Под покровом тьмы - Гриппандо Джеймс (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
– Как ты ладишь с моими старыми приятелями из сиэтлского управления?
– По-моему, неплохо. – Она остановилась у галереи номер восемь, чтобы посмотреть появившиеся на рынке азиатские овощи из местных оранжерей – верный признак того, что в Сиэтл приходит весна. – А ты слышал другое?
– Я вчера обедал с детективом Кесслером. Говорит, будто утечка в газеты насчет «парной теории» стала для тебя ценным уроком.
– Да уж. Никогда больше не скажу ему чего-то, что не предназначено для печати.
– На самом деле он считает, что вы пришли к взаимопониманию. Если не хочешь, чтобы нечто попало в газеты, скажи ему прямо, в недвусмысленных выражениях. Больше никаких допущений насчет того, что конфиденциально, а что – нет. Помнишь, я говорил, что в тот миг, когда ты начинаешь делать допущения…
– Ты делаешь большое упущение. – Энди улыбнулась. – Помню.
– Хорошо.
– Я просто хочу, чтобы Кесслер не так сильно тыкал меня носом в мои промахи. В день приезда в город Виктории Сантос я испытывала к этому типу особенно сильные чувства.
– Вот ведь забавно. А он высокого мнения о тебе.
– Правда?
– На него произвело сильное впечатление, что ты так быстро предложила эту «парную теорию», пусть даже она и окажется неправильной.
– Он никак этого не показал.
– И никогда не покажет. Дик – сущее наказание. К тому же немного нытик. Но в целом это чертовски хороший детектив. И уважает хороших специалистов. Даже если не показывает этого.
Энди купила несколько пятнистых китайских баклажанов и стеблей лимонного сорго, потом пошла дальше по галерее к ларькам, заполненным свежими и засохшими цветами. Айзек остановился у соседней двери, чтобы приобрести пакет фисташек. Зазвонил телефон. Энди остановилась позади высокой кучи корзин из ивовых прутьев и ответила. Кесслер.
«Да, помяни черта…»
– Ты просила позвонить, как только мы что-то узнаем о первой жертве-женщине. Ну-с, так ее опознали.
Энди зажала пальцем второе ухо, чтобы не мешал рыночный шум.
– Кто она?
– Некто Пола Яблински. Всего три недели назад переехала из Висконсина. Даже работу еще не нашла. Ни друзей, ни семьи в наших краях, что объясняет, почему никто не заявил о ее исчезновении. Сегодня с нами связалась из Милуоки ее мать. Сказала, что дочь больше недели не отвечает на звонки. Судя по присланным описанию и стоматологической карте, это она.
– Толковый выбор жертвы, – сказала Энди. – Никаких связей с нашим районом, никто ее не хватился.
– Идеальная жертва. Особенно если искать пару для Колин Истербрук.
– Колин не приехала в Сиэтл только что.
– Я не это имел в виду. Смотри. Пола Яблински работала в «Холидей инн» в Милуоки. В Сиэтле искала работу в администрации гостиницы. Точно как Колин Истербрук.
– Точно как Бет Уитли, – сказала Энди.
– Значит, по-твоему, Яблински и Истербрук – отдельная пара? Или мы упускаем темную лошадку по имени Уитли?
– Не знаю.
– Я не игрок, – сказал Кесслер. – Но поставил бы триплет.
– Мне неприятно говорить это, – ответила она, невидящим взглядом уставившись на пучок осыпающихся засохших цветов. – Однако боюсь, я тоже.
23
Он был одет во все черное – гладкий силуэт в ранних сумерках. Заднее подвальное окно казалось подходящим входом. Ни сигнализации, ни собаки. На кухне горел свет: она, как всегда, выходя из дому, забыла его выключить – приветственный маяк для потенциального незваного гостя. Он заклеил окно скотчем, потом тихонько постучал, расшатывая оконное стекло. Снял стекло лентой. Открыл окно – и через несколько секунд очутился в доме.
Хозяйка отправилась выпить после работы, потом, вероятно, пообедать и в кино. Он знал ее распорядок, знал круг ее друзей, знал, что она живет одна. Вчерашняя слежка была только одной из многих. Он неплохо представлял себе, когда она вернется домой. Оставалось просто ждать, предвкушать… и готовиться.
Он беззвучно скользнул в подвал. Когда глаза привыкли к темноте, полез по лестнице. У него была с собой отмычка, но дверь оказалась не заперта. Скрипнула, открываясь. Он заглянул внутрь. Отсвет из кухни падал в коридор – тусклый, хотя и такого хватало. Он быстро прошел мимо хозяйской спальни, ничего не потревожив. Прошел прямо в гостевую спальню, снова ничего не коснувшись. Отодвинул дверцу шкафа и шагнул внутрь, закрыв ее за собой. Вряд ли она заглянет сюда. Придет домой и сразу отправится в постель, совершенно не подозревая, что ждет ее в соседней комнате.
Сердце колотилось. Предвкушение всегда подпитывало волнение. Риск усиливал возбуждение – сценарий «победитель получает все». Если кто-то видел, как он вошел, если она сможет как-то почувствовать его присутствие – он окажется в ловушке, буквально загнанным в угол. Но если он проскочил незамеченным – а мужчина знал, что так оно и есть, – ночь полностью принадлежит ему.
Он тихо положил у ног кожаный мешок. В нем все необходимое – его инструменты. Опустился на дно шкафа и замер. Над головой висела одежда, он даже ощущал запахи. Близость добычи всегда обостряла его чувства. Полоски света просачивались через решетчатую дверцу шкафа, разрисовывая тело. Время от времени он смотрел сквозь решетку. В свете уличных фонарей комната казалась бледно-желтой. В углу кровать. Дверь прямо напротив. Входя, он оставил ее открытой и теперь мог видеть коридор.
Он отвел взгляд. Ее возвращения, возможно, придется ждать несколько часов. Надо оставаться настороже. Обычно адреналин не позволял ему расслабиться. Однако сегодня им овладела какая-то рассеянность. Он крепко зажмурил глаза, потом открыл, пытаясь сосредоточиться. Без толку. Все дело в укрытии. Шкаф. Висящая над головой одежда. Узкие полоски света, льющегося через решетчатую дверцу шкафа. Темнота, тишина – это воздействовало на память, на нервы. Он закрыл глаза, чтобы отделаться от воспоминаний, но спасения не было. Он возвращался назад – на многие годы, в детство. И видел себя в кабинете отца – в единственной в доме комнате, куда вход запрещен. Отец там работал, просматривая конфиденциальные документы и материалы из Центра жертв пыток. И совершенно естественно, десятилетнего мальчишку тянуло в комнату, куда запрещено входить. И было совершенно логично забежать туда и спрятаться в шкафу, когда в коридоре раздались шаги отца…
Дверь открылась. Мальчик смотрел через решетчатую дверцу, как отец входит в комнату, и молился, чтобы тот не заглянул в шкаф. Не заглянул. Отец подошел к окну и задернул шторы. В комнате стало темно. А в шкафу еще темнее. Мальчик почти ничего не видел. Сердце снова заколотилось при звуке шагов – отец пересек комнату. Мальчик закрыл глаза и приготовился к тому, что дверца сейчас отворится. Не отворилась. Вот открылся и снова закрылся ящик комода. Мальчик распахнул глаза. Отец что-то держал в руке. Видеокассета. Отец вставил ее в видеомагнитофон. Включил телевизор. Комнату залил мерцающий свет. Отец опустился в кресло – спиной к шкафу. Теперь отец и сын смотрели в одну и ту же сторону, смотрели одну и ту же видеозапись.
Сначала экран был белым как снег, потом появилась женщина. Она сидела на стуле, лицом к камере. Не очень старая; вероятно, немного за тридцать. Короткие темные волосы и загорелая с виду кожа. Она явно нервничала: то и дело облизывала губы, рука сжата в кулак. Не красавица, но симпатичная. Во всяком случае, симпатичнее мамы. Наконец она заговорила:
– Меня зовут Алисия Сантьяго.
– И откуда вы?
Мальчик вздрогнул – второй голос принадлежал отцу. Это была запись беседы психотерапевта с пациенткой.
– Богота, Колумбия.
Мальчик смотрел, не отрывая глаз от экрана, почти забыв, что всего в нескольких футах от него эту же запись смотрит отец. Сам фильм, где отец задавал вопросы, а хорошенькая женщина отвечала, казался более реальным. Его заинтриговало то, что она отвечала на все вопросы врача, даже о подробностях брака.
– Расскажите побольше о вашем муже.
Женщина глубоко вздохнула.
