Вендетта по-русски - Гайдуков Сергей (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
— Ну что ж, может быть, и так. Может быть, Вася действительно не совершал ничего более омерзительного…
— То есть вы-то совершали и более омерзительные вещи?
— Ну что вы меня ловите на словах? — укоризненно сказал Булгарин. — Я хотел сказать совсем другое: может, Вася Кожухов действительно совершил что-то ужасное, но я об этом не знаю…
— То есть? Вы работали вчетвером по заданию Николая Николаевича и вы не знаете, что делал Кожухов?
— Вот именно. Задание было, а работали мы все-таки несколько порознь…
У Кожухова была своя работа, у меня своя. Вот так. — Булгарин улыбнулся, изо всех сил стараясь быть респектабельным бизнесменом, дистанцироваться от себя самого, оставшегося в прошлом. Но у меня со вчерашнего дня было слишком плохое настроение, чтобы позволять такие увертки.
— А мне кажется, что вы работали вместе, — сказал я. — И Стаса Калягина даже тошнило от этой работы. Наступила тишина. Булгарин смотрел не на меня, а на что-то, находящееся за моей спиной, хотя там была лишь стена. Он смотрел сквозь меня, словно заглядывал в прошлое и видел там нечто, в реальность которого поверить было трудно. Но ничего другого не оставалось.
— Хорошо, — медленно произнес Булгарин. — Давайте говорить в открытую.
Вы знаете такие вещи, которые не мог знать никто, кроме нас пятерых. Может быть, вы также знаете, что после того как… Когда все кончилось, и мы знали, что задание провалено и что нам скорее всего придется уйти с работы… Тогда Николай Николаевич сказал; «Будет лучше; если вы больше не будете встречаться друг с другом. Чтобы не было потом пьяных воспоминаний, соплей и так далее. Это была секретная работа, и она должна остаться в секрете. Вся информация должна остаться в ваших головах. Это приказ. Мы проиграли на данном этапе, и я вынужден буду уехать, но будьте уверены: у меня хватит сил и возможностей проконтролировать выполнение вами этого приказа. Пусть пройдет пять лет, десять, пятнадцать — все должно оставаться внутри вас. Выплеск информации наружу угрожает интересам очень влиятельных людей, и я вам гарантирую, что они остановят распространение такой информации любой ценой. Возможно, они поручат сделать это мне. И я выполню это, несмотря на свое профессиональное уважение к вам. Сделайте выводы и не делайте ошибок». Вот так он сказал. И знаете что, Константин? Раз вы знаете про то, как тошнило Стаса, раз вы вообще знаете о нас, — это говорит о том, что кто-то из нас четверых этот приказ нарушил. Леонов? Или Стас Калягин?
— Какая разница? Теперь мертвы они оба.
— Вот именно. Пока — только они. И я не хочу, чтобы этот дуэт превратился в трио. У меня полно дел. Я еще не насладился жизнью. Поэтому я закрою рот и не скажу вам ничего. И более того — посоветую вам сделать то же самое. То, что тогда случилось… Кожухов может называть это омерзительным, но так было нужно сделать. И мы это сделали. Все разговоры, все расследования уже ничего не изменят. Поэтому просто забудьте об этом, Константин. Скажите Ольге Петровне, что ничего не нашли. Пусть и она забудет.
— Мне кажется, что смерть мужа и сына — не такие вещи, которые можно забыть.
— А жаль… Все было бы значительно проще, если бы это можно было сделать. Давайте закончим на этом нашу беседу, — предложил Булгарин. — Вы добились своей цели, вы испортили мне настроение. Я хочу закончить.
— Пожалуйста! — Я поднялся со стула. — Так, значит, Николай Николаевич запретил писать вам мемуары? Булгарин дернулся как от удара током.
— Что? Какие мемуары?
— Я к тому, что Николай Николаевич запретил вам разглашать информацию.
А какие могли бы получиться Мемуары! Сейчас это очень модный жанр…
— Возможно, возможно, — заторопился Булгарин, выпроваживая меня из кабинета. — Если хотите, мы можем встретиться еще раз, скажем, завтра, в более уютной обстановке. Здесь неподалеку есть частный клуб, там прекрасная рыбная кухня… Я угощаю вас как гостя столицы. И вообще, — произнес он уже в дверях. — Я не знаю, что вам наговорили Леонов или Кожухов… Лично я там имел очень скромную роль. Я не сделал ничего такого, чего можно было стыдиться. Честное слово. У меня нет таких воспоминаний, которые надо заливать водкой, как это делал Паша…
— А почему вы переехали в Москву? — спросил я, и этот вопрос удивил Булгарина.
— Как почему? Здесь такие возможности, каких никогда не будет у нас в Городе.
— Возможности? Какие возможности вы имеете в виду?
— Скажу вам по секрету, — Булгарин прошептал это мне на ухо, видимо, окончательно вернув себе приятное расположение духа. — Здесь, в Москве, деньги просто валяются под ногами.
Я сказал, что только прошел пешком от остановки метро до его офиса, и на асфальте не было ни рубля. Булгарин рассмеялся и сказал, что нужно знать места. Потом он открыл перед мной дверь, я вышел, едва не столкнувшись с изящной брюнеткой в черном платье. Она не походила на офисного работника. И точно — я услышал запоздалое восклицание секретаря:
— Олег Петрович, к вам супруга!
Женщина в черном вошла в кабинет Булгарина, и дверь за ней закрылась. Я ощутил оставшийся после нее в воздухе слабый след духов, и аромат подействовал на меня странно. Я достал из кармана визитную карточку и положил на стол секретарши Булгарина. Позже я сообразил, что на самом деле означал мой неосознанный жест, и ужаснулся себе. Честное слово.
Я вышел из этого здания с усиливающейся головной болью: перемена климата, во-первых, и булгаринские разговоры, во-вторых. Он меня просто измотал. Он заставлял меня надеяться на то, что вот-вот, в следующий миг, под влиянием страха или удивления он не выдержит и начнет говорить, излагая факты… но этого не происходило. Булгарин изображал оцепенение, испуг, шок — и ничего не говорил. Все ограничилось уверениями в том, какой хороший человек Олег Петрович и какой плохой Николай Николаевич. Поэтому мне следует прекратить всякие расследования и… Вот забавно. Я подумал, что Булгарин проявил себя достаточно искусным в словесных играх: как Леонов годы спустя после увольнения играючи ломал руки, так этот манипулировал собеседником.
Старая закалка. Ладно, посмотрим.
В чем он пытался меня убедить? В том, что сам Булгарин ни в чем особо гадком замешан не был и даже пресловутое задание Николая Николаевича его не коснулось в той степени, что Кожухова? Назовем это самооправданием. Он также пытался убедить меня в том, что Николай Николаевич — «мерзавец», жестокий и злопамятный. При этом — «если ему свалится кирпич на голову, я буду только рад». И подчеркнутые опасения самого Булгарина, что разговоры о прошлом приведут к каким-то акциям со стороны Николая Николаевича. Назовем это созданием образа врага. Хотя я и раньше имел представление об этом образе.
Булгарин под конец стал советовать мне отказаться от расследования, потому что Николай Николаевич слишком крут. Это вроде бы логически вытекало из предыдущего пункта, но хотел ли действительно Булгарин, чтобы я оставил Николая Николаевича в покое? Вряд ли. «Если ему свалится кирпич…» и так далее. Булгаринское запугивание было рассчитано на мою отрицательную реакцию. Ну как же, разве можно поддаваться на какие-то угрозы и предупреждения? Я должен был после таких слов лишь сильнее заняться Николаем Николаевичем. И в этом скорее всего заключалась цель Булгарина.
Подведем итог: он хотел обелить себя, он показывал мне злодея и направлял меня на него. Вот забавно. Все это было слишком искусственно, чтобы быть истинным. Как мне показалось, стопроцентно натуральная реакция проявилась у Булгарина только один раз, в самом конце разговора, когда он уже посчитал дело сделанным. Тогда я спросил: «Так, значит, Николай Николаевич запретил вам писать мемуары?» И он вздрогнул. Я-то имел в виду мемуары Павла Леонова. А о чем подумал Булгарин? Вот в чем вопрос.
Я шел по направлению к станции метро, стараясь отыскать глазами аптечный киоск, где можно было бы купить аспирин или цитрамон, чтобы унять головную боль. И еще мне требовалось снять номер в гостинице.