Рыцари свастики - Ломейко Владимир Борисович (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
Роланд вытирает слезы. Когда он смеется много и от души, у него всегда выступают слезы. Сегодня действительно Герд здорово позабавил всех.
— Откуда ты набрался их? — спрашивает Роланд.
— Два дня назад познакомился с одним журналистом Паулем Миндерманом. Он приезжал сюда в связи с предстоящей дискуссией в университете.
— Какой дискуссией? — заинтересовался Роланд.
— Как, ты не знаешь? ССНС и РЦДС 13 организуют дискуссию «Куда идет Федеративная республика?». В качестве содокладчиков приглашены журналист из «Глокке» Вальтер Биркнер и автор нашумевшей статьи в «Национ Ойропа» Карл Реннтир.
— А когда намечена дискуссия?
— Через пять дней, одиннадцатого марта.
Урок истории
Реннтир вошел в восьмой класс.
— Встать! — заорал Рольф Загенс.
Весь класс дружно встал.
«Чувствуется сразу, что дежурным сегодня Рольф», — подумал Реннтир. И хотя ему нравился этот долговязый парень с солдатской выправкой и преданными глазами, он обычно одергивал его в случаях чрезмерного рвения. Рольф Загенс готов был перестроить весь школьный распорядок на манер казарменного и явно перехлестывал с военными командами. Но сегодня Реннтир не сказал ему своего обычного по-отечески снисходительного «отставить». «А какого черта я должен кривить душой еще и здесь, перед этими мальчишками? Мне нравится манера Рольфа приветствовать приход преподавателя», — подумал Реннтир и твердым голосом сказал:
— Садитесь.
Как он любил этот грохот одновременно встававших и садившихся по команде двадцати восьми учеников! Все вместе, разом. В такие мгновения веки сами прикрывают глаза и возникают старые, милые сердцу картины детства. Его школьные годы. Организация «Гитлерюгенд». Выходы строем по городу. Походы в леса. Костры и военные игры… Разве можно все это забыть?
Веки тяжело приоткрываются. Реннтир смотрит на свой класс. Вот они сидят перед ним. Двадцать восемь ребят и девчонок. Все такие разные, но единые в одном — в жадном стремлении познать мир, существо происходящих событий, понять прошлое и его взаимосвязи с настоящим. На него направлены двадцать восемь пар глаз. И у всех открытый, искренний взгляд. Кое-где загорится в глазах хитринка, но неподдельная, нескрываемая. И все они ждут от него слова правды. Он их учитель, от которого зависит, что узнают они о мире сегодняшнем и мире вчерашнем, с какими ценностями войдут они в жизнь и что в завтрашней жизни для них будет эталоном добра и зла, справедливости и бесчестья, в чем они будут видеть интересы своей страны и своего народа. От него во многом будет зависеть моральный и политический облик будущего народа…
Реннтир недовольно морщит лоб. Что-то слишком много сегодня эмоций. Он вызывает первого ученика.
— Петер Вейс.
Из-за стола встает высокий голубоглазый блондин и четким шагом выходит на середину класса. Реннтир замечает, как Загенс подмаргивает ему. Они друзья и вдвоем держат весь класс в своих руках. Недавно они вместе с преподавателем физкультуры Даниэлем Зигфридом организовали поездку всех, ребят из класса в гости к военнослужащим дивизиона ракетной артиллерии. Инструкторы бундесвера показали мальчикам, как надо подбивать советские танки. В качестве соответствующей цели при этом служил старый американский танк. Ребята вернулись восторженно-молчаливые, сразу повзрослевшие, подтянутые. Потом их прорвало, рассказам и восторгам не было конца.
— Прошлый раз мы проходили вопрос о границах Германии, их обозначении. Вейс, расскажите нам, какие официальные предписания существуют на сей счет и как следует обозначать на картах границы Германии.
Петер Вейс расцвел в довольной улыбке. Уж эту-то тему он знал назубок: он давно подметил слабость господина Реннтира к подобной тематике. Четким, по-военному лаконичным языком он стал рассказывать:
— Согласно официальным предписаниям, опубликованным четырнадцатого февраля 1961 года в «Общем министерском вестнике», на современных, картах Германию следует изображать в границах германского рейха по положению на тридцать первое декабря 1937 года. При этом при обозначении всех населенных пунктов внутри государственной территории принципиально пользоваться давно принятыми формами немецких наименований даже в тех случаях, если данная территория находится в настоящее время под иностранным управлением…
— Примеры, Вейс.
— Например, не русский Калининград, а немецкий Кёнигсберг, не Львов, а Лемберг, не польский Щецин, а немецкий Штеттин, не Гданьск, а Данциг.
— Отлично, Вейс, дальше.
— При обозначении земель и административных областей необходимо пользоваться следующими указаниями: районы, лежащие восточней линии по Одеру и Нейсе, обозначать как «немецкие восточные области, находящиеся в настоящее время под иностранным управлением», в краткой форме — как «немецкие восточные области», а в обычном разговорном языке — как «Восточная Германия». Северную часть Восточной Пруссии — как «немецкие восточные области, находящиеся в настоящее время под советским управлением», или «Восточная Пруссия, находящаяся в настоящее время под советским управлением». Южную часть Восточной Пруссии и лежащие на востоке от линии по Одеру и Нейсе части Померании, Бранденбурга, Силезии и Саксонии обозначать как «немецкие восточные области, находящиеся в настоящее время под польским управлением». Границу по Одеру и Нейсе нигде не следует изображать или же упоминать в качестве государственной границы. Что же касается прочих частей земного шара, то, например, в бывших германских протекторатах на первом месте и впредь должны указываться немецкие наименования пунктов, официально принятые до 1918 года, как, например, высота Бисмарка в бывшей немецкой колонии Того или высота Иоганна Альбрехта в бывшем Камеруне.
— Отлично, Вейс, садитесь.
Реннтир не скрывал своего удовольствия четким ответом, манерой держаться, выправкой и твердым шагом Вейса. «Такие парни — надежда будущей Германии», — подумал он.
— Я не случайно спросил сегодня Петера Вейса о границах Германии, — начал Реннтир, дождавшись, когда отвечавший сел на свое место. — Дело в том, что безответственные элементы в нашей печати все чаще требуют от нашего правительства, от немецкого народа, от нас с вами отказаться от восточных областей, отказаться от всего, чем была великая Германия. Они идут на поводу коммунистической пропаганды, требующей признать послевоенную реальность, существование так называемых двух государств на немецкой земле. Для этих предателей немецких интересов, а иначе их не назовешь, не существует понятия «фатерлянд».
Они готовы примириться с национальной трагедией 1945 года и утратой нашего былого величия, утратой нашего Востока.
Голос Реннтира дрожал от переполнявшего его возмущения.
— От нас с вами зависит будущее нашего народа, от нашей выдержки, воли, нашей преданности великим идеалам пангерманизма. Мы призваны поддерживать в наших сердцах вечный огонь любви к нашему многострадальному фатерлянду. Нужно прекратить эти бесконечные разговоры о преодолении прошлого. Нам нечего преодолевать, кроме своей слабости перед нашими противниками. Не преодолевать, а воспевать прошлое, ибо его величие — источник нашей непоколебимой веры в будущее нашего любимого немецкого фатерлянда.
Реннтир умолк и вытер платком вспотевший от волнения лоб. Притихший класс не спускал с него восхищенных глаз: что-что, а говорить он умел. Это было известно всей школе.
— А теперь я предлагаю устроить час вопросов и ответов на тему «Что такое наше отечество?». Я буду задавать вопросы и поднимать любого из вас, а вы должны коротко и быстро, не задумываясь, отвечать.
Класс оживился, это уже было интереснее, ибо каждый становился участником увлекательной игры.
— Как называется твое отечество? — Реннтир указательным пальцем показал на сидевшую за первым столом белокурую девочку.
— Германия.
— Говорят, что у немцев нет любви к своему отечеству. Что ты думаешь об этом?
