известно также, что в апреле 1965 года с ним случилось несчастье — он был зверски избит во время драки в ресторане «Донизль», месяц пролежал дома в постели, а затем выехал из Мюнхена. Дальнейшие следы его терялись.
Памятуя свой разговор с Краузе, Биркнер обратился в Объединение лиц, преследовавшихся при нацизме. Но там он узнал немного. Действительно, Краузе был активистом этой организации, но в конце мая прошлого года бесследно исчез.
Биркнер наводил справки, расспрашивал знакомых Краузе, но никаких дополнительных сведений узнать не мог.
Ему усердно помогал Хорст Вебер, но тоже безрезультатно. Дела и заботы постепенно заслонили фигуру Краузе, отодвинули его на задний план, и Биркнер все реже вспоминал о нем.
Но однажды в начале июня к Биркнеру прибежал запыхавшийся Вебер.
— Привет, Вальтер! Я узнал…
Хорст задохнулся от быстрого бега.
— Что ты узнал?
— Узнал, где твой Краузе.
— И где же?
— Он живет сейчас в Ульме.
— Откуда это тебе известно?
— Мне под большим секретом рассказал один из его бывших коллег по школе, с которым я хорошо знаком.
— А почему под секретом?
— Дело в том, что Краузе живет там под другой фамилией. Он теперь Ганс Линдеман. Это фамилия его жены. Они купили небольшой домик. Он занимается хозяйством, а жена работает библиотекарем. После событий в «Донизль» Краузе полностью отключился от общественной жизни и скрылся от всех знакомых.
— Да, — протянул Биркнер, — интересная получается история. Я до сих пор не знаю, как объяснить все события, связанные с нашей встречей. Вначале я твердо решил, что он действовал заодно с теми, кто охотился за нами. Слишком уж здорово все было подготовлено в «Донизль», когда там отделали и тебя и меня. Но когда я узнал, что он действительно активный антифашист, а самое главное — ему тоже досталось в той драке, я понял, что кто-то следил за ним.
— А может быть и другой вариант, — сказал, подумав, Вебер. — Твой телефон мог подслушиваться.
— Кем же?
— Наивный вопрос. Теми, кого ты интересуешь. А это понятие довольно растяжимое.
Биркнер задумался. Он во что бы то ни стало решил увидеть Краузе, чтобы выяснить у него некоторые подробности их встречи. Может быть, они прольют свет на таинственные обстоятельства, связанные с его преследованием. Ему нужно было, наконец, докопаться до тех, кто следил за каждым его шагом. Он знал, что если он этого не сделает, то эти люди расправятся с ним, когда им надоест заниматься его перевоспитанием с помощью мордобоя. И Биркнер твердо решил ехать в Ульм. Но он не хотел говорить об этом Хорсту. Иначе тот опять станет его отговаривать, а убедившись в бесполезности этого, поедет вместе с ним. А Биркнер не хотел этого. Жена Хорста и так ему простить не может, что Хорст из-за него подвергается опасности. Вальтер перестал бывать у них дома, потому что жена Хорста принимала его очень сухо, и ему почему-то неудобно было смотреть ей в глаза. Хорст мучился от этого, но ничего изменить не мог. Вальтер решил предпринять поездку в ближайший же свободный день и встретиться с Краузе один на один: не выгонит же он его в конце концов из дому.
