Заговор патриотов (Провокация) - Левашов Виктор Владимирович (бесплатные версии книг .txt) 📗
Расчет у меня был простой. Как только ситуация хоть немного стабилизируется, новые русские вспомнят про свои незавершенки и начнут спешно их достраивать — хотя бы для того чтобы они стали полноценной недвижимостью, под залог которой можно брать кредиты, а при острой нужде — просто продать. Вот тут-то я и переброшу все бригады на стройку и наверстаю упущенное, тем более что столярки и заготовок мне хватит с избытком.
Поначалу мои расчеты оправдывались. Народ был при деле, и, хотя вместе с курсом доллара подскочили цены на все, даже на аренду трелевочных тракторов, в которых не было ни единой импортной детали, мне все же кое-как удавалось сводить концы с концами. Я даже сохранил привязку зарплаты к доллару, как и до кризиса, хоть и платил поменьше — по полторы сотни баксов моему помощнику Мишке Чванову и другим бригадирам и по сто остальным работягам. Зарплата, таким образом, индексировалась автоматически. Экономически это было не слишком разумно, но больно уж не хотелось расставаться с ролью благодетеля моего Затопино и начавших оживать окрестных полувымороченных деревень. То, что личный мой заработок с трехсот баксов сократился практически до нуля, меня как-то не слишком тревожило. Кое-что еще оставалось в загашнике, да и при нужде всегда можно было заработать в мухинско-боцманском «МХ плюс», за которым после нескольких удачных дел закрепилась репутация серьезного агентства, где работают серьезные люди.
Первый удар по неустойчивому финансовому равновесию ИЧП «Затопино» обрушился со стороны банка СБС-АГРО, где я держал свои оборотные средства и где они благополучно зависли до лучших времен. Потом энергетики взвинтили цены до несуразных размеров. Теоретически для всех, а на деле только для моего ИЧП, потому что во всей округе только я и платил за электроэнергию. У школ и больниц денег не было, у колхозов — тем более, а свинокомплексы отключать было нельзя, потому что перманентно поддатый электорат в потемках мог свалиться в грязь и его могли сожрать тощие, как козы, и вечно голодые свиньи. А это было бы политически неправильно, так как вооружало коммунистов в их борьбе против прогнившего ельцинского режима. Да и в самом деле: при советской власти колхозники ели свиней, а теперь, при демократах, свиньи едят колхозников? Нет, допустить этого было нельзя. А поскольку за электричество платить все-таки кто-то должен, в районе решили, что это буду я.
Энергетиков мне удалось урезонить, снизили цену на целых пятнадцать процентов, но тут навалилось налоговое управление. Приехала старая комсомолка, преисполненная классовой ненависти к мироедам-предпринимателям, и оценила мои станки и производственные помещения в такую сумму, что от нулей у меня зарябило в глазах, а налог с основных фондов вполне мог составить доходную часть бюджета небольшого района. Доказывать ей что-либо было бесполезно, на все у нее был только один ответ: «У нас учителя по полгода не получают зар-плату, в больницах лекарств нет, а такие, как вы, Пастухов, на джипах раскатывают! Стыдно!»
Я не очень понял, за что мне должно быть стыдно — то ли за мой «ниссан-террано», на котором я возил в прицепе столярку заказчикам, то ли за учителей, работающих без зарплаты, вместо того чтобы объявить бессрочную забастовку. Но срочно отправил жену Мишки Чванова Любу, бухгалтершу моего ИЧП, в Москву на курсы повышения квалификации. Реклама обещала, что всего за пятьсот у. е. самые опытные экономисты и юристы научат экономить на налогах, не нарушая закон, а умело обходя его, что, как известно, преступлением не является. Но Люба, хоть и была в школе круглой отличницей, а за годы работы в колхозной бухгалтерии овладела искусством составлять балансы, после этих курсов растеряла весь свой словарный запас. Он сузился от «нельзя» до «надо заплатить, а то оштрафуют». Вот и верь после этого рекламе.
Но я держался. Продолжал надеяться. Каждое воскресенье заезжал на Осетр и с удовлетворением отмечал, что в поселке все чаще стали появляться «лендкрузеры» и «мерседесы» моих работодателей. Это были не прежние многолюдные и шумные выезды на уик-энд с шашлыками и батареями рейнских вин. Новые русские приезжали лишь в сопровождении охраны и деловито осматривали свои недостроенные дворцы, явно прикидывая, во что обойдется их завершение. Меня здесь все хорошо знали, тепло приветствовали и заверяли, что, как только дела наладятся, строительство возобновится и все заказы будут мои.
Дела налаживались, хоть и не слишком быстро, но можно было ожидать, что к концу февраля или к началу марта работа в поселке новых русских развернется полным ходом. Тут мне пришлось отвлечься — слетать с ребятами кое-куда, чтобы разобраться с одним деликатным делом. Потом смотался в Орел проведать своих, а на обратном пути, не заезжая домой, завернул на Осетр. И то, что я там увидел, подействовало на меня, как мощный удар под дых.
Даже в февральской сумеречи с низкими снеговыми облаками поселок выглядел праздничным: так весело стучали молотки кровельщиков, визжали электропилы, урчали бетономешалки. Не меньше чем на десятке коттеджей сновал рабочий люд. Две бригады были в желтых фирменных комбинезонах турецкой строительной компании «Измир», еще одна — в синих джинсовых комбезах финской фирмы «Энсо», другие — в обычной рабочей спецуре, смуглые — молдаване. И главное — ни одного моего, не единой затопинской рожи. Да что же это, черт возьми, значит?
В разговоры с заезжими работягами я вступать не стал, но увидел возле коттеджа моего самого первого заказчика-банкира его «гранд-чероки» и поднялся к нему. Он встретил меня дружелюбно, попросил оценить качество отделочных работ, которые в его коттедже вели турки. Я оценил — качество было на высоте. Но посчитал себя вправе спросить:
— Как же так? Вы обещали этот подряд мне.
— Я и хотел отдать его вам, — заверил банкир. — Пытался дозвониться, даже пару раз заезжал. Один раз говорил с вашим помощником, разбитным таким парнем со смешной фамилией Чванов, потом с его женой, бухгалтером вашего ИЧП. Оставил ей визитку, срочно просил позвонить. Разве вам не передавали?
— Нет, — сказал я. — А что вы сказали Чванову?
— Что мне срочно нужны рабочие.
— И что он ответил?
— По существу, ничего. Он был занят — строил баню. Симпатичная у него получалась банька. Я немного подождал, никаких известий от вас не было. И кстати, кое-кто из соседей тоже завозил вам визитки. Никакой реакции. Пришлось нанимать турок. Это недешево, но время дороже. Недвижимость должна быть ликвидной. Сейчас все должно быть ликвидным. Трудные времена, Сергей Сергеевич, так что не обессудьте.
— Нет проблем, я все понимаю, — заверил я его.
Но понимал я еще не все. И намерен был разобраться полностью.
Банкир немного помолчал, словно раздумывая, стоит ли сказать что-то еще или на этом завершить разговор. И решил, по-видимому, что стоит.
— Есть еще неприятный нюанс. Но прежде — вопрос, я давно хотел вам его задать. Среди ваших рабочих я ни разу не заметил ни одного пьяного. И даже похмельного. Где вам удалось найти столько трезвенников?
— Я их не нашел, я их сделал. Они все зашитые, — объяснил я. — У нарколога. Каждый на пять лет.
— Вот как? — удивился банкир. — Каким образом вам удалось заставить их это сделать?
— Да никого я не заставлял. Просто говорил: хочешь работать у меня — зашейся.
— И соглашались?
— А куда им было деваться?
— Но ведь лечение у нарколога — удовольствие, насколько я знаю, не из дешевых?
— Да, почти по сто баксов с носа. Платить, понятное дело, приходилось мне.
— Окупились ваши расходы?
— Пожалуй, да, — подумав, сказал я. — А если и не совсем — ну, есть же еще и моральный фактор.
— Занятно, — заметил банкир. — В сущности, вы сделали то, что пытался сделать Андропов, а потом Горбачев со своей антиалкогольной кампанией. Но ваш социальный эксперимент выявил одну довольно существенную вещь. Трезвость меняет, конечно, менталитет народа. Но не до конца.
— Вы хотели сказать о неприятном нюансе, — напомнил я.