Несчастный случай - Гарднер Лиза (книги .txt) 📗
— Да, хотя сейчас уже не так сильно, как вначале. По крайней мере не дергает.
— Но вы чувствуете себя лучше? Он улыбнулся:
— Я родился с двумя больными почками. Первая отказала, когда мне было восемнадцать. Вторая начала капризничать в прошлом году. Долгих шестнадцать месяцев на диализе. Вот тогда мне действительно было плохо.
— Существует ли вероятность отторжения?
— Отторжение возможно везде и случается не только с пересаженными органами. Но я, как послушный мальчик, принимаю пригоршнями лекарства и молюсь перед сном. Уж и не знаю, почему Господь дает второй шанс таким старым мошенникам, но сейчас жаловаться не приходится.
— Какое, должно быть, облегчение для семьи. Шендлинг снова улыбнулся, но на сей раз немного грустно:
— Семья у меня не такая уж большая. Только старший брат. Он уехал давным-давно, и с тех пор я его не видел. Была в моей жизни женщина. Однажды она сказала, что ждет от меня ребенка. Наверное, я был слишком молод и, боюсь, воспринял известие не слишком хорошо. Когда сказали, что мне нужна почка… Впрочем, об этом лучше не вспоминать. Ненадежный отец еще хуже ненадежного друга.
— Извините, — сочувственно проговорила Бетти. — Мне очень жаль, что заставила вас вспомнить не самые приятные времена.
— Не волнуйтесь. Мы все совершаем ошибки, но что было, то прошло, а я по-прежнему считаю, что достоинства спокойной жизни сильно преувеличены. Надеюсь, смерть настигнет меня не в постели. — Он состроил гримасу. — Разве что придется снова проходить диализ.
— Не говорите так. Вы проделали такой долгий путь. Кроме того, у вас впереди еще много дел. Например, поиски вашего ребенка.
— Вы полагаете, я собираюсь его искать?
— Да.
— Почему?
— Вы упомянули о нем в разговоре с едва знакомой женщиной, а это означает, что вы думаете о том, как найти его.
Шендлинг замолчал, постукивая пальцами по бокалу с вином, потом серьезно произнес:
— Вы на редкость проницательная женщина, Элизабет Куинси.
— Нет, я всего лишь мать.
— Не знаю… — Шендлинг поднял бокал и, поднеся к губам, сделал глоток, как бы подводя черту под не совсем приятной для него темой. — Я даже не знаю, мальчик это или девочка, не говоря о том, мой ли ребенок вообще. Кроме того, возраст совсем не мешает мне путешествовать по миру, так что большую часть времени я провожу вне дома. Вряд ли подходяще для образцового отца.
— Чем вы занимаетесь?
— Специализируюсь на всяких мелочах.
— Как это? Он усмехнулся:
— А вот так. Езжу по миру, отыскивая разные хитрые, занимательные, интересные, а самое главное, дешевые вещицы. Деревянные шкатулки из Таиланда. Лакированные штучки из Сингапура. Бумажные змеи из Китая. Вы приходите в магазин подарков и влюбляетесь в какую-нибудь резную безделушку топорной работы и по беззастенчиво завышенной цене. Так вот, Бетти, это я. Я нашел ее специально для вас. Разумеется, со стопроцентной накруткой.
Она недоверчиво покачала головой:
— Только не говорите, что так можно зарабатывать на жизнь.
— Я зарабатываю на очень хорошую жизнь. В таком деле самое главное — объемы. Я закупаю безделушки контейнерами.
— У вас, должно быть, наметанный глаз.
— Нет, я всего лишь импульсивный покупатель с огромным опытом. — Шендлинг усмехнулся. — А вы? Чем занимаетесь вы?
Совсем невинный вопрос. Вполне естественный после всего, что он рассказал о себе. Тем не менее Бетти вздрогнула, и в тот же миг улыбка слетела с его лица.
— Извините. Мне так жаль, Бетти. Дурацкая привычка сначала говорить, а уж потом думать. Поверьте, я лишь хотел уйти от этой темы и…
— Нет-нет, все в порядке. Вы задали вполне уместный вопрос и столько рассказали о себе…
— Но вы ведь совсем в ином положении. Вам-то куда труднее, и мне следовало принять это во внимание.
— Нет, — пробормотала она, — дело в другом. Шендлинг кивнул, как бы приглашая ее продолжать, показывая, что готов слушать, и его сияющие голубые глаза наполнились искренним сочувствием.
— Меня воспитывали для роли жены, — начала Бетти. — Жены человека из высшего общества. Предполагалось, что я должна буду заниматься обустройством дома, принимать гостей и всегда улыбаться, когда рядом муж. И конечно, буду хорошей матерью. Чтобы воспитывать следующее поколение таких же жен.
Тристан понимающе кивнул.
— А потом… потом я решила развестись. Смешно, но я даже не заметила, как это случилось. Приходилось заботиться об Аманде и Кимберли. Им было нелегко. Девочкам требовалось внимание. А от меня требовалось дать им это внимание. Если раньше я была дополнением к мужу, то затем превратилась в дополнение к дочерям. Тогда это казалось совершенно естественным.
— Вот только маленькие девочки рано или поздно вырастают, — вставил Тристан.
— Три года назад Кимберли поступила в колледж, — тихо сказала Бетти. — И с тех пор изменилось все.
Она опустила взгляд. Не смогла справиться с нахлынувшими чувствами. Музыканты играли блюз, и какая-то немолодая уже певица с болезненным надрывом повторяла:
«Вот и пришла любовь… так поздно…»
Бетти чувствовала, как ее заполняет меланхолия.
Ее прекрасный и пустой городской дом из темно-красного кирпича. Молчаливые комнаты. Четыре отдельных и так редко звонящих телефона. Фотографии на стенах — все, что осталось от людей, которых она когда-то любила.
Бетти вспомнила, как всего месяц назад стояла на холме перед свежевырытой черной могилой.
Прах к праху, пыль к пыли…
Ей было сорок семь, и Бетти больше не знала, для чего живет. Она перестала быть женой, перестала быть матерью Мэнди и уже не понимала, где ее место.
Тристан протянул руку, дотронулся до ее плеча. Бетти подняла голову и увидела, что он больше не улыбается. Теперь на его лице было несколько мрачное выражение, сходное в чем-то с ее собственным. В какой-то момент ей представилось, как он приходит в себя после операции по трансплантации и обнаруживает, что рядом никого нет. Ни жены, ни детей. Никого, кто протянул бы руку. Он знает, что такое одиночество. Да, знает.
Бетти сжала пальцы мужчины. Певица продолжала выводить «Вот и пришла любовь…», и время словно остановилось.
— Бетти, — мягко сказал Шендлинг, — давайте прогуляемся.
На выходе из ресторана их встретил тяжелый жаркий воздух, но солнце уже садилось, а Бетти всегда нравилось это время дня. Мир стал приглушенным и бархатистым, утратив резкую пронзительность цвета, но вместе с тем и жесткость линий. В таком мире она чувствовала себя уютнее.
Они шли молча, не определив для себя никакой конкретной цели, но направляясь по взаимному молчаливому согласию к Риттенхаус-сквер.
— Моя очередь спрашивать, — сказал вдруг Тристан. Уступая жаре и влажности, он ослабил узел галстука и закатал рукава, но при этом почти не проиграл в элегантности, и Бетти видела, что прохожие поглядывают на них.
— Спрашивайте, — согласилась она и, заметив, что Тристан смотрит на нее с некоторой нерешительностью, ободряюще кивнула.
— Обещаете, что не обидитесь?
— Вам придется сильно постараться, чтобы обидеть женщину, выпившую два бокала вина.
Тристан остановился перед Бетти и повернулся так, что они оказались лицом к лицу.
— Дело ведь не только в почке, верно?
— Что?
— Я хочу сказать, дело ведь не только в том, что мне пересадили почку вашей дочери, верно? Понимаю, что вопрос звучит грубо, и не хочу вас обижать, но вечер получился еще лучше, чем я себе представлял, и мне надо знать. Некоторые считают, что, получая чей-то орган, получаешь как бы и частичку чужой души. Вы ведь согласились встретиться со мной именно поэтому? Я для вас в какой-то степени заменитель дочери, так? — Наверное, он заметил ее удивленный взгляд, потому что поспешно добавил: — Я это к тому, что мне хочется поцеловать вас, Элизабет Куинси, но вряд ли стоит идти на такой шаг, если вы воспринимаете меня как некий заменитель вашей дочери…
Такое признание ошеломило ее. Пальцы вспорхнули к вороту блузки и замерли там.
